Загадочные края - Вера Ковальчук

с дерева, других дочерей нет. Я решил, что лучше это, чем ничего. – Боец равнодушно смотрел на крестьянскую девушку. – Да она крепкая и здоровая, а таких охотно покупают. Всё умеет что положено.

– Ладно, – пробурчал ярл. – Новости есть?

– От кого? – удивился его собеседник. – Все новости ты узнаёшь первым.

– Мало ли. От Сорглана, например.

– От графа? Разве он не в столице?

– Да в столице, в столице. Я просто спросил. Мало ли. – Скиольд снова посмотрел на девиц. – Ладно, пусть идут работают. Скажи на кухне, чтоб выбрали из них самую умелую. Заодно и посмотрим, что они могут. И предупреди: будут плохо работать, станут развлекать моих парней.

Скиольд обошёл будущих рабынь и поднялся на дощатый причал, на ту его часть, которую пока не занимали остатки дани. Он хмуро смотрел в серую воду, аккуратно отражающую облака, которые всё норовили затянуть небо, и думал о человеке, которого до двадцати лет считал отцом.

Сорглан всегда внушал ему трепет, и хотя возмужавший Скиольд старался давить это чувство в себе, остатки пиетета никуда не делись. Во-первых, граф был воином, как говорили, одним из лучших среди воинов империи, и мог бы добиться высокого поста, если б только хотел. Он не проиграл почти ни одной битвы. Только, как говорили, подвела его удача в паре мелких сражений, но и там он смог всё повернуть так, что эти поражения не лишили его армии и в итоге привели к победам. Во-вторых, граф был графом и имел огромное влияние в своих владениях и при дворе. Император относился к нему доверительно, а это многого стоило. В собственных же землях его власть почти ничем не была ограничена. Ещё и потому, что повиновались ему с радостью.

Старший сын Алклеты всегда завидовал своему отчиму, но больше всего на свете хотел бы быть на его месте. Он слегка презирал его за то, что тот провозгласил своим наследником чужого сына в угоду жене, что так снисходителен к рабам и слугам. Но нельзя было не признать, конечно, что он справлялся с ними, и отлично справлялся. Его люди по доброй воле шли за ним в огонь и воду, не оглядываясь, жена была покорна, несмотря на то, что количество поблажек, делаемых ей мужем, достигла, с точки зрения Скиольда, запредельного, недопустимого числа.

Ярл знал, что отчим никогда не бил его мать, ни разу не толкнул, не замахнулся, не оскорблял. Скиольд считал, что это глупость, но приходилось признать, что, несмотря на такое попустительно, жена не только не обманывала его, но и уважала, и любила, и слушалась. То же самое и с рабами. Этому Скиольд тоже завидовал, как и взгляду отчима, который почти всегда, когда они жили вместе, заставлял его прикусить язык. Сорглан был сильным человеком.

И, несмотря на свою внешнюю самоуверенность, ярл всё-таки боялся, что граф Бергденский явится сюда за приёмной дочерью. Скиольд не думал, что отчим действительно привязан к девчонке, скорее пойдёт на принцип. И он сомневался, что Сорглан посмеет что-то ему сделать, был уверен, что дальше разговора дело не пойдёт. Но этот разговор обещает стать чертовски неприятным. Ярл, не признававший никаких авторитетов, кроме себя, даже себе отказывался признаться, что отчим оставался для него каким-никаким, но авторитетом.

Мужчина смотрел в воду у причала, а сам всё думал о родителях. Об обоих. Он и не догадывался, что всё-таки по-своему сильно любит мать. И очень болезненно её ревнует.

Но себя, конечно, он любил больше.

– Эй! – вынырнув из глубин переживаний и размышлений, окликнул своих людей, которые толпились у вытащенного на берег корабля. – Скоро будете готовы?

– Вот-вот, ярл, – откликнулся один из них, весёлый, нахальный; он много себе позволял, потому что был побратимом Скиольда. Звали его Стейн. Ярлу нравилось его воображение и упорство – лучше него никто не мог вести допрос пленных.

– Отлично. Соберётесь – и завтра же с утра выступайте. Сельцо нужно научить уму-разуму на сотню лет вперёд. И если найдётся более или менее приемлемая молодёжь, изволь проследить, чтоб её ещё можно было продать. Ты меня понял?

– Постараюсь, ярл, – усмехнулся Стейн. Ему было лет двадцать пять, не больше, а жизненного опыта и ярости к удовольствиям хватило бы на двух сверстников. Он упёрся плечом в днище корабля, как и все остальные. Бойцы спускали судно на воду и работали в полную силу.

25

А тем временем за несколько десятков миль оттуда корабли герцога уже шли под всеми парусами в сторону многострадального поместья. Восемь больших кораблей по внешнему виду напоминали старинные парусники, но построены были совершенно по-другому, чем это делали в древности на Терре. Они были куда больше среднего гребного судна и даже парусного гиганта – большой боевой корабль герцога принял на борт больше шестисот воинов, провизию, запас воды, и ещё осталось место для всяких мелочей, без которых сложно вести войну. Был на каждом корабле и лекарь с помощником и со всем нужным скарбом, а на флагмане поместились даже два – военный врач Ригана, прекрасный травник, и Валентин, хирург, которого Сорглан по такому случаю настойчиво предложил герцогу. Помимо того с флотилией шли несколько маленьких кораблей сопровождения и быстроходный корабль-разведчик.

Наследник императорского престола, одетый в потрёпанную чёрную замшевую одежду, а не в мундир, своим видом ничем не отличался от своих людей. А рядовые гвардейцы выглядели даже наряднее его.

Флагман принял чуть больше воинов, чем предполагалось сначала; на борту стало тесновато, но всё необходимое кое-как разместили. На корабле имелись три помещения, поднятые над трюмом – каюта герцога, запасная каюта, в которой разместили Гранмара и трёх старших офицеров, и что-то вроде закрытого камбуза, где имелась небольшая печка. Так что горячая еда готовилась по необходимости, а не только по вечерам, и кораблю для этого не нужно было приставать к берегу. Каждое судно Ригана было оборудовано подобным камбузом. Так что эскадра и по этой причине передвигалась куда быстрее, чем можно было ожидать.

В своей каюте герцог приказал разместить на большом столе подробную карту и каждый день отмечал на ней путь, пройденный флотилией, чтоб случайно не пропустить какую-нибудь важную мелочь. Офицеры Ригана обязательно раз в день собирались у него на флагмане (перебирались сюда со своих кораблей), но ненадолго – лишь сверить данные и обсудить их. Герцог снова не высыпался, а потому был хмур,