С/С том 5. Миссия в Венецию. Парик мертвеца. Миссия в Сиену - Джеймс Чейз

— Огонька не найдется, приятель? — спросил он, подражая тягучей интонации негра.

Глава 8

Альскони

Известный европейской и американской полиции под кличкой Черепаха, Симон Альскони расположился в кресле перед огнем: ноги на табуреточке, на коленях ангорский кот — воплощение домашнего уюта. Жирное смуглое лицо, мясистый нос, толстые губы, глубоко сидящие темные глаза — все это придавало гангстеру обманчиво простодушный и безобидный вид. На вид ему можно было дать пятьдесят лет, хотя на самом деле перевалило за шестьдесят. В толстых пальцах он, как обычно, держал сигарету, а другой рукой гладил шерстку неподвижно смотрящего в огонь кота.

Стоя перед боссом, Феликс рассказывал о приключении в парке. Феликс являлся правой рукой Альскони, который доверял ему и во многом на него полагался. И все же, входя в апартаменты босса, Феликс испытывал безотчетный страх.

— Так это Дон Миклем? — переспросил Альскони. — Странно…

— Вы его знаете? Крантор уверяет, что это один из самых богатых людей Англии.

— Конечно, знаю, — кивнул Альскони. — У него два миллиона фунтов стерлингов. Удивительно! — Он почесал пальцем кошачий нос. — И что вы с ним сделали?

— Посадил в подвал.

— Он был один?

Феликс надеялся, что босс не спросит об этом.

— С ним был еще один тип, но он удрал.

Альскони перестал гладить кота.

— Каким образом?

— Мы не знали, что Миклем не один. Вилли понял это только тогда, когда тот оказался в машине и включил двигатель.

Альскони посмотрел в огонь. Выглядел он по-прежнему благодушно, но пальцы его застыли в неподвижности. Феликс по опыту знал, что ни о чем хорошем это не говорит.

— Не следовало упускать его, — сказал наконец Альскони. — Надеюсь, ты примешь необходимые меры. Пока ничего страшного не случилось, хотя очень может быть, что тот парень уже обратился в полицию. Кажется, настал тот момент, которого я ждал. Ежегодные взятки полиции, пожертвования на нужды церкви и благотворительность… Интересно, кому теперь поверит полиция: мне или приятелю Миклема? Я предложу полиции сделать в доме обыск, даже потребую этого. А ты позаботишься, чтобы они никого не нашли. Понял?

— Да, — склонил голову Феликс.

Альскони внимательно посмотрел на него.

— Тебя не пугает визит полиции?

— Конечно, нет.

— Тогда все будет хорошо, — улыбнулся Альскони. — Тебе и Лорелли показываться им не обязательно. Она стала такой нервной… Подумает еще, что это крах всего нашего предприятия. Ты проследишь, чтобы она не потеряла головы?

— Да, — пообещал Феликс, чувствуя, как в его груди поселяется космический холод. — Лорелли — чудесная девушка, — быстро заговорил он. — Я знаю ее больше, чем ты. Она действительно сейчас нервничает: ее потрясла смерть малышки Пастеро, — Феликс старался говорить спокойно.

Альскони усмехнулся.

— Ну конечно, раз вы живете вместе, тебе может быть виднее, как лучше с ней поступить.

— Я отвечаю за нее, — ответил Феликс, чувствуя, как на лбу его выступает испарина.

Альскони поднял глаза.

— Так ты считаешь, мне не стоит говорить с ней? Возможно, ты прав: мужчина должен вести себя так, чтобы любовница знала свое место.

— Я беру это на себя, — сухо повторил Феликс.

— Пользуйся женщинами, Феликс, они созданы для того, чтобы доставлять удовольствие нам, мужчинам, поэтому не позволяй им помыкать собой. Я уже давно отказался от общения с этим гнусным племенем, но из прошлого знаю, что они способны мешать нам, сбивать с пути и приносить сплошные неприятности. Бабы удивительно устроены: своими тоненькими пальчиками берут нас за шкирку, и мы уже не в состоянии пикнуть.

Феликс помолчал.

— Но мы отвлеклись, — сказал Альскони после паузы. — Что говорит Миклем? Почему он оказался в саду?

— Он пока ничего не говорит: Карлос слегка помял его, и англичанин пока не приходил в сознание.

— Черный не был слишком грубым, надеюсь? Миклем очень известен в высоких сферах и кое-кем ценится на вес золота.

— Энгелъман осмотрел его: ничего страшного.

— Итак, он расспрашивал Педани о квартале Черепахи?

— Да, и еще о Дженда и Вага.

— Вот как? И почему его это все вдруг заинтересовало, не знаешь?

— Крантор говорит, что Миклем был большим другом Гвидо Ференци.

