Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Но под конец пала сама равнина – стремясь схватить вечность, шаманы убили саму землю. Их проклятие не знает предела. Их проклятие может схватить нас за шеи – всех и каждого здесь – в эту самую ночь.

Красная Маска умолк надолго, как бы позволяя ужасу свободно проникать в сердца слушателей. Наконец он заговорил снова: – Шаманы собрали своих не ведающих смерти воинов и повели на войну. Они покинули здешнюю равнину – и с тех пор сюда возвращаются только павшие в битвах. Искореженные остатки. Неудачники, выветренные как сама земля; им никогда не поднять голов, не посмотреть в небеса. Таково их проклятие.

Мы не прощаем. Не нам прощать. Но мы не забудем.

Лыковый Баклан. Долина Барабанов. Летерийцы верят, будто мы почитаем ее. Они верят, будто долина была местом битвы между овлами и К’чайн Че’малле, хотя летерийцы не ведают истинного имени наших древних врагов. Возможно, здесь были стычки, память о них выжила, чтобы исказиться и принять ложные формы. Многие из вас верят в новые формы, почитая их истинными. Древняя битва. Та, что мы выиграли. Та, что мы проиграли – старцы стали смело выбалтывать секреты, как будто поражение вонзилось ножом в их сердца. – Маска пожал плечами, словно отметая такое предположение.

Занимался бледный рассвет. Певчие птицы вспорхнули из кустов.

– Лыковый Баклан, – повторил Красная Маска. – Долина Барабанов. Вот ее тайная истина. Шаманы Оленьих Рогов стучали в шкуру долины, что лежит перед нами. Пока не была украдена вся жизнь, пока не утекли воды. Они пили взахлеб, пока не осушили все. Ибо в то время шаманы были не одни. В нечистом ритуале к ним присоединились сородичи с далеких материков – за сотни, тысячи лиг отсюда. Все произошло в одну ночь. Они отделили свои жизни от земли, отделили землю от ее жизни.

Полное молчание. Ни один из воинов не решался даже вздохнуть. Это длилось слишком долго…

Но Красная Маска позволил им перевести дыхание. – Лыковый Баклан. Мы восстаем на войну. В Долине Барабанов, воины мои, летерийцы лишатся магии. Не поможет магия и Эдур. У Лыкового Баклана нет вод магии, нет потока силы, из которого можно красть. Все истощено, все израсходовано, чтобы погасить огонь жизни. Наш враг ничего не знает. Истина откроется ему днем. Слишком поздно. Сегодня, воины мои, железо встанет против железа. Ничего иного.

Маск поднялся. – Донесите истину до каждого воина. И готовьтесь. Мы идем на битву. К победе.

Грудь Месарча затопила храбрость; он обнаружил, что уже вскочил на ноги, весь дрожа, что шагает в сумраке, передавая весть всем встречным. Снова и снова.

– Лыковый Баклан поет сегодня. Он поет: нет магии. Здесь нет магии!

Конюшие подобрали поводья и повели коней через двор. Атрипреда Яни Товис передала уздечку в руки грума и зашагала к приземистой башне входа в поместье. Находящаяся в тридцати лагах южнее порта Реннис крепость Боарл была местом «рождения» бригады Травяных Курток; но это было больше ста лет назад, и сейчас крепость держит третий или четвертый сын семейства Боарл, упорно привязанный к старинным титулам Дреш-Преды и Лорда-Владетеля. Под его командой гарнизон едва ли в дюжину солдат – и по меньшей мере двое пьяны. Те, что охраняют ворота.

Уставшая, натершая заднее место о седло Яни Товис была сейчас не склонна к снисходительности. Она взошла по четырем широким ступеням к обрамленным известняковыми камнями воротам. Никого. Она подняла засов и пинком отворила тяжелые створки; вошла в темный коридор, заставив подскочить двух старух с ведрами и сделанными из лозы халита швабрами.

Они вздрогнули, опустили глаза и торопливо склонились.

– Где Дреш Боарл? – требовательно спросила Полутьма, стягивая рукавицы.

Карги обменялись взглядами; одна неуклюже попыталась изобразить реверанс, прежде чем ответить: – Госпжа, он почивает… э… а мы, мы просто подчищаем его ужин.

Вторая служанка тихо хихикнула.

Только теперь Яни Товис ощутила кислую вонь желчи, смешанной со щелочным мылом. – Тогда где Мастер Оружия?

– Госпжа, – снова присела первая, – он выехал с четверьмя солдатами на запад, на берег, сказал, быстро как струя кальмара. И пыль еще не села.

– Значит, он едва выехал? Зачем бы? И как далеко отсюда до берега?

– Госпжа, около звона, каковой он быстрый.

– И зачем?

Они снова обменялись таинственными взглядами. – Госпжа, последнее время берег черный от шепотков. Рыбаки пропадают, демоны скачут из глубин. Острова стали ледовыми и белыми словно изнанка черепушки душегуба.

