Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

В последних числах августа им снова сбросили груз. По набору продуктов и вещей да из записки оперативного командира поняли, что снимать их не обещают, да и дела им добавится.

Весть эту приняли без восторга. В холодную осень оставаться не хотелось. Скоро разыграются такие штормы, что подлодке подойти сюда за ними будет опасно.

Они чувствовали, что назревают какие-то события. Несмотря на непогоду, оживилось движение вражеских судов и кораблей.

В передачах московского, немецкого, норвежского радио все чаще упоминался север. Вероятно, приближалось время наступления и на этом направлении.

Теперь реже сидели вместе. Все больше донимал холод. Свободный от вахты промышлял в поисках топлива. Костерок жгли маленький, аккуратный, в очажке из некрупных камней. Разговоры вели, глядя на огонек и на тлеющие угли.

Чаулин, вспоминая о прошлых беседах, говорил, что в их нынешнем деле тоже специалисты нужны. И после войны надобность в разведке не отпадет. Чемоданов считал, что им с Сашей, наверное, придется расстаться с разведкой. Ему годов много, новое образование добывать поздно. А Чаулину лучше продолжить занятия радиоделом, либо работать на новейшей радиостанции, либо самому такие изобретать да делать.

— Война повыстригла народу тьму-тьмущую. Все они домой не вернутся. Другие должны будут встать в трудовую шеренгу. — Чаулин пытался прогнозировать послевоенную судьбу.

— Много станков да полей обезлюдеет. Вся надежда на юность новую, на молодняк, на подростков.

— А фронтовики?

— Их не хватит на все. Жена мне писала, что в деревнях больше половины мужиков, ушедших на войну, погибли. Похоронки чуть не в каждом доме. Осиротела земля и оскудела. А раненых сколько придет, изувеченных. Они ведь тоже не работники. — Чемоданов задумывался, каково будет безруким, безногим, слепым…

— Тягостная ребятишкам жизнь уготовлена. В войну радости не видели и после не поедят досыта, зато работы будет вдоволь.

— Что поделаешь?.. От войны не убежали и от послевоенных тягот и неустройств никуда не денемся. Всем достанется нести эту ношу.

— Если бы несли ее все поровну, легче каждому пришлось. Поймут, я думаю, люди и все в этот воз впрягутся.

— Сомневаюсь. Ты ведь знаешь, незадолго до нашего ухода в Мурманске выловили банду. С оружием, подлецы, были. Людей грабили, отнимали скудные харчи да одежонку. Ничем не брезговали.

— Таких надо казнить на месте. — Чаулин на пакости смотрел бескомпромиссно.

— Может, кого-то и покарать надо. Но по закону. Самосуд нельзя устраивать. Так можно и безвинного обидеть. Но я говорю о том человеческом отребье, которое не воюет и не работает, а живет за счет людского горя. Так вот меня беспокоит, что они останутся, когда мир наступит.

— Не может того быть. Люди такого безобразия не потерпят. Они потребуют, чтобы от этой скверны землю очистили.

Пошел последний месяц тому заданию, на которое их послали. Тоска по Полярному, по отряду, по друзьям становилась с каждым днем все острее. Временами накатывала вялость, не хотелось делать что-то долговременное. Топливо собирали на берегу только на ближайшую неделю-полторы. Теплого шалаша или землянки себе не строили. Зимовать на этой точке не собирались.

Громом среди ясного неба обрушилась расшифрованная Чаулиным радиограмма, в которой им предписывалось хозяйство свое свернуть, все ненужное и лишнее уничтожить, а самим возвращаться на базу «по зеленой».

В первые мгновения настолько опешили от неожиданной вести, что не могли вымолвить ни слова. Первым опомнился Чемоданов:

— Тут что-то не то. Нас, наверное, с кем-то перепутали. Отсюда топать «по зеленой» — сколько сот километров? Силы на исходе, дойдем ли?..

— Ошибки быть не может, командир. Позывные наши. — Чаулин сказал это как-то отрешенно.

— Да я не о радисте сказал, об отделе. И то сгоряча. Такие вещи не путают. Давай посмотрим на каргу.

Достали из планшета карты. Положили одну, заметили свое место, прошлись пальцами и взглядом по ней до кромки, приложили к ней следующую. Потом еще одну… Только в конце пятого листа нашли ту точку, где обычно случаются встречи с нашими передовыми частями у оконечности «зеленой». Измерили маршрут. Получилось 360 километров. Это по прямой. Не считая зигзагов, обходов гор, болот, озер, переправ через бесчисленные реки и ручьи.

Сели в раздумье. Для чего требуется идти в такую даль пешком? Ведь подлодка может снять их прямо с нынешней точки, нужно только спуститься к урезу воды…

— Саша, пиши радиограмму, что возражаем. Очень устали, силы на пределе, такой путь не одолеть. Просим снять отсюда.

Чаулин отстучал радиограмму в базу. Через два часа получили ответ, но он не принес ни малейшей радости. Приказ о пешем марше подтвердили.

— Пиши новую радиограмму. Продукты на исходе, в маршрут идти не с чем.

Ответ на нее готовили в Полярном дольше, пришел он через шесть часов. Им сообщили, что продукты и все нужное сбросят, куда они укажут. На марше держать связь по расписанию.

Последняя надежда на скорый возврат домой исчезла.

— Давай, Саша, поедим, потом будем думать.

Развели костерок, вскипятили воды, разогрели консервы. Плотно покушали. Впервые за едой сидели молча. Каждого угнетали думы о нежданном задании. Рассудок не мог смириться с приказом.

После еды опять разложили карту. Неторопливо стали выбирать маршрут, вглядываясь в сопки, лощины, ручьи и речки, прикидывая, куда идти, чтобы миновать селения, дороги, посты.

С тоской и горечью начали разбирать имущество. Теперь его было меньше, но для похода полагалось отобрать только самое необходимое. Не обойдешься без продуктов, нужны батареи к рации, при себе должны быть автомат, пистолеты с патронами, гранаты. Понадобятся плащ-палатки.

Котелок, изношенную одежду, немного продуктов, что не втиснулись в рюкзаки, сложили в кучу и сожгли.

Начался трудный переход. Брели по неглубокому снегу. Местами было скользко, на откосах наледи, шагать приходилось осторожно. Вырубили посошки. Руки и ноги непрерывно находились в деле: то из одной в другую посошок перекидывали, то автомат придерживали, то рюкзак или подсумки подправляли.

Перед утром прошли через свою старую базу. Хотя ее припорошило снегом, но чувствовалось, что кто-то тут побывал.

Задерживаться не стали.

От материковой вершины Оксе-фьорда пошли берегом ручья. Он через порожки, как через ступеньки, взбирался к своему истоку на юго-востоке, откуда был почти прямой путь к узенькому перешейку с Нордкина на материк.

Прошагали маршем двадцать километров с двумя малыми привалами. Устали основательно. Рассвело. Устроили себе большой дневной привал.