Сны в Ведьмином доме - Говард Лавкрафт

Вскорости Оубед, он начал кощунственно проповедовать среди местных, мол, живут в овечьей глупости, молясь христианским небесам, которые никому ни в чем не помогают. Он говорил им, что некоторые народы молятся только таким богам, которые дают много пользы, дают все, что нужно человеку, еще сказал, что, если добрая паства станет его слушать, он, можбыть, сумеет задобрить тех богов, каким молились люди низа, и енти боги отплатят прорвой рыбы и цельными кусками золота. Ну а те, которые плавали с Оубедом на «Королеве Суматры» и видели остров, те смекнули, о чем он толкует, но не хотели никого слишком тревожить рассказами о морских тварях, которых сами не видели и считали глупыми сказками; и еще они думали, мол, вдруг и взаправду все переменится к лучшему, как обещал Оубед. А тот все свое, мол, он знает путь истинной веры, чтоб они получили по… пользу…

Вдруг старик запнулся, забормотал, впал в угрюмость, уста его будто сковало ужасом. Нервно оглянувшись через плечо, а затем вновь повернувшись к морю, он зачарованно уставился на чернеющий в отдалении риф. Я заговорил с ним, но он не ответил, и я подумал, что никак нельзя дозволять ему прикончить бутылку. Безумный его рассказ я выслушал с глубоким интересом, ибо вообразил, что все же что-то есть в этой грубой, но своеобразной аллегории, основанной на странностях Инсмута и получившей развитие в путаных объяснениях старика, наделенного воображением и способностью творчески переосмыслить экзотическую легенду. Разумеется, я не считал, будто сказка имела хоть какие-то реальные основания; впрочем, это не спасало от истинного ужаса, внушенного мне этим повествованием, хотя бы уж потому, что в нем поминались необычные драгоценности, явно схожие со зловещей тиарой, которую я видел в Ньюберипорте. Возможно, орнаменты действительно пришли с какого-то далекого острова; а все эти дикие истории скорее являются выдумками самого Оубеда, нежели старого пьянчужки.

Я передал Зейдоку бутылку, и он осушил ее до последней капли. Удивительно, как можно поглотить столько виски, но он сделал это, и даже следа хрипоты не осталось в его высоком, с присвистом, голосе. Старик облизал горлышко бутылки и запихнул ее в карман, затем начал клевать носом, бормоча что-то себе под нос. Я наклонился поближе, стараясь хотя бы по артикуляции угадать слова, которые тот бормотал, и, присмотревшись внимательнее, заметил под его неопрятными густыми усами сардоническую улыбку. Да, он продолжал рассказ, и я, напрягши слух, сумел разобрать большую часть из произнесенного.

— А бедняга Мэтт... Мэтт, тот опять взялся за прежнее, пытался перетянуть на свою сторону жителей города и долго разговаривал с проповедниками — без пользы, люди обходили стороной приход Конгрегации, не шли больше на собрания методистов, перестали слушать баптистского проповедника по прозванью Решительный Бэбкок, забыли дорогу в секту свидетелей Иеговы... Мне тут трудно судить, я не знаток, но я видел, что видел, и слышал, что слышал, — Дагон и Ашторет, Велиал и Вельзевул, златой телец, идолы ханаанеев и филистимлян, мерзости Вавилона... Мене, мене, текел, упарсин...

