Призрачный театр - Мэт Осман

уже придумывала красивые ответы, чтобы скрыть отсутствие вдохновения, произошло нечто удивительное. Мысли рассеялись, разум расстроился. Само существо раскололось надвое, распираемое изнутри холодной льдистой силой. А затем та же сила окрылила ее, вознося к небу, и она оказалась внутри этой птичьей стаи. Скворцы кружились, как раздуваемые неведомым ветром листья, хотя природа пребывала в затишье. Их движения поражали спокойствием; в их хаосе заключался порядок. Небесную отрешенную ипостась Шэй трепало и носило ветром, она чувствовала себя не птицей в стае, а перышком крыла, определяющего и создающего сам полет. Она рассмеялась, испытав чистейшее наслаждение. Влекомая мощным потоком, подобно кленовому семени, то взлетая, то ныряя в убийственную бездну, но вновь возносясь в безопасность родного гнезда.

«Ой, – мысленно сказала она. – Ах, вот как оно бывает». Именно так она себе и представляла Божественное Вдохновение, совершенно поразительным и чудным.

Долго ли она выделывала курбеты и плавно порхала в воздушных потоках этой стаи? Казалось, мгновения, но они были мягкими и текучими, словно наполняющими растяжимый фиал. Ей полагалось что-то понять. Но что? Стая сжималась и растягивалась, вобрав ее в свой напряженный танец.

ОН УМРЕТ РАНЬШЕ НЕЕ, УМРЕТ РАНЬШЕ ТЕБЯ

Эти слова как-то сами складывались, выделяясь из шелеста крыльев и встречного ветра, когтей и снежных хлопьев.

ЛЕС ДОЛЖЕН СГОРЕТЬ, ПРЕЖДЕ

ЧЕМ ВЫРАСТЕТ СНОВА

«Лес – это Лондон?» – спросил ее внутренний голос, зная ответ и не ожидая его.

ОНА ОСТАНОВИТ РЕКУ, ОН ПЕРЕЙДЕТ РЕКУ, ТЫ СТАНЕШЬ РЕКОЙ

Шэй затягивало в извилистую петлю ужасающей неотвратимости. Внезапный захват, спертое дыхание и опрокинутый, как стакан воды, мир.

ПУСТОЕ ГНЕЗДО УБЬЕТ ВАС ВСЕХ

«Как?» – снова и снова спрашивала она, подобно порывам ветра в оголенных ветвях.

ГОРОД ЯВИТСЯ ТЕНЬЮ НЕБЕСНОГО ЦАРСТВИЯ

«Да».

ТЫ БУДЕШЬ ПОВЕРЖЕНА

«Нет!»

Мир, вращаясь вокруг стаи, снова обрел видимые очертания. Небо, снег, вода, земля. Незримый центр вращения Мурмурации потерял свою силу. Птицы рассыпались по небесной бесконечности, и, вновь слившись, вся стая, нырнув с высоты скрипичным изгибом, улетела вдаль по низкой дуге.

ТЫ БУДЕШЬ ПОВЕРЖЕНА

Как могла земля вздыбиться и ударить ее, когда она стояла, крепко, на двух ногах? Но удар сделал свое дело. Небрежная пощечина и боль ледяной земли. Боль на щеке и еще не разомкнувшиеся руки. Но в них не та рука, что ей хотелось. Совершенно не та рука. Слуги подняли ее на ноги, подхватив под мышки. Придворные Елизаветы стояли рядом, и Шэй, теряя сознание, увидела, как их руки потянулись к клинкам.

И вновь неведомый глас. Подобный далеким отголоскам, проникающим в ваш сон.

ВЫ ТРОЕ БУДЕТЕ ПОВЕРЖЕНЫ

Она спала на полу в доме своего отца. Застарелый холод, не согретый за зиму даже дыханием. Итак, он ушел. Ушел отсюда, по крайней мере, еще один призрак в личном театре Шэй. Ее согнутые пальцы онемели, у нее не хватило сил вернуть их к жизни. Кто-то накрыл ее одеялами, но их вес лишь надежнее удерживал внутренний холод. Ее заледеневшие кости постукивали, и она подумала, что может разбиться вдребезги. Луна заглянула в оконце. Шэй заметила пролетевшую по ее диску птицу – добрый знак, говорят, – но ничего не переменилось. Пустое гнездо убьет вас всех. Кто из них сказал это? Занавесы открыты и никогда не закроются снова.

