Том 6. Дураки на периферии - Андрей Платонов

Герцогиня Винчестерская и Тевно (одновременно). А нам?

Черчилль (поспешно подходя к ним с котелком). Простите, ваше высочество! Простите, мадам! Я увлекся!

Герцогиня Винчестерская. Чем, чем вы увлеклись? Ах, Уинстон, Уинстон! Дайте нам…

Тевно. Ложки!

Герцогиня Винчестерская. Ложки! (Обе вместе). Ложки давайте!

Черчилль (к Марте Такс). И вам ложку?

Марта. Нет, благодарю. Я лапшу не люблю. Я мясо люблю, у меня зубы есть.

Черчилль. И я, и я мясо люблю, — превосходная вещь, полноценный белок!

В это время Черчилль ставит котелок с лапшой возле Тевно и герцогини и приносит им от брата две ложки. Старухи жадно, быстро едят.

Брат (Черчиллю). Мясной навар я тебе сделаю. Будет вроде густого говяжьего супа, и вкус будет.

Черчилль. Свари, пожалуйста, мне нужен говяжий суп.

Брат. Сними один башмак!

Черчилль снимает правый башмак, отдает его брату.

Австралийская кожа! Эта подойдет, — живи пока в одном башмаке. А на правую ногу портянку накрути. Дай я тебе покажу. Вот так нужно, — и ходи! Мягко?

Черчилль. Мягко, удобно.

Брат. Ходи спокойно.

Черчилль ходит; одна нога обута в башмаке, на другую накручена портянка. Брат режет башмак Черчилля на мелкие ломти. Резко стучит радиоаппарат.

Полигнойс. Принимаю Америку!

Шоп. Читайте вслух, Полигнойс. Когда там пришлют за нами корабли?

Полигнойс (читает ленту радио). «Уполномоченный президента выражает осуждение всем американцам, которые находятся за пределами отечества и требуют для своего спасения корабли. Все означенные американцы должны любыми средствами приобрести, построить или конфисковать за границей корабли и немедленно направить их в Америку без лишних пассажиров — для спасения цвета нашей нации. Американцев за границей должно призвать к самопожертвованию, помня, что каждый может освободить место на корабле для спасения своего соотечественника и тем увековечить свое имя как герой. Президент помолится о них. Лицам неамериканского подданства спасение обеспечивают правительства по принадлежности».

Черчилль. Хорошо!

Конгрессмен. Хорошо! Отлично!

Черчилль. Не Америка нас, а мы все должны спасать Америку. Это мудро!

Секерва. А то как же! У нас в Америке так! У нас мудро!

Полигнойс. Слушай, Секерва. Хочешь быть героем?

Секерва. А ты?

Полигнойс. Я хочу… Пожертвуй собою, освободи место на корабле! Ты не бойся!

Секерва. Ишь ты! А как пожертвовать?

Полигнойс. Это не больно. Ты не бойся. Я тебе покажу. Это не страшно.

Секерва. Покажи!

Полигнойс и Секерва идут на край пропасти.

Полигнойс. Я тебе покажу.

Секерва. Покажи. Ты не бойся. Зато польза будет отечеству, — как ты думаешь?

Полигнойс. Польза будет отечеству.

Полигнойс бьет мощным ударом Секерву в спину; тот летит в пропасть.

Не страшно и полезно…

Конгрессмен. А где Секерва?

Полигнойс. Пожертвовал собою, освободил одно место на корабле. (Садится за радиоаппарат).

Конгрессмен. Отлично! Это отлично! Ура! Сообщите сейчас же об этом в Вашингтон. Скажите, чтобы Секерву этого наградили чем-нибудь и увековечили его, сообщите — у нас уже освободилось одно место на корабле. Вот уже я кое-что сделал!

Марта. Скажите, а на каком корабле у вас освободилось место? Я займу его!

Конгрессмен. Сударыня, чем задавать вопросы, жертвуйте лучше собою! Не будьте эгоисткой!

Марта. А я не американка, я эгоистка.

Шоп. Тем лучше, тем выше ваш подвиг: швыряйтесь в пропасть, мадам. Не придут за нами корабли!

Конгрессмен. Правильно, профессор. Жертвуйте собою все, господа, всякая национальность может жертвовать собою. Кто еще желает пожертвовать собою? — тех я запишу в особый список. Записывайте, Полигнойс!

