Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сир, сир, наш корабельщик, страшась сарацин, которые ему угрожают, хочет высадить нас на берег, где мы все будем зарезаны и убиты!
Жуанвиль тотчас же приказал кормчему держаться течения, но тот не внял этому распоряжению, и тогда славный сенешаль, которому помогли подняться, выхватил меч и пригрозил кормчему, что, если тот хоть на шаг приблизится к суше, он убьет его без всякой жалости. Угроза подействовала, и кормчий стал вести судно посредине реки, на одинаковом удалении от обоих берегов; но вскоре корабли дошли до того места, где Нил перегородила флотилия султана. И тогда кормчий спросил у Жуанвиля, что тот предпочитает: по-прежнему двигаться вперед, причалить к берегу или же бросить якорь посредине реки? Жуанвиль решил бросить якорь, но едва начали выполнять эту команду, как появились четыре галеры султана, на борту которых было более тысячи человек; они двигались бок о бок, намереваясь блокировать французскую флотилию и лишить ее всякой надежды на спасение. Увидев это, Жуанвиль стал держать совет со своими рыцарями: кому им следует сдаваться: тем сарацинам, что на берегу, или же тем, что на кораблях? По общему мнению, сдаваться надо было сарацинам на кораблях, ибо такое решение, по крайней мере, давало шанс, что пленников не разлучат. Среди всей команды нашелся лишь один человек, не желавший сдаваться в плен: это был церковник, требовавший, чтобы все умертвили себя, дабы вместе отправиться к Господу Богу, но никто не согласился с его мнением.
Тогда Жуанвиль взял небольшую шкатулку, где он хранил свои драгоценности и самые священные реликвии, и, чтобы она не попала в руки неверных, швырнул ее в воду. Один из матросов подошел к Жуанвилю и сказал, что они все погибнут, если он не позволит заявить сарацинам, что их пленник — родич короля. Жуанвиль разрешил ему говорить все что заблагорассудится. В эту минуту вплотную к ним подошли галеры сарацин, и одна из них бросила якорь, встав на траверзе корабля христиан. Доблестный рыцарь уже считал себя погибшим и препоручал свою душу Господу, как вдруг какой-то сарацин, вероятно проникшись к Жуанвилю жалостью, добрался вплавь до его галеры и сказал ему:
— Сир, если вы не доверитесь мне, вы погибли. Скорее прыгайте в воду; они вас не заметят, так как будут грабить ваш корабль, а я тем временем спасу вас.
Жуанвиль, не ожидавший подобной помощи, не стал терять ни минуты и, воспользовавшись советом, прыгнул в Нил. Сарацин поддержал сенешаля, так как тот был слаб и один неминуемо утонул бы. Вдвоем они доплыли до берега, но стоило им ступить на землю, как на них набросились душегубы; однако сарацин прикрыл Жуан- виля своим телом и крикнул:
— Родич короля! Родич короля!
Он сказал это вовремя, ибо Жуанвиль уже ощутил у себя на шее холодное лезвие ножа и упал на колени. Однако надежда на щедрый выкуп взяла верх над жаждой крови. Пленника препроводили в замок, где разместились сарацины; видя, как он слаб, они сжалились над ним: с него сняли кольчугу и набросили ему на плечи подбитый беличьим мехом алый плащ, подаренный ему матерью; одновременно кто-то принес ему белый ремень, которым он перепоясался, а кто-то третий дал ему шпяпу, которой он прикрыл голову.
Что же касается короля, то он видел разгром своей флотилии, но, не в силах прийти ей на помощь, продолжал двигаться по берегу, по-прежнему преследуемый сарацинами и по-прежнему столь преданно охраняемый Саржином и Шатильоном, что ни один сарацин не осмеливался приблизиться к ним, ибо оба рыцаря отгоняли неверных ударами мечей, как, по словам Жуанвиля, бдительные слуги отгоняют мух от хозяйского кубка. Но в конце концов, изнемогая от усталости и не в силах более держаться в седле, король был вынужден остановиться в Минье, «в жилище одной горожанки, родом из Парижа», но он был так плох, что приближенные сомневались, переживет ли он этот день.
Стоило королю броситься в постель, как к нему примчался мессир Филипп де Монфор и сообщил ему, что он заметил среди тех, кто их преследовал, эмира Зейн ад-Дина, с которым они вели в Мансуре переговоры о мире. Верный рыцарь пришел спросить у короля, не соблаговолит ли тот разрешить ему предпринять последнюю попытку и добиться от эмира хотя бы короткого перемирия. Король предоставил ему полную свободу действий. Мессир Филипп де Монфор взял небольшой конвой и в его сопровождении выехал из города, направившись к неверным; он встретился с ними в ту минуту, когда они устроили короткий привал и передыхали, чтобы совершить нападение на город, куда на их глазах вошел король. Их оружие лежало рядом с ними, а размотанные тюрбаны были разостланы на песке.
Рыцарь оставил конвой в пятидесяти шагах от сарацин и направился прямо к эмиру, который, видя, что человек приближается один, и догадываясь, что он явился с каким-то поручением, подал знак пропустить его. Мессир Филипп напомнил эмиру условия, предложенные султаном, а именно: сдача Дамьетты в обмен на Иерусалим, что должно гарантироваться особой самого короля, оставленного в качестве заложника. Король Людовик принял эти условия, и мессир Филипп де Монфор пришел спросить у эмира Зейн ад-Дина, по-прежнему ли он расположен принять их. Страх, который король, даже тяжело больной и беспомощный, все еще внушал сарацинам, был так велик, что их предводитель немедленно подтвердил свое согласие. Тогда в знак принятого на себя обязательства сир де Монфор снял свой перстень и отдал его эмиру; но в ту самую минуту, когда эмир надевал его на палец, предатель по имени Марсель, выбежав из города и приблизившись к конвою Монфора, крикнул:
— Сеньоры рыцари, сдавайтесь; это приказывает вам король. Ваше сопротивление грозит ему гибелью.
Не усомнившись в подлинности его слов, рыцари тотчас бросили оружие и доспехи; сарацины же, воспользовавшись благоприятным случаем, сразу же напали на небольшой отряд. После этого эмир вернул перстень Филиппу де Монфору, заявив:
— С пленниками переговоров не ведут.
Этот ответ стал сигналом к новой атаке. Филипп де Монфор примкнул к отряду Гоше де Шатильона. Сарацины во главе с двумя эмирами — Зейн ад-Дином и Джемаль ад-Дином — направились к городу. Услышав шум сражения, король собрал последние силы и, покинув неукрепленный и незащищенный дом, в котором его принимали, отправился во дворец Абу Абд-Аллаха, владетеля Миньи,