Ада, или Отрада - Владимир Владимирович Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Превращение жутковатых каракуль в беловик отняло у него в Чузе два месяца; затем он испещрил рукопись новыми обильными правками, так что окончательный манускрипт выглядел как первый черновик, когда он отнес его в безвестное агентство в Бедфорде для тайной перепечатки в трех экземплярах. Машинописный текст он вновь изуродовал во время своего плавания обратно в Америку на борту «Королевы Гвиневры». Наконец, манхэттенским печатникам пришлось дважды набирать гранки – не только из-за множества новых переделок, но и по причине эксцентричности Вановых корректурных знаков.
«Письма с Терры» Вольтеманда увидели свет в 1891 году, в день, когда Вану исполнился двадцать один год; на титульном листе значились два фиктивных издательских дома: «Абенсераг», Манхэттен, и «Зегрис», Лондон.
(Если бы книга попалась мне на глаза, я бы тотчас распознала шатобрианову лапочку, а значит, и твою лапку.)
Новый адвокат Вана, господин Громвель, чье красивое растительное имя каким-то образом отвечало его невинным глазам и мягкой светлой бороде, приходился племянником выдающемуся Громбчевскому, который последние три десятка лет с примерным тщанием и осмотрительностью вел некоторые дела Демона. Громвель пестовал личное состояние Вана не менее трепетно, но в тонкостях книгоиздания он разбирался слабо, а Ван и вовсе ничего не смыслил в этом, не зная, к примеру, что следует рассылать редакторам различных периодических изданий «экземпляры для отзыва» или что за анонсы и рекламные объявления нужно платить и что не стоит ожидать их самозарождения и созревания до размеров целой полосы среди других броских аннотаций, расхваливающих «Одержимых» мисс Лав и «Толкача» мистера Дюка.
За кругленькую сумму Гвен, одной из служащих г-на Громвеля, поручили не только развлекать нашего автора, но и пристраивать в манхэттенские книжные магазины половину напечатанных экземпляров, в то время как ее прежнего английского любовника подрядили разместить остальное в книжных магазинах Лондона. Мысль о том, что человек, настолько любезный, что согласен заниматься продажей его книг, не может оставить себе те приблизительно десять долларов, которые были потрачены на изготовление каждого экземпляра, казалась Вану несправедливой и нелогичной. И потому, изучив присланный ему помощниками в феврале 1892 года отчет, из которого следовало, что за двенадцать месяцев было продано всего шесть экземпляров, два в Англии и четыре в Америке, он испытал чувство вины за все те тяготы, которые, бесспорно, пришлось вынести низкооплачиваемым, утомленным, голоруким, черноволосым и бледнокожим продавщицам, пытавшимся прельстить суровых уранистов его произведением («А вот довольно оригинальный роман о девушке по имени Терра»). Говоря статистически, никаких рецензий ожидать не приходилось, учитывая своеобычность обстоятельств, при которых обрабатывалась корреспонденция бедняжки Терры. Как ни странно, появилось целых две. Сначала Первый Клоун «Эльсинора», известного лондонского еженедельника, прошелся по «Письмам» в своем обзоре, озаглавленном с чисто британским журнальным пристрастием к такого рода фальшивой игре слов «Terre à terre, 1891» и посвященном «Космическим романам» года, число коих к тому времени пошло на убыль. Назвав книгу Вольтеманда лучшей из всех представленных, он сквозь зубы (или, скорее, клыки) охарактеризовал ее (увы, с безошибочным чутьем) «роскошной выделки безделушкой, избитой, скучной и темноватой небылицей с несколькими совершенно восхитительными метафорами, только вредящими в остальном беспомощному повествованию».
Вторым и последним комплиментом бедного Вольтеманда удостоил в тощем манхэттенском журнале «Высокобровый горожанин» поэт Макс Миспел (еще одно ботаническое имя – Mespilus germanica, мушмула германская), профессор немецкого отделения Коломбинского университета. Герр Мушмула, любивший выставлять напоказ своих авторов, обнаружил в «Письмах с Терры» влияние Осберха (испанского сочинителя вычурных сказок и мистико-аллегорических историй, высокоценимого скорыми на выводы доктринерами), а также непристойного древнего араба, толкователя анаграмматических сновидений Бен Сирина, как передает его имя капитан de Roux, согласно Бёртону в его переложении трактата Нефзави о лучшем способе совокупления с тучными или горбатыми женщинами («Благоухающий сад», издательство «Барс», с. 187 в экземпляре, подаренном девяностотрехлетнему барону Вану Вину его врачом профессором Лагоссом, большим похабником). Критика Миспела кончалась так: «Если г-н Вольтеманд (или Вольтиманд, или Мандалатов) психиатр, кем, полагаю, он вполне может оказаться, то я столь же сочувствую его пациентам, сколько восхищаюсь его талантом».
Прижатая к стенке Гвен, кругленькая филь де жуа (по склонности, если не по роду занятий), выдала одного из своих новых ухажеров, признавшись, что она упросила его написать эту статью, потому что не могла вынести «кривой ухмылки» Вана, узнавшего, как возмутительно пренебрегают его красиво переплетенной и снабженной футляром книгой. Еще она клялась, что Макс Мушмула не только не имел ни малейшего представления о том, кто такой Вольтеманд, но даже не читал роман Вана. Некоторое время Ван тешил себя мыслью вызвать г-на М. (который, как он надеялся, выберет шпаги) на дуэль – при рассветных лучах, в укромном уголке Парка, центральную лужайку которого он мог видеть с террасы пентхауса, где он дважды в неделю фехтовал с гуттаперчевым французом-тренером – единственное упражнение, кроме верховой езды, которое он все еще себе позволял; но к его удивлению и облегчению (поскольку ему было чуточку стыдно защищать свою «повестушку» и хотелось поскорее забыть ее, как другой Вин, не имеющий к Вану отношения, мог бы, пожалуй, осудить – кабы ему посчастливилось прожить подольше – свою юношескую фантазию об идеальных борделях), М.М. ответил на расплывчатый картель Вана добродушным обещанием прислать ему свою следующую статью «Сорняк изгоняет цветок» (издательство «Мелвилл и Марвелл»).
Чувство опустошенности – вот и все, что Ван вынес из своего приобщения к Литературе. Еще до завершения книги он с болью осознал, как, в сущности, мало он знает собственную планету, пытаясь собрать воедино чужую из зубчатых осколков, стянутых из спутанных умов. Ван решил, что после окончания медицинского факультета Кингстона (который он нашел более подходящим для себя, чем старый добрый Чуз) он отправится в долгие странствия по Южной Америке, Африке, Индии. Пятнадцатилетним мальчиком (возраст расцвета Эрика Вина) он с поэтической страстью изучал расписание