Руки под мышками. Разговоры над ней. Мимолетный взгляд слепых молочных глаз, они увидели ее и отвернулись. Лестницы, сани, лодки. Так много дел. Пустые руки и глупая старая луна над ней.

Медвежий рев. Собачий скулеж. Все лондонские пленники, запертые в клетки.

41

Она проснулась в приятном тепле. Пол под ней слегка покачивался, и она почувствовала слишком необычный для лондонского воздуха запах. Она знала только одно местечко, пропахшее специями.

– Бланк? – сказала она.

– Доброе утро, – он сидел на трехногом стуле, пришивая что-то к светлой куртке, – наш кракен пробуждается.

Он отложил свое шитье и, опустившись рядом с ней на колени, откинул назад ее спутанные волосы.

– Ты не проснулась, даже когда я поднимал тебя на мачту. Вот уж не думал, что такое может быть.

Он выглядел старше, его кудряшки тронула седина, слегка обвисшие веки прикрыли глаза.

Он неловко встал, его жилье накренилось под странным углом.

– Немного кофе, я думаю, пойдет тебе на пользу.

Он суетился с кастрюлей и кофейными зернами, а Шэй отогревалась душой и телом. Несмотря на легкий крен, в целом «воронье гнездо» осталось прежним, и Шэй выглянула за занавес. Покрывшись льдом, Темза слегка задрала нос «Альбатроса».

– Твои соплеменники чертовски хотели избавиться от тебя, – с удивленным радушием заметил Бланк, – какой-то лодочник прикатил сюда прошлым вечером и укатил, лишь дождавшись меня. Ты что, опять навлекла на них неприятности?

Неужели опять?

– Сомневаюсь. Ведь я была с королевой.

Если он и удивился, то не показал этого. Передвигаясь босиком по своему «вороньему гнезду», он заварил кофе и намазал маслом толстые краюхи хлеба. В Шэй мгновенно проснулся волчий аппетит. Он сел рядом с ней и принялся кормить ее, как птицу.

– И что же наша государыня хотела от тебя?

Кофе был слишком горячим, но ей очень хотелось попробовать обжигающего напитка. Потягивая его мелкими глотками, она сказала:

– Она хотела знать, что делать с Бесподобным.

– Да уж, после возвращения он развил бурную деятельность, – кивнув, признал он.

– Он что, теперь один показывает спектакли?

– Не уверен, что я вообще назвал бы их спектаклями. Скорее, провокации. Может, даже подстрекательства к бунту? И уж точно не один. Вряд ли в городе есть парень, который бы не принимал в них участия, – Бланк глянул на город. – Ты знаешь, что он украл галеон?

– Бесподобный? Да он же едва умеет управляться с лодкой.

– Ну, не обязательно он сам. Кто-то из его рабов. Или, может быть, кто-то украл, чтобы произвести на него впечатление. Уинтур с Фоксом или кто-то еще из множества его поклонников. Короче, некто украл пустой галеон и поджег его. Дрейфующий пожар… – в его голосе невольно прозвучало восхищение, – знаешь, Шэй, это выглядело потрясающе зрелищно. Борта обмазали белой штукатуркой, подожгли паруса и отправили это подобие лебедя в свободное плавание, стреляя из пушек, заряженных мукой.

– Мукой?

– Жаль, ты не видела, – он улыбнулся. – Белый и пылающий Призрак плыл по Темзе, и после каждого выстрела пушки его окутывали густые белые облака, словно городское дыхание.

Да, Бесподобный обладал особым даром – вкладывать в голову чудесные образы. Она представила это зрелище яснее, чем если бы видела его воочию. Призрачный морской дракон скользит по волнам, выдыхая огненный дым на съежившийся город.

– А где он сейчас, Бланк?

– Одному Богу известно. А