Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

— Полагаю, никто не станет спорить, что под благословенным скипетром Ея Императорского Величества империя год от года богатеет, вопреки проискам врагов. Торговля растет; вывоз преобладает над ввозом, как и предписывают мудрейшие умы. Серебра в стране прибыло почти на пятьдесят миллионов, и за ту же самую четверть хлеба или штуку полотна люди готовы платить больше.

Елизавета усомнилась:

— Разве в богатом государстве должно быть все дорого? Скорее, наоборот.

— Прошу не гневаться, Ваше Императорское Величество, но я регулярно получаю сведения о ценах в главнейших городах Европы, из коих ясно видно: чем богаче страна, тем дороже в ней жизненные припасы. К ремесленным изделиям это правило не вполне приложимо, с ними бывает и наоборот.

Поспорили еще, но уже вяло, и на будущие годы солдатам по рублю добавили. В армии узнали, кому обязаны: конечно, не без тайных усилий по доведению сего до заинтересованных лиц.

Наряду с Швецией, острые политические баталии разгорелись вокруг Курляндии. Знаменитый Мориц Саксонский, осененный славою блестящих побед во Фландрии, приехал свататься еще к одной сестре прусского короля (кажется, обладаюшего неистощимым запасом оных). С великолепной наглостью Фридрих предложил ему взять в приданое чужое герцогство, ограбив ярославского сидельца Бирона. Пес бы с ним, с Бироном… Вот уж, кого не жалко! Однако через Морица пруссак мог сблизиться со сводным братом сего знаменитого полководца, королем Польши и Саксонии Августом Третьим. Я никогда не верил в саму возможность союза между Пруссией и Речью Посполитой (не бывает дружбы волка с коровой), но тут призадумался. Все-таки лучший из французских маршалов! При деятельной поддержке старой и новой родни — Бог знает, что он там натворит! Наш посол Кейзерлинг единственным средством для избежания катастрофы считал освобождение ссыльного герцога и возвращение его в Митаву, дабы не оставлять престол вакантным и оградить от любых возможных претендентов. Бестужев полностью разделял это мнение, однако императрица отказала. Приятно, что Алексей Петрович нарвался на сей афронт сам, без всякого моего вмешательства. Сами же развеялись планы врагов: принцесса Амалия Прусская, пережив в ранней юности драматический роман с неким корнетом (коего за любовь к ней посадили в тюрьму), обзавелась столь неуживчивым и супротивным нравом, что храбрый покоритель изрядного числа крепостей и бесчисленного множества женских сердец с позором от сей фурии ретировался. Поднятый им переполох затих.

Все эти происки в Швеции, Курляндии и Польше в конечном счете оказались совершенно бесплодны, не принеся Фридриху ничего, кроме твердого убеждения Елизаветы, что сосед против нее злоумышляет. Постоянные внушения канцлера о желательности укрощения дерзкого нарушителя спокойствия падали на подготовленную почву. Однажды на высочайшей аудиенции мне довелось откровенно высказаться о сем предмете:

— Ваше Императорское Величество, я охотно готов согласиться, что нынешний король Пруссии — дурной человек, вовсе не имеющий нравственности. Но большая политика — не та сфера, где руководствуются здравыми человеческими сантиментами. Надир-шах был вовсе разбойником с большой дороги, а сколько пользы принес! Без него бы нам турок не осилить. А честная и богобоязненная Мария Терезия дозволяет в своих владениях такие притеснения православных, что Навуходоносору впору, потому как совестью королевы-императрицы полностью владеют иезуиты.

— Александр Иванович, так ты римской церкви, или, как иные говорят, афей?

— Я за очищение римской церкви от лжи и греха. Христа почитаю, сомнительных служителей его — не очень. Однако сейчас речь не обо мне. Что за нужда нам вмешиваться в бесконечные споры немцев между собою? Пусть они друг друга хоть с кашей едят!

— Когда самый прожорливый съест остальных, куда он устремит голодные взоры? Надо заранее взять меры, чтоб не дать ему отожраться в неодолимого монстра.

