Избранное - Иван Ольбрахт

— Он сказал не все.

— Что ж, пожалуйста. Это даже становится интересным. Так, значит, вы боитесь гражданской войны? Верю. Я мог бы на это сказать тебе, что против нее есть одно-единственное средство: ваш добровольный отказ от экономических и политических привилегий. Ты мне ответишь, что это невозможно, и наш спор не сдвинется с места. Итак, вы боитесь. Ладно. Что же дальше?

— Существующий правопорядок действительно не допускает экспроприации. А менять этот порядок мы не хотим, ибо убеждены, что он нравится большинству населения.

— То есть вам.

— Да, я тоже среди этого большинства. У нас, однако, есть другой способ самозащиты. Мы хотим создать как можно более многочисленный слой довольных людей, которые будут опорой нашего строя. Удовлетворить всех, разумеется, невозможно.

— То есть невозможно удовлетворить пролетариат?

— Да, удовлетворить его широкие слои пока невозможно. Ты знаешь, что в этом направлении было сделано много попыток. Добрая воля была налицо, ваши лучшие люди введены в правительство… Но экономические условия мешают этому.

— Ты откровенен.

— Наша аграрная реформа, наша торговая и финансовая политика направлены на то, чтобы в государстве стало больше независимых, зажиточных, довольных и преданных государству граждан.

— Среди всех слоев населения, но не среди рабочих. Все это делается за их счет.

— Среди рабочих мы тоже хотим создать прослойку довольных.

— Впервые слышу!

— Разумеется, невозможно удовлетворить весь пролетариат, но можно сделать зажиточными и довольными его вождей и лучших рабочих, на основе естественного отбора. Целый ряд ваших людей был назначен членами правлений банков и различных предприятий. Мы обеспечили им солидно оплачиваемые посты в политических, культурных и других учреждениях. Как ты думаешь, почему мы сделали это? Из личных симпатий? Ничего подобного! Мы хотели сделать их независимыми от настроений улицы, дать им возможность вести действенную, укрепляющую государство политику, ибо в конечном счете только она идет на пользу рабочему классу.

— Гм! — иронически улыбнулся Яндак. — Может быть, ты хочешь и меня подкупить?

Подградский пропустил это замечание мимо ушей и продолжал:

— В конце концов… к чему отрицать? Мы делали все это для того, чтобы приручить рабочих лидеров. Многим из них мы дали возможность разбогатеть другим способом — торговлей. Они проявили к ней блестящие способности. — Подградский сдержанно усмехнулся и заговорил чуть-чуть медленнее и выразительнее, но все тем же учтивым тоном светского человека. — В этом деле нам отлично помогли их жены и дочери. В конце концов по-человечески все это вполне понятно: почему бы жене социалистического лидера не жить в комфорте, не ездить в автомобиле, не одеваться в шелка и меха, не абонировать ложу в Национальном театре? Женщины податливее мужчин, которых подчас трудно склонить к переходу от твердых принципов к гибкой практике. Итак, торговля тоже оказала нам хорошую услугу. Если политический деятель из рабочих выполняет полученный от нас казенный заказ не так добросовестно, как мы могли бы требовать от профессионального коммерсанта, то… к нему нужно быть снисходительнее. Уж если говорить вполне откровенно, то мы были даже довольны, когда такой поставщик оказывался немного неточным, ибо эта неточность связывает. Тот, кто свершил с нами не совсем добропорядочную сделку, должен все время помнить, что мы можем в любой момент довести об этом до сведения его избирателей.

— Гм! — сказал депутат Яндак и попытался улыбнуться, но это ему не удалось. — Ты рассказываешь интересные вещи. Коррупция в Чехословакии? Не хочешь ли ты и меня подкупить? Может быть, тебе поручено предложить мне место в правлении какого-нибудь банка?

— Об этом, несомненно, можно будет со временем поговорить. Но сегодня я не могу тебе предложить этого.

— Чем же ты хочешь меня подкупить в таком случае?

Яндак пытался произнести это иронически, но иронии не получилось.

— Подкупить? — протянул Подградский, чуть пожал плечами, слегка наклонил голову и искоса взглянул на депутата. — В этом уже нет надобности.

Депутат стал бледен, как лежавшая перед ним бумага.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, тщетно стараясь говорить спокойно.

— Это уже произошло.

Депутат вскочил.

— Что уже произошло?

— Садись, Карел, и не нервничай.

— Нет, нет! — кричал депутат, все повышая голос. — Что такое произошло? Ты имеешь в виду огнетушители?

— Да, — спокойно ответил Подградский.

— Какое мне до них дело? — яростно крикнул депутат. — Какое мне дело до этих огнетушителей? — Глаза его сверкали, он сжал кулаки, словно готовясь к нападению. — Какое мне вообще до вас дело?

— Садись, Карел, и выслушай меня.

— На это вы меня не возьмете, господа!

Голос Яндака стал хриплым.

— Садись, Карел. Вот увидишь, мы договоримся.

— Я не боюсь вас! — сказал Яндак уже слабеющим голосом.

— Убедительно тебя прошу, выслушай меня.

— Пожалуйста! — Яндак сделал величественный жест и сел. — Продолжай! Итак, огнетушители. Продолжай, это очень интересно!

Подградский тоже сел, глядя в упор на депутата, исполненный решимости не выпускать противника, загнанного в угол.

— Я неохотно начинаю разговор на эту тему и, как видишь, прибегаю к ней как к крайнему средству. Обстановка сейчас слишком серьезная, и ты слишком опасный для нас противник. Ты должен отказаться от пропаганды большевизма. Другого выхода у тебя нет. Ты должен сделать это. Я не выпущу тебя отсюда, пока ты не пообещаешь мне это.

— Хотел бы я знать, чем ты меня принудишь?

— Угрозой предать гласности акт об огнетушителях.

Глаза Яндака вновь блеснули.

— Эту сделку заключал мой брат.

— Эх, — махнул рукой Подградский, — разреши затруднить тебя изложением всего этого дела не так, как оно представляется тебе, а так, как оно известно нам, с нашей точки зрения. Твой брат всего лишь пекарь в городке Нова Пака, это верно. Но разве нам нужен был твой брат, исправный обыватель, далекий от политики, рядовой избиратель, не более? Нам нужен был ты, депутат Яндак, один из вождей пражского пролетариата, человек с опасной фантазией… Дело было весной прошлого года. Шло строительство и оборудование сотен казенных зданий, возможности получения заказов открывались невиданные. Твой брат — сообразительный человек, и он почуял это. И вот однажды ты обратился к нам с вопросом, не может ли твой брат получить заказ на огнетушители для какой-то там промышленной школы, которая строилась в вашем городе. Ты, очевидно, представлял себе дело так, что твой брат сможет заработать тысячу — полторы, которые ему очень пригодятся. Самая невинная протекция, не правда ли? В политической жизни тогда была полнейшая гармония, все мы общались между собой, партийных различий как бы не существовало, мы были опьянены свободой, как ты выразился. Кому могло прийти в голову, что через год мы станем заклятыми врагами? И вот, признаюсь тебе: нам это пришло