Светлый мир (СИ) - "ЙаКотейко"

— Ох ты ж, хорошо, мальчик мой. Сделаю как просишь. Все же, и ты ему не чужой, но прошу, когда говорить станете, берегись. Пугают меня перемены в ней.

Ашту согласно кивнул и, отпустив руки, отполз подальше. Встал на ноги поблагодарив и попросил Анвара:

— Кобу мне покажи.

Анвар поднялся и, кивнув Беренике, повел друга через центр сгрудившихся кибиток.

— А как же Шиес? — бросая по сторонам осторожные взгляды, не услышит ли кто, спросил Анвар.

Кибитки раскинулись на самом краю оазиса, там где раскаленный песок переходил в короткую, проросшую пучками, колючую траву. Заезжать на нее кочевники не стали, оставляя для лошадей. Но те все равно больше уделяли внимание небольшому ледяному озерцу в самом центре зеленого острова. Коба сидел там же, у края аккуратной чаши и, глядя в отраженные водным зеркалом деревья, тихо что-то напевал. Анвар слегка замедлил шаги, желая сперва получить ответ.

— А что Шиес? Я ей ничего не обещал, — отмахнулся Ашту улыбаясь. Только Анвар видел едва заметно дрогнувшие ресницы, даже с ним Ашту старательно следил за проявлением эмоций.

— Хватит, — схватив друга за руку вынуждая остановиться, зло зашипел Анвар. — Думаешь я не замечаю?

— Не отпустишь дам в рожу, — криво ухмыляясь, заявил Ашту спокойно, лишь глаза льдом блеснули, и дернул рукой, высвобождаясь. — Шиес молодая и сильная, она найдет себе пару. Зато мне не придется ждать. Какая разница, какая женщина, главное ее плод. Здесь он уже есть. Можно вкладывать всю нужную информацию, воспитывая свое продолжение минуя сопли, крики и слезы. Обычный расчет.

— Расчет. Как у твоего отца?

— Не смей меня с ним сравнивать, — не сдержавшись зашипел Ашту, сверкая глазами.

— Отчего же? Разве не его мысли ты пытаешься до меня донести? Женщина лишь сосуд, чтобы выносить твоего ребенка. Сын материал, из которого без лишних проблем можно начинать лепить необходимого тебе болванчика? — холодно говорил Анвар, стараясь сдержать клокотавшую внутри ярость.

— Ты слишком эмоционален. Милашка плохо на тебя влияет, Несущий смерть. Будь добр, не суй свой нос в мои дела! — натянув на лицо злую, холодную улыбку, хохотнул Ашту.

— О, вот оно что. Прошу меня простить, ашт Ашту, забылся. Позволил себе на мгновение представить дружбу между двумя темными, больше не повторится, — холодно протянул Анвар и отвернулся, удаляясь от застывшего Ашту.

— Анвар! Анвар, стой! А! — попытался дозваться до него Ашту, но Анвар был слишком зол и обижен.

— Он извинитса. Подумаэт и вэрнотся говорыт.

— Вернется, — тихо согласился Анвар, усаживаясь на берегу рядом с Кобой. Обернулся на мгновение, но Ашту исчез, в прямом смысле. — Только извиняться не будет. Не в его правилах.

— Вы очэн похожи.

Коба больше не походил на того пышущего здоровьем великана. Болезнь иссушила его тело, горе украсило султан волос белыми нитями. То с чем не мог справиться почти год на Арене, легко поправила неделя болезни.

— Чем? — Анвару не очень хотелось разговаривать, но и оставаться в одиночестве сейчас он был не готов. Оттого неохотно, но поддержал разговор.

— Всэм. Нэт ты мрачный, как сэнатор, а он как малчышка глупый, смэется, шутыт. Только когда вы радом, как брат похожи. Дажэ в толпе глаз дэржитэ, словно нэт болше никого — насторожены, гладытэ словно звэр.

— Да уж, похожи. Это исключительно особенности воспитания, — со вздохом признался Анвар.

— Можэт. Толко я что говорыл. Он сэйчас потэрался, но тэбя не оставыт. Слишком он гладит за тобой.

— Я понял, Коба, что ты имеешь в виду. Да это так, но легче мне от этого не становится. Я хочу помочь, а он наоборот отодвигает меня подальше. Не мое дело. Знаешь, до этого я думал самым обидным было проиграть ему, но нет — эта фраза хуже, много хуже.

