Смута в Московском государстве - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шуйский, видя, что Бог не шлет ему счастья, обратился к помощи дьявола и его орудий, стал вовсю заниматься колдовством, собрал всех слуг дьявола, чернокнижников, каких только можно было сыскать в стране, чтобы то, чего не сумел бы один, мог бы сделать другой. У многих беременных женщин он велел разрезать чрево и вынуть из него плод, а также убить много здоровых лошадей и вынуть у них сердце. Тем самым колдуны добились того, что если такое сердце куда-либо закапывали или зарывали, то люди Шуйского побеждали, стоило только воинам Димитрия перейти за эту черту. Если же московиты переходили за эту черту, то тогда поляки их одолевали.
Пришли из Москвы к Димитрию второму и многие знатные вельможи, среди них один именитый князь по имени Василий Мосальский, но как только он узнал, что это не прежний Димитрий, а другой, он со многими боярами вернулся через несколько дней в Москву и всенародно объявил, что это не Димитрий первый, а новый вор и обманщик. Когда москвичи узнали об этом, они стали говорить друг другу: «Если это так, то мы станем иначе относиться к этому делу, и вор с его поляками города не получит, даже если бы нам всем с женами и детьми пришлось бы отдать за это жизнь».
Они приняли со своим царем Шуйским решение послать в Шведское королевство и просить, чтобы иМ прислали воинских людей из чужих народов. С этой целью туда был послан для выполнения этого поручения именитый вельможа Михаил Скопин. Московиты тем более старались и стремились добиться успеха в этом деле, что два отпетых негодяя и изменника, убежавших от Димитрия второго и прибежавших в Москву после прихода упомянутого князя Мосальского, взошли при всем народе на Лобное место и побожились, что это не прежний и не истинный Димитрий, а другой. Эти молодчики очень хорошо могли говорить по-московитски. Одного, лифляндца, звали Ганс Шнейдер, другого, немца из Австрии,— Иоганн-Генрих Карлос. Этот некогда попал к турку в Венгрии, ради денег дал себя обрезать и принял турецкую веру, потом снова убежал от турок в Германию, а оттуда пришел в Москву, где ради выгоды дал себя перекрестить. Чтобы стать знатным и богатым, он должен был отречься от своего Господа Бога, во имя которого он был крещен и которого исповедовал с юности, что является нечестивым и должно быть искуплено смертью, трижды плюнуть на него через плечо, приложиться к московитскому Богу Николаю и поклониться ему. В России этот человек не меньше трех раз перебегал от одного государя к другому, то к Димитрию, то опять к Шуйскому. Этакому выкресту и мамелюку московиты смотрели в рот и верили всему, что он говорил.
Когда Димитрий понял, что московиты не хотят сдаться добром, он послал господина Сапегу с 15 000 человек к Троицкому монастырю, чтобы осадить его и с этой стороны преградить и отрезать пути подвоза к Москве. Под этим монастырем Сапега стоял так же долго, как и Димитрий под Москвой, и точно так же не смог взять его, как Димитрий не смог взять Москву. Этот монастырь лежит в 12 милях за Москвой, и туда, в гости к Сапеге, Шуйский послал из Москвы столько конников, сколько ему удалось набрать, а именно — 30 000 человек, поставив начальником над ними своего родного брата, Ивана Ивановича Шуйского.
Когда лазутчики донесли об этом господину Сапеге, он собрался и пошел навстречу московитам, они встретились под Воздвиженском и задали друг другу жару, причем Сапега дважды был отбит, и от этого у поляков затряслись длинные шпоры и душа ушла в пятки. Господин Сапега всяческими уговорами вернул им мужество. Он сказал: «Милостивые государи, если мы обратимся в бегство, все будет потеряно и ни один из нас не спасется. Отечество наше очень далеко отсюда. Почетнее умереть, как рыцарь, чем дать убить себя, как трусливую девку. Пусть каждый сделает во имя божие все, что в его силах, я пойду первым, кому честь дорога, тот пойдет за мной. При третьем натиске Бог даст нам счастье и удачу, и враг будет в наших руках». После этого они смело ударили в третий раз на врага, побили несколько тысяч московитов, так что те были вынуждены отступить обратно к Москве и очистить поле. В этот раз конница Шуйского настолько поредела, что после этого он никак не мог осмелиться выйти в поле без иноземцев. Сапега вернулся в свой прежний лагерь под Троицей, и московиты не тревожили его, пока из Швеции не прибыл Понтус Делагарди.
