Маска Зеркал - M. A. Каррик

Он поймал ее прежде, чем она успела решить, что делать, схватил за запястье и потащил в тупик. Палец, который он поднял к тени своего капюшона, был лишним предупреждением. Смех становился все громче по мере приближения другой группы, изучавшей лабиринт. Рен узнала голос Фадрина Акреникса, хваставшегося в мельчайших подробностях тем, что он сделал с "этой выскочкой с Нижнего берега", а затем — тревожный упрек Яската Новруса, приемного наследника Состиры. Слова то перекликались, то затихали по мере продвижения.

Когда группа болтающих дворян перешла в другую часть лабиринта, рук отпустил ее запястье. "Если вы пришли требовать возвращения вашей перчатки, боюсь, вы будете разочарованы. Она исчезла, как меч Меззана Индестора".

"Меня не волнует перчатка", — сказала она, понизив голос. "Я хочу знать, убил ли ты Колю Серрадо".

Она хотела спросить не об этом. Она хотела прямо спросить его, был ли он Леато или нет. Но боль, которую она увидела в Серрадо сегодня вечером, расстояние между двумя людьми, которые когда-то были близки… Она должна была исцелить это, если могла.

В том числе и ради себя самой. Ради ребенка, который когда-то поклонялся сказкам о башне и должен был знать, не перешел ли он эту черту.

Столб из папье-маше, на который он опирался, хрустнул под его хваткой.

"Да". Это признание, словно зазубренное стекло, разбило одну из последних детских иллюзий.

"Но ты не убийца". Это вырвалось прежде, чем она успела остановить его, протест Рен вместо Ренаты Виродакс. Рук вздернул голову, и она поспешила прикрыть ее. "Я слышала эти истории. Рук — ты не убийца".

"Скажи это Коле Серрадо", — прошипел он. Он отвернулся и увидел свое отражение, прижатое к стеклу черной перчаткой.

Рен гордилась своей способностью читать людей, и сегодня эта способность была сверхъестественно острой. Но она не могла читать башню. Его тело, обтянутое кожей и шелком, лицо, скрытое в тени, спина к ней — все это могло быть спектаклем, разыгранным ради ее блага.

Но она так не думала.

"Огонь убил его", — сказал он в зеркало, так тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его. "Не я его устроил. Но это моя вина, что он попал в огонь".

Облегчение охватило ее. Не убийца. Вина, которую он нес, была другого рода.

Он повернулся и обратился к ней через плечо. "Какой интерес может быть у Сетерина Альта к башне? Или мертвому врасценцу, если уж на то пошло?"

Что она могла ответить? Рен открыла рот, не зная, что сказать, — и тут снаружи раздался звон колоколов. Легенда гласила, что такие же колокола чудесным образом зазвонили в ночь смерти Тирана, и с башни Чартерхауса по всему городу разнесся звон, возвещавший о кончине человека, который десятилетиями держал в своих руках землю Врасцана.

Рук поднял голову, словно мог увидеть колокола сквозь крышу. В слабом свете было видно, как он стиснул челюсти, но голос его был обманчиво легок. "Похоже, это загадка для другого времени".

Он распахнул плащ, прикрывая Ренату, и ударом локтя разбил зеркало у ее бока.

"Надеюсь, ты сама сможешь найти выход?" — сказал он, глядя, как осколки сыплются на верхнюю часть рамы. По другую сторону разбитого зеркала висела тяжелая холщовая занавеска. Стекло хрустнуло под его сапогами, когда он отодвинул ее в сторону, открыв дверь, вделанную в обшитую панелями стену.

"Благословений тебе, Альта Рената, в падении тирана", — сказал рук. С этими словами он скрылся за дверью.

Чартерхаус, Даунгейт, Олд Айленд: Киприлун 17

Когда Рената дошла до ступенек Чартерхауса, она уже запыхалась и была полна вопросов, но ни один из них не нашел ответа, когда она увидела ожидающего ее Леато. Она уже знала, что маскировка рука пропитана магией, что он может почти без усилий превращаться из практичной одежды в аляповатый костюм.

Любопытный взгляд, который он бросил на нее, не был доказательством. Он не был похож на человека, которого она только что обвинила в убийстве… Но Рен была слишком хорошей лгуньей, чтобы доверять чужой маске невиновности.

Среди сановников, собравшихся на ступенях, выделялись пять членов Синкерата. Одетые в цвета своих мест — серый, коричневый, зеленый, синий и разноцветные шелка Иридета — они выглядели скучающими и готовыми к тому, что вечер закончится. Меттор хмуро посмотрел на Леато, под маской с сапфировыми вставками виднелась твердая челюсть.

Затем он посмотрел на нее, и у Рен свело желудок.

Это я.

Она поняла это с помощью инстинкта, который научил ее мать читать узоры, того же самого инстинкта, который перевел узор, оставленный ею на полу в кухне. Недостающая информация, о которой сигнализировала "Маска дурака", послание, обещанное "Жаворонком на высоте", пришло — это была она.

И она отдалась ему.

Звон колоколов затих вдали. Все стали подниматься по ступеням и проходить через огромные двойные двери. Ренате оставалось только последовать за ними или бежать на виду у всех.

Выбор осложнился, когда Леато взял ее за руку. "Рената?" — спросил он, когда она не двинулась вслед за остальными. "Не отмахивайся от меня. Мама была в восторге, когда я сказал ей, что ты получила приглашение".

Ее руки сжались. Мне это нужно, подумала она. Чтобы попасть в Дом Трементис. А она выставила себя дурой перед Меттором на помолвке; ущерб был нанесен. Она не знала, какую информацию он получил от нее, чего ему не хватало… Но у него это уже было.

Что он будет с ней делать?

Единственный способ узнать это — следить за ним. Рената позволила Леато провести ее через огромную арку в общественный атриум, где пять суровых статуй Синкерата неодобрительно смотрели на нее. За ними находился зал для аудиенций, где Совет выступал с публичными заявлениями. Рената и другие наблюдатели прошли через возвышающиеся над полом арки скамеек, а Меттор и остальные заняли свои места на помосте напротив двери.

Когда все были готовы, прозвенел одиночный колокольчик.

Демонстрация силы не была изощренной: сначала Синкераты вошли в свои залы власти вместе со своими людьми, а затем, словно слуги, прошествовали к врасценской делегации. Но врасценцы знали этот церемониал и имели полуторавековую практику по его обструкции.

Первым появился отряд из четырех баев, тянувших красиво сцепленную и разукрашенную повозку, наполненную традиционными дарами, которые кланы привезли в качестве подношений. Все это было сделано напоказ; должно быть, они несли и повозку, и дары по ступеням, а наверху запрягали упряжку. Погонщик был