– Мастер Оружия поскакал проверять суеверные слухи?

– Госпжа, у меня самой кузина на берегу…

– У которой глаз дергается, – прервала ее другая старуха.

– Пусть дергается, это не здесь важно. Там были голоса из моря, она их слыхала и не раз один слыхала. Голоса, госпжа, как у утопленников, она так и говорит, потому как и утопленников тоже не раз один слыхала.

Сзади к Полутьме подошел один из ее сержантов. Атрипреда отстегнула ремешок шлема. – Мастер оставался трезвым?

– Один изо всех, но самый.

– Именно так, – согласилась вторая. – А проклятие хуже всего как раз в такие вот ночи как…

– Молчи, ты! Госпжа солдат чином повыше Дреша!

– Тебе откуда знать, Стяжка? Зачем…

– Вот я знаю! Чей племянник копал отхожую яму для Травяных Курток, как не мой! Чин видать по шейному ожерелью и по крою шапки и…

Яни Товис повернулась к сержанту: – В конюшне есть свежие лошади?

Тот кивнул: – Четыре, Атрипреда.

Первая старуха толкнула вторую, буркнув: – Я ж говорила!

Яни Товис разогнула голову, пытаясь снять напряжение шейных мышц. Закрыла на миг глаза, вздохнула: – Оседлайте их, сержант. Выберите троих наименее уставших вестовых. Я намерена отыскать пропавшего Мастера Оружия.

– Госпожа. – Солдат откозырял и ушел.

Снова обращаясь к старухам, Атрипреда спросила: – Где поблизости расположены Тисте Эдур?

Минуло полдюжины ударов сердца, пока они бессловесно совещались. Наконец первая кивнула себе под нос. – В Реннисе, госпжа. Они не разу нас не навещали.

– И будь довольна, – сказала Полутьма. – Могли бы твоему Боарлу снять голову с плеч.

Вторая фыркнула: – Вряд ли бы кто заметил разницу…

– Тихо ты! – шикнула первая и сказала Полутьме: – Госпжа, Дреш Боарл, он потерял почти всех сородичей, когда Эдур напали. И жену потерял тоже, три года тому под Петельным Болотом…

Вторая сплюнула на только что вымытый пол: – Потерял? Ее сам хозяин задушил и закопал, Стяжка! Но скажу тебе, жена была горяча – нет чтобы говорить то, что хозяин желает слышать и больше ничего не говорить! Вот он и вскипел, и жену прикончил!

Полутьма обратилась ко второму сержанту: – Мы останемся здесь на несколько дней. Приказываю поместить Дреша под домашний арест. Пошлите гонца в Реннис, потребуйте суда Тисте Эдур. Такое расследование потребует волшебства, особенно для разговора с мертвой.

Сержант отдал честь и вышел.

– Лучше бы вам не говорить с покойницей, госпжа.

Полутьма нахмурилась. – Почему?

– Потому как она начнет говорить да не закончит. Хозяин выпил, а она была горяча, прям огонь – могла ему глаза выцарапать, прям так.

– Вы что, ведьмы?

Старухи снова молчаливо посовещались; первая выставила корявую волосатую ногу и тщательно стерла подошвой сгусток мокроты. На пальцах, как заметила Яни Товис, были настоящие когти.

– Вы из трясов? Кудесницы Старых Путей?

Старухи наморщили и без того сморщенные лбы. Та, которую назвали Стяжкой, снова присела. – Да и вы здесь рожденная, госпожа, эт точно. Здесь вы, госпжа, девочкой по берегу бродили. Потом уехали, да не так далеко, чтобы забыть. А хозяйка нас не любила.

– Так кто же задушил ее и утопил труп в болоте, Стяжка?

Вторая, казалось, чем-то внезапно подавилась. Справившись с приступом, она сказала: – Дреш отдал нам приказы ясные как паутина на тропке, да, Стяжка? Отдал нам приказы, а мы тут были еще когда первый Черный Камень под крепость закладывали. Мы верные. Боарлы летерийской крови, первые на этих землях, первые хозяева. Дреш Первый отдал нам кровь в полном понимании. Чтобы почернить Черный Камень.

– Первый из дрешцев нашел вас и заставил благословить себя?

Вторая старуха кашлянула. – Он точно думал, что это благословение…

Полутьма огляделась и шагнула в сторону, опершись плечом о темную стену. Она слишком устала. Род Боарлов, проклятый ведьмами трясов. Ведьмы, что переживают поколение за поколением, оставаясь бдительными. Она закрыла глаза. – Стяжка, скольких жен вы умертвили?

– Ни одну без приказа Дрешей, госпжа.

– Но ваше проклятие сводило их с ума, каждого из них. Не заставляйте повторять вопрос!

– Госпжа, двадцать и еще одну. Когда они становились неплодными. По большей части.