Ступени профессии - Борис Покровский

В этом отношении Покровский очень строг и аскетичен, даже суров. Любые иные пути воздействия, а они нередко доминируют в оперных спектаклях, он считает негодными для оперного искусства, вредными, как раз и приведшими к снижению общественной значимости жанра. Именно теми «вывихами», которые совершенно необходимо вправить. И в своем творчестве в этом отношении он безупречен.

Таким образом, взгляд Б. А. Покровского на режиссера как на фигуру ведущую в современном оперном театре, как на того, «от которого все зависит» — точка зрения, красной нитью проходящая через его собственное творчество и через все, что он пишет и говорит, вытекает из соображений весьма принципиальных и общезначимых.

Эта точка зрения нисколько не умаляет значимости в оперном театре дирижера. Если не будет по-настоящему высокого музыкального уровня спектакля, то самому талантливому режиссеру в этом театре будет просто нечего делать. Даже если он благодаря каким-то ухищрениям и поставит в таком случае с интересом смотрящийся спектакль, все равно это не будет оперный спектакль. К тому же режиссер на встрече спектакля со зрителем — ради чего спектакль и сделан — остается за кулисами. Спектаклем «командует» дирижер (Покровский любит называть его «первый артист»). А плохо продирижированный оперный спектакль — это погубленный спектакль, как бы хорошо он ни был поставлен режиссером.

Излишне говорить, что не умаляется и значение музыкально-вокальной стороны деятельности артистов. Их музыкальная подготовка — важнейший компонент их профессиональности. А без высокопрофессиональных артистов любой профессиональный театр — просто не театр.

Но эти стороны оперного театра, их важность, необходимость, требования к их уровню на сегодняшний день достаточно ясны и общепризнанны, ни у кого не вызывают сомнений. И не только дирижеры, но и артисты оперы проходят, как правило, солидную подготовку в консерваториях именно как музыканты.

Что же касается стороны театральной, то здесь дело обстоит во многом по-иному. И в книге читатель не раз встречался с разговором о том, что многим работникам оперного коллектива нередко свойственны весьма смутные представления о сценических законах избранного ими искусства. Режиссер как раз и должен помочь всем работникам оперного театра полноценно и всесторонне овладеть именно своими профессиями. В этом его задача, а вовсе не в придумывании чего-то органично не свойственного оперному искусству, привносимого «со стороны», где-то заимствованного.

Музыкальный театр — самому этому наименованию жанра, не случайно ведь сложившемуся исторически из двух слов, определенным образом сочетающихся, обязательно должны соответствовать два не уступающих друг другу по силе и значимости «крыла»: музыкальное и театральное — убежден Покровский. Только тогда, при их наличии и правильном функционировании, возможен успешный взлет и удача всего «полета».

Насколько успешна эта борьба за оперу, которую вот уже несколько десятилетий последовательно и неутомимо ведет Б. А. Покровский? На этот вопрос сегодня ответить еще трудно. Сам он, например, считает, что одно из самых важных ее направлений — пропаганда оперы в ранее «неоперных» местах с помощью гибких и мобильных камерных опер — пока что не осуществилось. Все еще остается его мечтой. Но то, что деятельность Б. А. Покровского в этом отношении не прошла бесследно, не вызывает ни малейших сомнений. И будущие историки оперы, говоря о нашем времени, несомненно отдадут должное тому, что сделал и продолжает делать Б. А. Покровский. В частности, сегодня в любом городе и поселке будут рады, счастливы встретить тот самый Камерный театр, который всего несколько лет назад — об этом написано в книге — никто ни видеть, ни слышать не хотел.

Возникли ли взгляды Покровского на «чистом месте», являясь до него полностью неизвестными? Нет. И сам Борис Александрович ни в коей степени на это не претендует. Наоборот, он всячески подчеркивает, что опирается и как теоретик, и как практик на целый ряд славных предшественников, которых считает в этом отношении своими учителями. Если говорить, о русском театре, то здесь должны быть прежде всего названы такие великие имена, как Шаляпин, Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд. Об их опытах и поисках многократно и с величайшим уважением пишет и говорит Покровский. Если же подойти к вопросу еще шире, то начинать, очевидно, следует непосредственно с создателя подлинной оперы — Монтеверди, и нельзя не вспомнить Моцарта и, особенно, Верди, заветы которого не устарели и в наши дни.

