Без срока давности - Владимир Бобренев

Спустя четыре дня после той встречи с Прокурором Союза ССР Берию снова привели на допрос. Прерванная беседа с Руденко возобновилась. На сей раз Лаврентий Павлович был более разговорчивым. Но остался верен прежней тактике. Кое-что признавал, кое о чем рассказывал, при каждом удобном случае стремился отвести от себя вину, переложить ответственность на своих бывших подчиненных. Разговор возобновился снова с начальной точки.

— Кто из работников НКВД был осведомлен о характере деятельности секретной лаборатории Могилевского? — поставил первый вопрос Руденко.

— Кроме меня должны были знать Меркулов, Судоплатов, начальник отдела, в который входила эта лаборатория. Сейчас точно не помню, какой конкретно отдел занимался этой лабораторией, может быть, на сей счет больше осведомлены другие работники…

— А кто из сотрудников НКВД мог санкционировать проведение опытов над людьми?

— Кроме меня это мог санкционировать и Меркулов.

Надо сказать, что к этому времени Меркулова уже успели допросить о деятельности лаборатории. Тот особой оригинальностью тоже не выделился. Он от всего открещивался, только, в отличие от Берии, валившего все на подчиненных, Меркулов делал наоборот — отводил роль первой скрипки своему шефу. Прокурор Союза прибег еще к одному испытанному приему — решил довести это до сведения Берии. Обычно в таких случаях соучастники преступления начинают состязаться в наговаривании друг на друга.

— Меркулов на допросе показал, что в периоде тридцать восьмого по сорок первый год, вплоть до начала войны с гитлеровской Германией, все опыты над людьми санкционировались персонально вами. Это действительно так? — задал провокационный вопрос Руденко.

— Он говорит неточно. Этими опытами над живыми людьми Меркулов занимался больше. Но и я санкционировал Могилевскому проведение таких опытов.

Прокурорская тактика сработала. Теперь главное — не дать Берии собраться с мыслями и успеть воспользоваться его некоторой растерянностью, а заодно и попытаться получить изобличающий компромат на Меркулова непосредственно из первых уст:

— Уточните тогда, сколько санкций на производство опытов над людьми было дано лично вами?

— Санкционировал я первый раз. Сколько людей должно было тогда подвергнуться опыту, не помню. Но кажется, два-три человека из числа осужденных к высшей мере наказания.

— Вы лжете. Могилевский показывает, что такие опыты были проведены в отношении ста человек с вашей санкции и санкции Меркулова. Говорите правду.

— Я не знаю, может быть, опыты произведены в отношении ста человек, но я давал санкцию в отношении троих. Больше этим занимался Меркулов.

— Но Могилевский показывает, что неоднократно он докладывал вам результаты испытаний ядов на живых людях и вы одобряли эти мероприятия. Это так?

— Я этого Могилевского видел всего два-три раза. Действительно, он докладывал мне о работе лаборатории и об опытах над живыми людьми.

— Давайте уточним еще одни момент. В своем заявлении на ваше имя от двадцать первого апреля пятьдесят третьего года Могилевский пишет: «Мною же разрабатывалась методика специальной техники на совершенно новых основах, преподанных лично вами». Заметьте, Могилевский подчеркивает — «лично вами». Что это за совершенно новые основы техники тайных убийств были преподаны вами Могилевскому?

— Ничего мною лично не преподавалось.

— А в связи с чем тогда вы заявили Могилевскому, что прежние способы отравления путем подмешивания яда в пищу или в напитки являются устаревшими?

— Этого я Могилевскому не заявлял.

— Тогда вернемся к заявлению Могилевского еще раз. Он указывает: «В тридцать восьмом году, когда я был вызван по поводу работы по отравлению пылеобразными веществами через вдыхаемый воздух (рицином — ядовитым веществом из семян клещевины), вами было дано указание работать в этой заманчивой области». Объясните, для какой цели вы сразу же после назначения на должность народного комиссара внутренних дел начали изыскивать способы совершения отравлений «по новой методике» через вдыхаемый воздух?

— Таких заданий Могилевскому я не давал. Я интересовался, а Могилевский мне докладывал, какие способы существуют по отравлению людей. Он сообщил о возможности использования ядовитого вещества рицина для отравления людей через вдыхаемый воздух. Я предложил ему работать над исследованием такого способа отравления. Интересовался этими ядами в связи с намечавшейся акцией в отношении Гитлера. Затем эффективность действия этих ядов проверялась в порядке опытов над живыми людьми.