— Ах, вот оно что! Ты должен был сказать мне об этом раньше. Теперь ясно, почему Миклем сует нос в это дело. У него слишком много денег и слишком мало работы… Что ж, сейчас он в наших руках, и мы извлечем максимальную выгоду из этого положения. Завтра я повидаюсь с ним. А до тех пор мы выясним, где он живет и кто ему помогает. Полиция, конечно, нанесет нам визит, но это уже мое дело. — Он погрузил пальцы в мягкую кошачью шерсть и продолжал: — Крантор, если не ошибаюсь, оказался просто находкой для организации, а? Мне нравится, как он провел дело Ференци. Это человек без предрассудков, как раз то, что мне нравится. — Взгляд его глубоко посаженных глаз остановился на Феликсе. — Ты ведешь здесь легкую, безбедную жизнь. Надеюсь, это тебя не разнежило, ты ведь знаком с трудностями, и у тебя репутация отчаянного парня. Хотелось бы, что бы два года, которые ты провел здесь, не испортили твою репутацию.

— Если вы недовольны моей работой, — сказал Феликс, которому ощущение опасности неожиданно придало храбрости, — так и скажите.

Альскони улыбнулся.

— Это не в моих правилах, Феликс. В свое время ты все будешь знать. Я требую, чтобы люди, которых я нанимаю, отдавали мне все лучшее, что в них есть, а если они этого не хотят, я от них избавляюсь, — и он сделал жест рукой, означающий, что Феликс может идти. — Завтра в одиннадцать ты привезешь Миклема ко мне.

Мучимый тяжелым предчувствием, Феликс вышел из комнаты.

Боль, терзающая тело Дона, привела его в сознание. Он с трудом поднял веки и тут же опустил их, ослепленный светом висевшей прямо над головой лампы. Несколько минут он, ничего не понимая, лежал неподвижно, мучительно стараясь припомнить, что же произошло. Постепенно в голове прояснилось: он вспомнил, как негр бросился на него, а он метнулся в сторону и сразу же попытался ударить гиганта, но тот протянул свою огромную лапу. С какой профессиональной ловкостью этот парень увернулся от удара! И в тот же момент Дон почувствовал удар в висок. Земля завертелась у него под ногами, и все потонуло в чернильной тьме.

Дон с трудом поднес руку к разламывающейся от боли голове и нащупал над правым ухом солидную ссадину. Удивившись, как это негр не проломил ему череп, Дон сделал усилие и открыл глаза. Свет был нестерпимо ярким, пришлось моргать некоторое время, чтобы привыкли глаза.

Наконец Миклем смог оглядеться. Он лежал на тонкой подстилке из соломы, брошенной на каменный пол, вокруг вздымались сырые толстые стены, которые наводили на мысль, что это подземелье. При первом же движении рядом что-то звякнуло, и Дон, повернув голову, увидел, что прикован к стене массивной цепью.

Он сел, ожидая, когда утихнет головная боль. Сейчас больше всего Миклема беспокоила судьба Харри. Он велел шоферу оставаться на стене, а Харри всегда четко и беспрекословно повиновался приказаниям хозяина. Но при сложившихся обстоятельствах он, конечно же, должен был отправиться за помощью. А если это так, сумеет ли он договориться с итальянской полицией? Догадается ли позвонить Диксу? Если он сделал все это, полиция уже занялась поисками… Знают ли бандиты, что с ним был Харри? Если знают, должны понимать, что полиция займется ими рано или поздно.

Он огляделся. Одинокая лампа под потолком ярко освещала его убогое ложе, остальная часть подземелья тонула в темноте. Интересно, это подвал того замка, или же его перевезли в другое место? Он посмотрел на часы: была половина одиннадцатого, только вот вечера или утра? Удар, нанесенный негром, был, конечно, очень силен, но не настолько же, чтобы провести без сознания много часов.

Дон закатал рукав рубашки и увидел на правом плече маленький след от укола. Он состроил недовольную гримасу и перевел взгляд на толстое металлическое кольцо, которое охватывало его лодыжку. От кольца шла цепь, которая крепилась к стене. Кольцо же было заперто на замок, который показался Дону не очень сложным. Он неплохо разбирался в замках, и, будь у него кусок проволоки, у него не возникло бы никаких трудностей. Но, поразмыслив, Дон решил, что даже если он отделается сейчас от цепи, это вряд ли поможет ему выбраться из тюрьмы. Оглядевшись еще раз, Миклем заметил, что из глубины подземелья к нему приближается слабый свет, и понял, что его тюрьма переходит в подземную галерею.

Свет становился все ближе, и по времени, которое понадобилось тюремщику, чтобы подойти, Миклем определил протяженность галереи: примерно сто пятьдесят-двести метров.