Клан Пещерного Медведя - Джин Мари Ауэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Меня предали смертельному проклятию вот из-за этой штуки. И теперь я мертва. Но если это так, зачем мне заботиться об огне и оружии? Мертвым ничего не надо. Но мне холодно и хочется есть. Разве мертвецам бывает холодно? Разве их мучает голод? Откуда мне знать, как чувствуют себя мертвецы? Неужели мой дух покинул меня и отправился в иной мир? Сказать по правде, я никогда раньше не замечала, что он со мной. Креб говорит, духи недоступны взору, нам дано лишь говорить с ними, но не видеть их. Почему Креб больше не видит меня? Значит, я и в самом деле мертва? И ни к чему беспокоиться об огне, еде и воде! Но ведь я хочу есть!
Что, если я возьму пращу и добуду себе мяса? Почему бы нет? Меня уже предали смертельному проклятию. Хуже этого ничего быть не может. Только моя старая праща никуда не годится. Из чего бы сделать новую? Остатки накидки не подойдут. Эта кожа слишком жесткая, а мне нужна мягкая и упругая».
Эйла обшарила взглядом пещеру. «Пока у меня нет пращи, мне не убить зверя, из шкуры которого можно сделать новую пращу, – пронеслось у нее в голове. – Где взять подходящую кожу?» Так ничего и не придумав, Эйла в отчаянии опустилась на землю.
Вдруг взгляд ее упал на собственные руки, бессильно лежавшие на коленях, на то, чем были покрыты эти колени. Тут ее осенило. Набедренная повязка! Она из мягкой кожи, и от нее вполне можно отрезать кусок. Обрадованная, Эйла вновь принялась осматривать свое пристанище. «Вот старая палка для выкапывания корней. Надо же, и она здесь. И тарелки из раковин. Как удачно, что они уцелели! Ох, как хочется есть! Если бы тут нашлось что-нибудь съедобное… Как же я забыла, – спохватилась Эйла, – в этом году я не собирала здесь орехи, и на земле вокруг пещеры их наверняка полным-полно».
Эйла не осознавала, что жизнь вновь завладела всеми ее помыслами. Она набрала орехов, принесла в пещеру и до отказа набила свой ввалившийся от голода живот. Потом она размотала кожаную набедренную повязку и вырезала из нее кусок для пращи. Ей не удалось сделать карман для камней, но все же эта праща вполне подходила для охоты.
Никогда прежде Эйле не приходилось охотиться, чтобы добыть себе пропитание. Кролик, которого она выследила на лугу, оказался проворным, но не настолько, чтобы уйти от пущенного камня. Эйла припомнила, что проходила мимо бобровой запруды, и отправилась туда. Как только водяной зверь показался из своей хатки, она метким броском уложила его на месте. На обратном пути она заметила у ручья небольшой серый булыжник. «Этот камень подойдет», – сообразила она. Выковырнув камень из земли, она потащила его с собой. Свою добычу Эйла оставила в пещере, а сама отправилась в лес собирать хворост.
«Да, еще необходима палка, чтобы высечь огонь, – вспомнила она, вернувшись. – Совершенно сухая палка. А все, что попадается в лесу, пропиталось влагой». Эйла заметила свою старую копалку. Как раз то, что надо. Добыть огонь в одиночку оказалось нелегко – обычно она делала это на пару с другой женщиной. Но наконец деревяшка слегка задымилась. Эйла бросила ее в приготовленную сухую траву и принялась что есть мочи раздувать. Усилия ее были вознаграждены: траву лизнул робкий язычок пламени. Эйла подсовывала в огонь хворостинку за хворостинкой, потом бережно огородила костер камнями. Когда он разгорелся как следует, она сунула в огонь несколько крупных ветвей, и веселые отблески пламени заиграли на стенах пещеры.
«Неплохо бы сделать посудину для варки, – размышляла Эйла, разделывая кролика и добавляя к его нежному мясу кусочки жирного бобрового хвоста. – Еще мне нужны новая палка для выкапывания кореньев и корзинка. Креб сжег мою корзинку! Он сжег все, даже мою сумку из шкуры выдры! Зачем он сжег мою сумку целительницы? – Слезы выступили на глазах Эйлы и заструились по щекам. – Иза сказала, что я умерла, – неотступно преследовало ее страшное воспоминание. – Я умоляла ее хотя бы взглянуть на меня, но она сказала, что я умерла. Почему она не замечала меня? Я стояла прямо перед ней, но она меня не замечала». Девочка разрыдалась, уронив голову на руки. Однако вскоре она выпрямилась и вытерла глаза. «Если я хочу сделать копалку, мне прежде нужен топор», – решительно прервала она поток собственных грустных мыслей.
Пока кролик жарился на углях, Эйла, ударяя камнем о камень, выдолбила себе топор – не зря она так часто наблюдала за работой Друка. Она срубила еловую ветку, заострила ее на конце и сделала копалку. Потом она отправилась в лес, набрала еще хвороста и сложила его в пещере. Невозможно было дождаться, пока мясо будет готово, – от него исходил такой запах, что рот Эйлы наполнялся слюной, а в животе бурчало. Она в жизни не пробовала ничего вкуснее, чем этот недожаренный кролик.
Когда Эйла наконец утолила голод, уже совсем стемнело. «Хорошо, что мне удалось добыть огонь», – подумала она. Надежно оградив пламя, чтобы оно не погасло до утра, девочка улеглась поодаль и закуталась в старую меховую подстилку. Но хотя она была чуть жива от усталости, сон не шел к ней. Эйла лежала, уставившись на огонь, и все печальные события минувшего дня оживали перед ее глазами. Она сама не заметила, как слезы вновь потекли по щекам. Ей было так страшно, так бесприютно. И хуже всего, она была совсем одна. С тех пор как Иза подобрала ее, Эйла ни разу не проводила ночь вдали от людей. Усталость взяла свое. Глаза Эйлы сомкнулись, но сны ее были тревожны и грустны. Во сне она звала Изу, выкрикивая то самое слово на давно забытом языке, которым когда-то звала другую женщину. Но никто не пришел, чтобы утешить отвергнутую людьми девочку.
Дни шли за днями; чтобы выжить, Эйле приходилось трудиться не покладая рук. Как и после землетрясения, она осталась одна, и рассчитывать на помощь не приходилось. Но Эйла