Полигнойс. Открываю запись жертв в пользу Америки. Первый был Секерва, кто — второй?

Общее молчание. Пауза.

Конгрессмен. Никто… Сукины вы дети!

Брат (он варит на костре суп в котелке, суп из башмака Черчилля). А может, так, начальник, сделаем, — так оно еще лучше будет…

Конгрессмен. Как? Говори, старик!

Брат. А так! Ты первый кидаешься в пропасть, — ты нам будешь в пример, — а мы все туда же за тобой. Кувырк — и нет задачи!

Конгрессмен. Кувырк — и ты дурак!

Брат. Ну? Иль правда?

Конгрессмен. Это глупая мысль старика. Как государственный человек, я должен сперва организовать всеобщее самопожертвование. А себя принести в жертву последним.

Брат. Вот тебе раз! Тогда-то к чему же? Тогда уж живи один как гад.

Конгрессмен. Глупый старик не понимает интересов Америки.

Брат. А она понимает: весь мир топит и себя самое. Эко дура, откуда такова?

Конгрессмен. Молчать, а то кувырк в пропасть головой!

Марта (напевает и танцует).

Кувырком-кувыркомТемечком о камень.Хорошо лежать ничкомВ бездне под волнами.Хорошо себя убитьИ Америку любить;Плохо, жить вот хочется,Жить мне, сладко жить мне хочется!

Конгрессмен. Надо в пропасть броситься!

Марта (механически повторяя). Надо — в пропасть броситься…

Шоп. Песня хорошая, исполнение хуже, артистка толста. А где нам достать корабль? — миноносец, линкор, крейсер, дредноут, авиаматку, плот, плашкоут, шхуну, — что-нибудь! Вода, господа, подымается.

Конгрессмен. Корабль? Сейчас мы организуем корабль! Позвать ко мне турок! Мы их день и ночь заставим строить корабли…

Черчилль. Турки? Им топор не по руке. Этот народ живет для отдыха.

Конгрессмен. А персы? Пусть персы работают…

Черчилль. Еще курды есть… Это несерьезно, господа. В Шотландии наш король был посажен на бриг при поддержке артиллерийского огня с берега, но вскоре король был сброшен за борт. Вы слышали вчера сообщение. Вот что означает сейчас корабль… Есть один народ; он злодей, но он работник; может, он вам сделает корабль.

Конгрессмен. Кто? Где этот работник-злодей? Пусть работает сейчас же, мы ему за это простим кое-что. Кто это?

Черчилль. Большевики. Прощать их не надо.

Конгрессмен. Не надо. А корабли пусть делают, мерзавцы.

Черчилль. Конечно. Они же добра хотят человечеству. Пусть делают добро.

Конгрессмен. Пусть делают! А то мы бомбой по ним!

Черчилль. Естественно.

Шоп (смотря в бинокль). А большевики пашут! — представьте себе, господа! Пашут по взгорью.

Черчилль. Пашут? Во время всемирного потопа пашут? Удивительно, что я не могу понять их поведения. Неужели пашут?

Шоп. Что поделаешь, пашут… Я вижу. Крестьянин сидит за рулем трактора и курит трубку.

Черчилль. Курит трубку? (Грызет пустую трубку). Пусть бы только пахал. Зачем же он еще курит?

Брат (кладет в костер последнюю часть останков ковчега). Садись под дым. Подыши!

Черчилль садится на корточки за костром; брат раздувает костер; дым идет на Черчилля, тот усиленно вдыхает и выдыхает дым, засовывая его через свою пустую трубку.

Алисон (являясь из-за горы с киноаппаратом). Господа, разрешите мне погибнуть последним. Мне нужно заснять самый последний момент жизни человечества, последний взор последнего человека. Вы понимаете? Это великолепно, этому кадру цены нет! Можно?

Брат. Можно, это допускается. А кому ты продашь свой последний кадр?

Алисон. Да, — это вопрос!.. Может, большевикам?

Конгрессмен. Большевикам? Так значит, они уцелеют, болван?

Алисон. Не знаю. А пожалуй уцелеют! С ними это бывает.

Марта. Без них просто нельзя.

Брат. Без них куда же… (Черчиллю). Поспел твой суп.

Черчилль. Густой, наваристый, питательный, мясной, — да?

Брат. Сейчас попробую. (Пробует суп на вкус). Хорош! Бери, питайся, — не спеши, не обожгись…

Черчилль жадно питается.