Но можно смело сказать, что Покровский придал изложенной выше концепции законченность, полноту, подготовленный к широкому практическому использованию облик и стал наиболее активно и целенаправленно ее пропагандировать и внедрять в творческую практику современного оперного театра. Вместе с его именем должно быть названо и имя недавно ушедшего от нас его коллеги и друга, замечательного немецкого режиссера оперы Вальтера Фельзенштейна, бывшего таким же, как и он, неутомимым борцом за достойное место оперы в современном искусстве.

И несомненно, что деятельность Покровского имеет самое прямое отношение к такому важному моменту в жизни современного оперного театра, как положение в нем режиссера, по сравнению с тем, что было еще 20–30 лет назад. Режиссеры — «разводящие», режиссеры «на подхвате» отошли в оперном театре в прошлое и, можно надеяться, безвозвратно.

В этой книге Покровский говорит с глубоким сожалением о полной разобщенности деятелей оперной режиссуры в былые времена. Теперь и здесь положение изменилось. Регулярно и плодотворно работает руководимая Покровским творческая лаборатория оперной режиссуры при кабинете музыкальных театров ВТО.

Самое лучшее начинание остается только «мероприятием», если нет достаточно авторитетного человека, который его возглавит. Таким бесспорным авторитетом для советской (и не только советской!) оперной режиссуры является Борис Александрович Покровский, и благодаря этому возглавляемая им лаборатория стала настоящим творческим штабом нашей оперной режиссуры — достижение немаловажное.

Есть еще один весомый вклад Покровского в развитие современной оперной режиссуры, выходящий за пределы его личных постановок. Это то весьма немалое, что сделано им для создания теории оперной режиссуры. В этой книге есть грустные строки о разобщенности оперных режиссеров в не столь далекие еще времена. О том, что в истории оперной режиссуры есть немало славных имен, которыми можно гордиться. Но что каждый из этих мастеров был одинок, как говорится, «варился в собственном соку», и то, что он находил с таким большим трудом, поневоле открывая все заново, пропадало для остальных. И для тех, кто работал одновременно с ним, и для будущего. Даже поиски в этой области таких титанов, как Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд, Шаляпин, далеко не обобщены до конца, не поставлены в общую связь между собой. О тех же, кто занимался одной оперной режиссурой, и говорить не приходится.

И книги, и выступления Покровского, и его занятия в лаборатории ВТО, участие в разного рода семинарах и симпозиумах — все имеет цель обобщить тот большой опыт, который уже накоплен у нас и за рубежом, извлечь из него все лучшее и фиксировать его для создания прочного фундамента, на котором уже начинает выстраиваться «здание» так нужных сегодня оперной режиссуре ее теоретических основ. (К этой области его деятельности мы еще вернемся.)

И, конечно, очень важно, что те современные взгляды на оперную режиссуру, которые непрерывно стремится вырабатывать Покровский, он передает своим ученикам, а круг их широк и многонационален.

Передает не школярски, требуя слепого повторения ими его принципов и воззрений, а творчески, радуясь каждому проявлению самостоятельности, будучи всегда готовым к дискуссиям «на равных» и таким образом не только обучая, но и воспитывая оперных режиссеров с широким кругозором, способных развивать идеи учителя, вносить в них новое, свое, рожденное их творческим опытом, небезразличное к конкретным условиям их работы.

Для того, чтобы сделать столько, сколько сделал Борис Александрович, помимо творческой одаренности, знаний, опыта, нужно обладать рядом определенных черт характера, без которых любые достоинства могут (как это, увы, часто и бывает) не принести сколько-нибудь ощутимых результатов. И в этом отношении Б. А. Покровский может послужить примером для многих.

Первое, о чем кажется необходимым сказать, это свойственная ему принципиальность.

Существует два подхода к постановке оперного спектакля. Один, принятый у нас и в ряде социалистических стран, когда весь спектакль ставится как новое уникальное и единое целое. Другой, принятый в капиталистических странах, «гастрольный», когда смысл спектакля — в приглашаемых гастролерах, известных певцах, «звездах». У каждого из них в каждой роли свои отработанные мизансцены, не слишком сложные, чтобы их удобно было «сводить» с мизансценами других знаменитостей. А режиссер по отношению к ним оказывается в сущности «разводящим».