Из воды вынырнула серая, покрытая даже на взгляд жесткой пупырчатой кожей рожа, размером с половину кота. Раззявила беззубую пасть, разродившись низким мерзким ревом, больше напоминавшем крик кота в трубу. Серый, покрытый чем-то похожим на шерсть язык затрепетал, на последних звуках скручиваясь в валик, и пасть захлопнулась. Два выпученных, желтых глаза с узкой полоской зрачка уставились на сидящих мужчин.

— Что это за тварь? — брезгливо сморщившись, отшатнулся Анвар. Ему едва удалось сдержать себя от того, что бы прочистить уши, в которых будто поселился похоронный колокол.

— Магаг, — Кобу перекосило от отвращения. В источник пустынники не смели бросать ничего, даже горсть вездесущего песка, но сейчас великан не удержался, швырнул в лупатую харю что-то, до того зажатое в руке.

Булькнуло, тварь с брызгами ушла на дно, а заодно и поближе к другому берегу, подальше от агрессоров.

— Полэзный звэр, — противореча собственным действиям, объяснил Коба, выравниваясь и оглядывая воду. — Воду чистой делат.

— А за что тогда? — недоуменно глянул на него Анвар.

— Сэрый гнил в нем сидыт. Язык видэл?

— То есть, сейчас все пойдет по новой, — содрогнувшись от перспективы, переспросил Анвар.

— Нэт, жарко.

— Угу, — не стал вдаваться в подробности Анвар

Немного помолчав, Анвар вдруг задал вопрос, который до сих пор даже не приходил ему в голову.

— Коба, скажи, ты собрался остаться в таборе, но ведь у тебя кто-то должен быть? Родители, семья?

— Нэт никого, — с печальной улыбкой, признался великан. — Толко Агот была.

— Давно?

— Да. Давно, Коба бил малэнький, когда донг-ага из черный пустыня нашел его дэрэвна. Всэх забрал, остался толко Коба и старый Моку. Нас забрал к сэбэ Тобуку.

— А с Агот вы где познакомились?

— Она напасть на наш караван. Я ее бит, она мэна. Стоку прэдложил, иди с нами, она и пошла. Вместэ ходыл, пока Арэна не попал.

Глава 40

Ашту сидел на вершине бархана, подобравшегося к оазису с захода. Отсюда табор был виден как на ладони, не мешали даже деревья. Солнце медленно ползло на встречу с песком, протянув тень Всадника до самого подножия бархана.

Разглядывая носившихся по песку мальчишек, Ашту крутил в руках костяного человечка и с тоской размышлял над словами Анвара. Сравнение с Тиври ему не понравилось и оставило после себя тяжелое ощущение. Словно Ашту предал себя. Словно проклятый, давно мертвый Тиври успел пробраться в него, отравить своим ядом. Еще и с Анваром вышло хаас пойми что. Чего Ашту точно не желал, так это потерять единственного друга.

Ашту проводил взглядом попрощавшегося с Кобой Анвара до самого фургона, куда тот, видимо, отправился отдохнуть. Нашел дымившую у своей кибитки старуху, мерно покачивающуюся в плетеном кресле. Словно почувствовав его взгляд, Береника приподняла голову, повернула ее к дюне, посидела так немного и вновь удобно развалилась, возможно даже прикрыв глаза. Скоро к ней привели мальчика. Он робко жался к юбке шедшей с ним женщины, пока не понял, что Береника одна. Тогда, бросив руку первой, он быстро подбежал к старухе, вознамерившись взобраться ей на колени, но та не дала. Сказала что-то и повела к огню, разложенному в середине лагеря. А у дальней, простой кибитки, накрытой тканевым пологом выцветшего, бывшего синим цвета ковыряла маленький, всего на кружку, огонек Кася.

Отчего, вот почему все получилось именно так. Отчего бы этим благословенным даром не обладать милой, уверенной в себе стражнице, с крепким, тренированным телом. Женщине, полюбившей именно темного Всадника, а не светлого весельчака. Помогавшей вернуть Анвара из плена, хотя наверняка догадывалась, что будет разоблачи ее эльфы. Женщине, которая была обречена стоило родиться. Ашту вспомнил жизнь в маленькой комнатушке Светограда. Как стараясь сдерживать себя, Марика быстро покидала постель по утрам, бежала в маленькую каморку. Гремела пузырьками, заглушая собственные стоны. Помнил и как она призналась в своей слабости, как рассказала, что лучшие лекари обещают ей около года. Года наполненного болью и мучением. Он пообещал ей помочь и помог, как умел. Пусть еще долго видел ее во снах. Почему не она, а вот эта, чужая, глупая, мимолетное увлечение.