Он вновь умолк, и, заглянув в его водянистые голубые глаза, я испугался, что он вот-вот впадет в ступор. Но когда я легонько тронул его за плечо, он удивительно бодро повернулся ко мне и выдал еще несколько фраз, правда, уже менее вразумительных:

— Ой! Не веришь мне? Кхе-кхе-кхе... Тогда ответь, молодой человек, с чего это капитан Оубед, а с ним двадцать сообщников из местных взяли тогда за обычай ходить в мертвой ночи на веслах к Чертову рифу и устраивать там такие громкие песнопения, что их было слыхать во всем городе, особливо когда ветер с моря? Ответь, зачем это, ну? И скажи мне, почему Оубед приказывал бросать какие-то тяжелые штуковины в глубь воды по ту сторону рифа, где дно уходит вниз как цельный обрыв? Ты где подобное слышал? Скажи мне, что он делал с этой не-пойми-чего свинцовой... как ее бишь... которую ему дал Валакеа? Эй, парень? И что они все творили в Вальпургиеву ночь и в канун Дня всех святых? И почему новые церковники — все из бывших матросов — носят такие странные одёжи и украшают себя ихними будто бы золотыми цацками, которые привез Оубед? А-а?

Водянисто-голубые глаза его стали теперь первобытно свирепы, даже маниакальны, и грязная седая борода взъерошилась, как наэлектризованная. Старый Зейдок, вероятно, заметил, как я отпрянул назад, и зашелся в кашляющем смехе.

— Кхе-кхе-кхе-кхе! Начинаешь смекать, э-э? Может, тебе хочется послушать про то мое время, когда я ночью из башенки на крыше своего дома видел у моря ентих тварей? Ох, я бы порассказал тебе кой-чего, держи только уши открытыми, и я уж не упущу ничего из того, что было сплетен насчет капитана Оубеда и жителей, что собирались у рифа! Кхе-кхе-кхе! Как-то, дело к ночи, взял я у своего предка морской бинокль, забрался на крышу и увидел, что риф. как щетиной, густо оброс тенями, которые сразу, как поднялась луна, быстро начали бросаться в воду. Оубед и другие сидели в рыбачьей плоскодонке, а енти, которые на рифе, бросались в воду с той стороны, где самая глубь, и не возвращались наверх... Как бы тебе понравилось быть несмышленым мальцом, что сидит один наверху, в башенке, и видит ентих, которые не имеют человечьего образа?.. Эй? Кхе-кхе-кхе...

Старик приближался к истерике, и я начал испытывать безотчетную тревогу. Он положил на мое плечо искривленную трясущуюся клешню.

— Положим, в одну прекрасную ночь ты видишь, как по ту сторону рифа чтой-то тяжело плюхается с плоскодонки Оубеда в воду, а на следующий день узнаешь, что молодой парень пропал из дома. Эй! Кто-нибудь видел в цельности и сохранности Хайрама Гилмэна еще хоть раз? Видел или нет? А Ника Пирса и Луэллу Уайт? Или Адонирама Саутвика? Генри Гаррисона? Э-э? Кхе-кхе-кхе-кхе... Тени, говорящие языком рук... Руками знай машут... Ну вот, сэр, это в то самое время и было, когда Оубед начал опять становиться на ноги. Местные видели трех его дочек в золоченых побрякушках, какие прежде у них не водились; ну и задымили у него фабричные трубы. Кой-кто из местных тоже начал процветать — рыба в гавани кишмя кишела, сама лезла в сети, и одни небеса знают, сколько мы ее продавали в Ньюберипорт, Аркхем и Бостон. Тогда-то Оубед и провел ветку железной дороги. Несколько рыбаков из Кингспорта услышали как-то о добром лове и пришли сюда на шлюпах, но все они исчезли. Больше никто никогда их не видел. А потом наши жители как раз устроили «Тайный орден Дагона», прикупив для этого дела масонский дом... Кхе-кхе-кхе! Мэтт Элиот сам был из масонов и возражал против продажи, но потом просто исчез с глаз долой. Не помню, говорил я тебе, что Оубед тогда подстрекал народ обзавестись тварями вроде тех, что обитали на канакском острове. Не думаю, что он сразу собирался делать смешение и уговаривать молодежь идти в воду и превращаться в рыбе вечной жизнью. Он хотел от ентих тварей золотых вещей и обещал хорошо платить, и другие какое-то время были довольны...