Свинцовый закат - Антонина Ванина

— Госпожа Эрешкигаль, — продолжал Матерс, — приказывала своим слугам изредка подниматься из своего мрачного царства на поверхность. Обратно же они возвращались, приводя плененных людей.

— Зачем же их похищали? — без эмоций в голосе постарался спросить полковник, ожидая, что Матерс скажет: «Ради их крови».

— Кто знает? — пожал плечами тот. — Невозможно постигнуть всю глубину желаний владычицы подземелья. В Индии существуют предания о подземной стране Патале. Её обитатели змееподобные наги, вкусившие амриту — напиток бессмертия, тоже похищают людей. Мужчин они истязают, а после, поедают. Женщин же берут в наложницы, чтобы те рожали им детей.

— Что же это за дети? — спросил полковник, понимая, что слишком поспешил с выводами о правдоподобности древних мифов.

— Их внешность весьма разнообразна. Одни выглядят как змеи, иные почти подобны людям. Даже у индейских племен Нового Света есть многочисленные предания о подземном мире, и многие индейцы считают себя потомками тамошних обитателей.

— Вот как? — тут полковник окончательно разубедился в серьезности разговора, ибо змею-люди к кровопийцам явно не имели никакого отношения.

— Ацтеки говорили, что их родина — подземное Царство Семи Пещер. Его исконные обитатели не слишком отличались от индийских нагов, и тоже не гнушались смешенными браками и насилием.

— Зачем же ацтеки пришли в такое недружелюбное место?

— Спуститься туда пришлось их предкам, после того как погибла их прародина Ацтлан.

— И что же с ней случилось?

Матерс загадочно улыбнулся.

— Уберите из названия вторую букву, тогда поймете.

— Атлан… Атлантида?

— Видимо так. Затонувший континент Платона не такой уж и мифический. Геродот, правда, считал, что Атлантида находится около горы Атлас на севере Африки, и там живут атлантины, которые никогда не спят и не едят живых существ.

«Пить, не значит есть.» — отметил про себя полковник.

— Но бессмертных можно найти не только в подземельях, — уверял Матерс. — У всех народов есть предания о дивных островах. Те же шумеры помимо мрачного царства Эрешкигаль верили, что из Нижнего моря некогда поднялся остров Дильмун. Его обитатели никогда не знали старости и смерти и жили вечно, как и бессмертные из страны Уци, что в пустыне Гоби. Именно вечная жизнь сделала их бесплодными. А зачем появляться на свет новым детям, если родители не умирают? Но каждые сто лет житель Уци должен лечь в песчаную могилу и закрыть глаза более чем на век, хотя сердце его и продолжит биться. Когда срок истечёт, он вновь вернётся к жизни, и такой вековой цикл будет продолжаться многие тысячелетия.

Полковнику невольно вспомнилось ледяное кладбище Гипогеи под Парижем с такими же спящими, от чего по телу его побежал холодок. Почему-то Заза не упоминала, что кровопийц вмораживали в лед сроком на сто лет — из её слов выходило, что делалось это единожды и навсегда.

— А в Японском море, — продолжал Матер, — беспрестанно плавают три острова, где все животные и птица белого окраса.

«Приобретенный альбинизм» — догадался полковник.

— Их жители владеют чудесным источником, из которого бьет вино цвета нефрита, оно-то и дарует людям бессмертие. Многие правители пытались искать эти неуловимые острова, снаряжали флот, но как только корабли видели цель, на них налетал сильный ветер и относил искателей обратно. Плавучий остров есть и в кельтских сказаниях — это Ги Бразил, обитель умерших, что поднимается из пучины раз в семь лет.

— Умерших ли?

— Очевидно, умерших и возвращенных к жизни, как в шумерском Ки-Гале. Время на Ги Бразиле остановилось, и там царят молодость и изобилие. Ирландцы складывали о нём легенды и искали где-то на западе, а иногда мореплаватели даже встречали остров, окруженный плотным туманом, но высадиться на него не удавалось никому. А если и удавалось, больше об этом смельчаке не слышали, ведь остров принимает лишь достойных его узреть. Там царит вечный день и вечная весна, там никогда не хочется ни спать, ни вкушать пищи. В Стране Живых время застывает.

Закончив рассказ, Матерс с надеждой воззрился на полковника:

— Ведь вам знакома эта страна? — загадочным тоном вопросил он.

— Думаете, я бы покинул такое райское место? — насмешливо ответил вопросом на вопрос полковник.

— Путь миссионера всегда полон лишений, — словно намекая, произнёс в ответ Матерс. — Но награда за них — достойные ученики, что примут из ваших уст истину. А истина возвращает человека в изначальный рай. Я знаю, вы были в Стране Живых, полковник Кристиан. Я вижу её свет в вас.

Полковник замер не в силах пошевелиться. Казалось, маг смотрел на него с невысказанной мольбой, прося указать путь в мифический мир бессмертных, и полковник Кристиан не понимал, с чего вдруг тому вообще пришла в голову мысль обратится с этим именно к нему. Да, полковник мог отвести Матерса в Великое Внизу парижского оссуария, где царит вечная ночь и время застывает, чтоб познакомить его с белыми атлантинами, что никогда не спят и не едят человеческой пищи — но это было бы слишком жестоко, даже по отношению к самозванному графу.

— Увы, — произнёс полковник, не отрываясь глядя Матерсу в глаза, — путь в заветную вам страну очень тернист. Переродиться к вечной жизни несложно, но в начале надобно отринуть свою бренную природу, а именно — умереть. Поверьте, Макгрегор, всякому человеку, вошедшему в ту страну, доведется принять смерть. Но вот воскреснуть посчастливится лишь единицам. Неужели вы готовы сыграть в эту рулетку? Уверены, что именно вам повезет?

Матерс от его слов заметно помрачнел и внезапно спросил:

— Могу я предложить вам бренди?

Полковник осторожно отказался, и Матерс залпом осушил стакан, любезно налитый ему Миной.

— Тогда может, сыграем партию в шахматы? — спросил маг. — Прошу вас, не отказывайтесь.

Чтобы не обижать хозяина дома, полковник неохотно согласился. За несколько сотен лет практики в игре, полковник успел достичь в шахматах таких высот, что давно уже никому в них не проигрывал. Именно поэтому его уже не интересовала эта игра, результат которой ему был известен заранее.

— Я вам предлагаю не простые шахматы, — загадочно бросил Матерс, придвинув из угла комнаты игральный столик.

Действительно, на квадратной доске стояло четыре неполных комплекта по девять фигур. Трудно было понять, кто из них ладья или конь, потому что фигуры были стилизованы под статуэтки египетских богов разных мастей. Сама же доска пестрела как лоскутное одеяло желтыми, красными, синими и черными треугольниками, образующими в итоге традиционные 64 квадрата.