— Обратите внимание, Могилевский пишет о том, что вы давали ему установку, говоря: «Наша техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела, и необходимо искать новые пути — воздействие через вдыхаемый воздух». Правильно ли это?

— Как мне помнится, на мой вопрос, что имеется у нас в наличии из отравляющих веществ, Могилевский рассказал, какие отравляющие вещества существуют и каковы их действия, и в этой связи вопрос о рицине как яде, которым можно отравлять людей через вдыхаемый воздух.

— Докладывал ли он вам о новом ядовитом веществе, вызывающем паралич сердца без признаков отравления?

— Мне это неизвестно.

— Что вам известно о препарате «Д»?

— Не помню.

— Вам знаком профессор Муромцев?

— Не помню.

— Вспомните, этот профессор тоже работал в лаборатории Могилевского?

— Я не отрицаю, но просто его не помню.

А еще через неделю Берия полностью ушел в себя и добиться хоть какой-то откровенности от него стало нелегко.

— Кто был инициатором опытов по применению наркотиков к лицам, находившимся под следствием? — попытался продолжить свою обвинительную линию Руденко на очередном допросе Берии.

— Первый раз слышу. Мне об этом ничего не известно.

— Позвольте, Лаврентий Павлович. Ну разве вам не было известно о том, что Могилевский с группой исследователей Второго управления занимался в сорок первом — сорок третьем годах опытами по применению наркотиков к подследственным по так называемой им «проблеме откровенности»?

— Мне ничего об этом не известно.

Руденко снова оглашает показания Могилевского, которые уже приводились выше. Берия долго раздумывал, понимая, куда клонит Прокурор Союза, потом ответил:

— Это чудовищное преступление. Но я об этом первый раз слышу, — и развел руками.

Он хорошо сознавал: одно дело проводить испытания смертоносных ядов над людьми, приговоренными судом к расстрелу (за что Берия не отвечает), — здесь весь вопрос сводится лишь к отступлению от установленного порядка приведения смертного приговора в исполнение. Другое — ставить под угрозу жизнь и здоровье людей, еще не прошедших процедуры правосудия, такого, какое оно есть. Это уже преступление против человечности, что четко зафиксировано в решении Международного трибунала в Нюрнберге. В этом Берия признаваться не намерен.

— Я категорически утверждаю, что мне все это не было известно, — продолжал упорствовать он.

— Как же вы могли не знать об этих опытах, если они проводились во вверенном вам учреждении целой группой и над многими подследственными?

— Мне это не было известно.

Что тут можно сказать? Тактика проста до примитивности. Кое-что знаю, один-два раза санкционировал, слушал доклады о результатах. На большинство же прямо поставленных вопросов следует короткое: не помню, не известно, первый раз слышу. Про Меркулова даже не заикнулся. Такие вот перепады в показаниях Берии. Вы уж, мол, следователи и прокуроры, сами разбирайтесь, оценивайте, решайте, где тут искренность, а где голословное признание «под воздействием обстоятельств». Что же до возникающих сомнений, то они во все времена истолковывались только в пользу обвиняемого и подсудимого.

Вот и автор поначалу несколько засомневался. Может, действительно за столько лет Лаврентий Павлович всего пару раз мельком видел Могилевского и не имел ничего общего с его неблаговидными делами? Может, и впрямь, все совершалось в обход всесильного наркома, за его спиной? А что, если Могилевского и в самом деле заставили подписаться в протоколах допросов под заранее сочиненными следователями «нужными» показаниями?

Подобных примеров в те времена было сколько угодно. Видимо, аналогичные раздумья появились и у Прокурора Союза ССР. Иначе почему Руденко решил подойти к Берии с другой стороны? И интуиция опытного знатока следственной тактики себя оправдала. Берия явно ослабил бдительность — и попался.

— Вам предлагается еще одна выдержка из показаний Могилевского: «В последнее время наша техника обогатилась возможностью весьма мелкого микроскопического распыления. Мною была поставлена эта тема для разработки в пятидесятом году вместе с майором Хотеевым, но была сорвана полковником Железовым. У меня есть предложения по использованию некоторых новых веществ как снотворного, так и смертельного действия — в осуществление этой вполне правильной вашей установки, данной мне, что наша техника применения наших средств устарела и необходимо искать новые пути…» Правильно ли пишет Могилевский?