— Не съест, подавится. Чрезмерное усиление Фридриха повернет Францию против него. Хотя пруссаки далеко опередили остальную Европу в умении обращать все ресурсы страны на военные надобности, их средства слишком недостаточны. Не зря король предпочитает действовать короткими наскоками: затяжная война его погубит. Наш, русский интерес вижу в том, чтобы не мешать западным соседям истреблять и разорять друг друга. Самим же избрать благую часть, сбывая всем воюющим державам провиант и оружие. Такую линию, умную и своекорыстную, вела Англия при министерстве Уолпола: ей-Богу, стоило бы сие перенять!

— Любезный граф, положение наше слишком разнится с английским.

— Не так сильно, как многие думают. Англичан отделяет от Европы морской пролив, нас — толстая, мягкая, бесформенная подушка Речи Посполитой. Проткнуть ее насквозь, конечно, можно… Только удар окажется настолько ослаблен, что отразить его, при надлежащих усилиях, мы всегда сумеем. Карл Двенадцатый подлинно был великим полководцем, но батюшка Вашего Императорского Величества заставил его бежать, как зайца от борзых. В обороне Россия непобедима.

— Лучше не доводить до того, чтобы обороняться на своей земле и жечь, как при Нашем отце, жилища собственных подданных для отнятия крова у врагов. Кто хочет войны, пусть встречает ее у себя дома!

Надо отдать должное резонам августейшей собеседницы: некоторый смысл в них присутствовал. Будущее не предрешено, его нельзя рассчитать с исчерпывающей точностью. Иногда приходится выбирать между разными способами действий, без полного представления о последствиях сделанного выбора. Я продолжал считать, что моя стратегия правильнее, хотя не имел силы победить предубеждение государыни против короля прусского. За этой враждой не стояли фундаментальные причины, подобные тем, что разделяют нас с турками: в ней было, наоборот, много личного. Король Фридрих — женоненавистник (некоторые утверждают, что и содомит). Женщины, стоящие у власти, вызывают у него приступы злобного остроумия и полное нежелание с ними считаться. Елизавета же отказ от дамских прелестей в пользу вонючих мужских задниц воспринимает, как личное оскорбление. Мелкие проявления враждебности органично ложатся на этот фон, доводя страсти до кипения. Нужна ли сия вражда России? Сомневаюсь. Королю? Совсем не нужна, вредна и губительна для его планов. Он просто удержаться не может, как мальчишка в зверинце, увидавший за прочною решеткой медведя, тыкающий в него палкой и воображающий себя героем. Чистая обезьяна, право слово! Если бы кто-то был способен его вразумить, побудив сделать хоть несколько смягчающих, примирительных жестов… Но кто? Бальтазар фон дер Гольц, посол королевский в Санкт-Петербурге, двадцатисемилетний отпрыск древнего и знатного рода, не годился. По молодости лет, он не мог служить авторитетным советником для мнящего себя гением сюзерена. Среди моих знакомых был лишь один, к которому Фридрих прислушался бы: французский литератор Вольтер, имеющий в лице короля восторженного и ревностного почитателя.

Покуда шла война за габсбургское наследство, переписка моя с французом прервалась: недосуг было, да и неприлично генералу вести корреспонденцию с подданным заведомо враждебной державы. В своем отечестве Вольтер от положения persona non grata успел перейти к дружбе со многими влиятельными сановниками. Это его перу принадлежало воззвание, призывающее британцев к мятежу и распространенное в сорок пятом году, во время последней попытки «молодого претендента». Не одобряя вольнодумство внутри страны, французские власти охотно отпускают его на экспорт.

К своей чести, прославленный сочинитель никогда не разделял вражды королевского правительства против России. Ненавидя всяческий фанатизм, в том числе магометанский, он почитал великим благом введенную царем Петром веротерпимость, исключающую одних только иудеев, и радовался русским победам над полководцами султана Махмуда. Писатель охотно принял мою просьбу повлиять на августейшего друга ради устранения порождающих вражду недоразумений. Более того, он счел созданный самою жизнью сюжет весьма занятным и сочинил на него пиэсу в классическом духе, где перенес действие в древние времена, да еще и в Африку, Из-за корыстных интриг придворных и банальной человеческой глупости у него там чуть не устроили войну египетский царь Птолемей и царица офирская Тэкле. На сцене история заканчивается благополучно. В жизни все оказалось гораздо сложнее.