После этой битвы Сапега послал из лагеря небольшой отряд немцев, поляков и казаков разведать, нельзя ли овладеть некоторыми городами или добром привести их к присяге. Капитаном у них был испанец, по имени Хуан Крузати. Первый город, куда они пришли, назывался Переяславлем, он присягнул Димитрию второму. Другой город, Ростов, расположенный в 12 милях дальше в глубь страны и ранее присягавший Димитрию, воспротивился было, но это не привело к добру. 12 октября он перестал существовать, все постройки были обращены в пепел, многочисленные великолепные сокровища, золото и серебро, драгоценные камни и жемчуг расхищены, а в церквах были содраны даже ризы со святых. Св. Леонтия, который был из чистого золота, весил 200 фунтов и лежал в серебряной раке, воинские люди разрубили топорами на части, и каждый взял себе столько, сколько мог захватить. Митрополита ростовского, князя Федора Никитича, они схватили и отвезли к Димитрию в большой лагерь под Москвой. Димитрий принял его милостиво и даже сделал его патриархом в подвластных ему землях и городах. Этот митрополит подарил Димитрию второму свой посох, в котором был восточный рубин ценою в бочку золота.
Судьба этого города послужила наукой очень богатому торговому городу Ярославлю, расположенному в 12 милях за Ростовом. Он согласился сдаться добром на следующих условиях: если царь оставит им их суд и не даст полякам нападать и налетать на них, бесчестить их жен и детей, тогда они сдадутся добром, будут ему верны и охотно сделают все, что смогут. Тогда одного шведа, по имени Лауренс Буйк, перекрещенного мамелюка русской веры, назначили туда воеводой, чтобы принять присягу от жителей — немцев, англичан и русских — и именем Димитрия управлять там. Это было 21 октября сего 1608 года.
Этот город послал Димитрию второму 30 000 рублей, что составляет 83 333 простых талера и 8 полных грошей, из расчета 24 гроша на один талер, и безвозмездно принял на постой 1000 конников, обеспечив их также надолго фуражем и мукой. Но поляки все равно этим не удовлетворились, совершали большие насилия над купцами в лавках, над простыми жителями на улицах, над боярами в их домах и дворах, покупали в лавках без денег что только им попадалось на глаза и могло им пригодиться, и это было причиной многих бед, о чем будет сказано ниже.
Города Кострома, Галич, Вологда сдались Димитрию, присягнули ему и, наверное, остались бы верны своей присяге, если бы этого не отсоветовал им, на беду и погибель себе и городу, один проклятый перекрещенец, нидерландец Даниель Эйлоф, живший в России в этой местности и занимавшийся солеварением. Он им написал, что они не обязаны соблюдать присягу, ибо они клялись хранить верность Димитрию Ивановичу, сыну Грозного, прирожденному царевичу земли Московитской. А сейчас он узнал достоверно, что этот — не сын Грозного и не Димитрий первый, а другой, новый обманщик.
Этот перекрещенец собрал в своей солеварне 200 пеших московитов с луками, стрелами, топорами и пиками, с этой силой он собирался прогнать всех поляков. Но когда поляки наведались к нему, он спрятался со своими тремя взрослыми дочерьми в погребе, оставив 200 московитов на потеху полякам, которые всех их убили. Поляки обнаружили его и его дочерей в погребе 11 декабря, взяли их в плен и потребовали, чтобы он и его дочери дали выкуп в 600 талеров. Если бы один добрый, благородный, честный человек по имени Иоахим Шмидт, поставленный Димитрием вторым воеводой в Ярославле, не воспрепятствовал этому, ссудив ему 600 талеров, он получил бы своих дочерей совсем в другом положении, чем то, в каком они были, когда их от него увели. Поэтому он и его дочери по справедливости до конца жизни должны были быть благодарны ему, а как они его отблагодарили, скоро будет описано в главе XV.
13 декабря 1000 русских были убиты недалеко от солеварни перекрещенца и многие деревни сожжены. В тот же день к Ярославлю из лагеря Димитрия и Сапеги пришли Александр-Иосиф Лисовский с 5000 казаков и Иван Шумиский с 900 конных копейщиков; они проехали ко двору и к солеварне перекрещенца, все дотла сожгли и поубивали всех, кого там застали. Оттуда они повернули на Кострому и Галич, сделали то же самое с этими клятвопреступными и вероломными городами. Города сожгли и всех, кто им попался навстречу, убили, награбили много добра, золота и серебра, порыскали по всей этой местности и вернулись с большой добычей снова в лагерь. Этим и закончился 1608 год, в который Димитрий второй причинил неописуемо много вреда в одном конце бедной России.
ГЛАВА XV О том, как в 1609 году Русская земля со всех сторон подверглась нападениям, нашествиям и притеснениямВ этом году беды с еще большей силой обрушились на все четыре конца России, так что отсюда легко было понять, что Господь Бог гневается на эту землю и сурово взыскивает с ее жителей. Всюду шли большие кровопролитные войны. Димитрий второй упорно осаждал Москву и Троицу. Где только можно было причинить ущерб московитам, там его десять тысяч ратников не ленились, жгли, убивали, грабили всюду, куда им только удавалось попасть.