Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Сергей Кургинян

Зато у нынешних политиков есть другие навыки — не буду разжевывать, какие именно. Нет трусости, свойственной позднесоветской застойной номенклатуре, есть адаптированность в другую реальность… Да мало ли еще что есть… Кто из советских высших руководителей мог общаться с иностранными главами государств иначе, как через переводчика? После Ленина, по-моему, никто. Мелочь, конечно, и не решающая. Но я привожу ее просто в качестве примера того, что есть не только потери, но и приобретения. И что даже свойства, соткавшиеся в знаменитую реплику «замочим в сортире», являются не только издержечными. А что, лучше изящно выражаться и не давать отпора? А Лебедь, например, и отпора не давал (а капитулировал в Хасавюрте), и выражался ничуть не более изящно.

ТАК В ЧЕМ ЖЕ ДЕЛО?

Я понимал, что, находясь случайно на этом форуме, выступая в околополитической интеллектуальной дискуссии, где выяснялось, «чи исть у нас амбиции, чи ни», надо заявлять позицию, и не более. Убеждать кого-либо в чем-то? Басню Крылова помните? «А Васька слушает да ест…»

Но я понимал и другое. Что заявлять позицию так же необходимо, как и недостаточно. Что надо воспользоваться эффектом прямого присутствия. И, ощутив атмосферу, уловив интонационную специфику, отсканировав (хотя бы и поверхностно) психотипы, самому себе ответить на наиважнейший политический вопрос: В ЧЕМ ЖЕ ДЕЛО?

Тем более, что речь шла, как я уже показал выше, о чем-то наподобие 18 брюмера… нет, не Луи Бонапарта, а Владимира Путина.

Я получил тогда ответ, которым хочу поделиться с читателем. Оговорив, что впервые обнародовал этот ответ тогда же, по горячим следам, в серии газетных публикаций. Но теперь есть возможность что-то и развернуть (на то и книга), и уточнить, и соотнести с разного рода неочевидностями, выходящими за рамку, задаваемую злобой дня и этим самым эффектом присутствия.

Мой ответ и сложен, и прост: ОТЧУЖДЕНИЕ.

Налицо именно отчуждение, то есть ситуация, при которой люди обкрадены и не понимают этого. Те, у кого вытащили из кармана кошелек (а точнее — из мозга нечто), не могут понять, чем деньги отличаются от фантиков, которыми их в изобилии наградили в компенсацию за кошелек, полный настоящих золотых монет.

Украден, то бишь отчужден (и именно отчужден!) весь опыт обретения субъектности, весь опыт партстроительства, весь опыт стратегирования и так далее. Отчуждение удалось реализовать за счет:

— тотальной дискредитации советского и его субъектных слагаемых (идеала, идеологии и много чего еще);

— негативного социального отбора и породившего его воинствующего антиинтеллектуализма;

— специальных обстоятельств элитогенеза, сопровождавших этот отбор;

— предельной коммерциализации политической деятельности, приводящей к преобладанию рефлексов присвоения материальных благ над волей к власти как таковой (зачем Сталину были материальные блага?);

— невроза выживания, до предела сокращающего горизонты планирования и порождающего сугубо ситуационное реагирование на все, что находится по одну сторону этого горизонта в сочетании с полным безразличием к тому, что по другую сторону.

Совокупность данных обстоятельств очень надежно отчуждает тех, кому нужна субъектность, от всех возможностей обретения оной. В основе обретения субъектности — тяга к общему, «страсти по общему», внутренняя убежденность в том, что тактические приобретения не могут компенсировать стратегический проигрыш, что система — это нечто большее, чем слагающие ее элементы, что общее в принципе не сводится к частному иначе, чем за счет выплескивания из этого самого общего вместе с водой и ребенка.

Вчитайтесь внимательно в список технологий отчуждения, который я привел несколькими строками выше. Какие он оставляет шансы на сохранение этой самой «страсти по общему»? Фактически нулевые.

Требовательный читатель скажет, что у Горбачева тяга к общему была, и что именно она-то и обернулась стратегическим фиаско.

Во-первых, надо еще доказать, что именно эта тяга привела к фиаско.

Во-вторых, я не убежден, что у Михаила Сергеевича эта тяга носила экзистенциальный характер. Мне так кажется, что интрига была гораздо более мила его сердцу.

В-третьих, это общее во всех его вариантах («гуманный демократический социализм», «новое мышление» и так далее) было, как минимум, выморочено. То есть надежно изолировано от всего, что могло бы связать это общее с корнями — с отечественной историей и мечтой. Подчеркиваю — как минимум, это было выморочено. А как максимум — заточено против отечественной истории и мечты.

Но, в любом случае, бесплодность горбачевских общих рассуждений и их разрушительность связаны не с тем, что общие рассуждения всегда бесплодны и разрушительны. Перефразируя политического классика, можно сказать: «Есть рассуждения и рассуждения». В истории России бывали общие рассуждения, порождавшие такие масштабные, жесткие и мощные процессы, что дальше некуда.

И впрямь ведь — общее общему не чета.

Те, кто всерьез хочет бороться за российское будущее, — а эта борьба нам всем еще предстоит — должны понять, что бесплодные рассуждения об общем, вымороченные философствования на общие темы — это одно. А стратегирование, концептуализация и т. п. (то есть все, что нужно для создания субъекта) — это не просто нечто другое. ЭТО НЕЧТО ПРИНЦИПИАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ.

Катастрофа Горбачева была не в том, что он занимался общими рассуждениями, а в том, что он оказался абсолютно вторичен и недостаточен в содержательном осмыслении этого «общего». (Новое мышление? В чем именно оно новое? Гуманный демократический социализм? Он не здесь — он в Швеции!)

Триумф отцов-основателей Советского государства был основан на их страстном желании ответить на общие вопросы, связав свои ответы с деятельностью по преобразованию реальности. Соответственно, и ответы были по качеству другими. Отцы-основатели не скользили по поверхности общего, а ныряли на глубину. И что-то с этой глубины добывали. Масштаб их тогдашнего триумфа (а ничто и никогда не отменит факта ИСТОРИЧЕСКОГО триумфа) определялся и накалом страсти по общему, и политичностью этой страсти. Власть — это и есть политика как страсть и страсть как политика.

Масштаб триумфа определялся также мерой выхода отцов-основателей за рамки ползучего прагматизма, эмпирики, позитивизма, «объективничанья», наконец. Где «объективничанье» — там обнуление стратегической воли. Маркс открыл объективные законы? Открыть-то открыл… Но тут же изрек то, что позже так взбесило Поппера: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Ну, не были марксисты позитивистами. И прагматиками тоже не были. Амбиции у них были совсем другие. «Домостроительные».

Нельзя начать «строить дом», не поняв, что в фундаменте. И не признав, что в фундаменте — «страсти по человечеству». Не по себе — по человечеству как предельному, в том числе и метафизическому, субъекту.

Что происходит с человечеством? Куда и почему оно движется? В силу чего? И где здесь, в этом движении, соотношение объективного (кто спорит, что оно есть!) и миропроектной воли? В том числе и злой… А как без этого?

Между тем люди, чье выживание определяется возможностью выйти за рамки бессубъектности, не просто проходят мимо основных вопросов современности. Они эти вопросы агрессивно игнорируют, именуют «умствованием». Они сознательно минимизируют все, что связано с российским ответом на мировые вызовы и гордятся своей способностью к подобной минимизации. Между тем эта минимизация (она же прагматизация) губительна и для ее адептов, и для России. То, что адепты на этой минимизации погорят, не преодолев бессубъектность, — полбеды. А вот Россия…

В 2020 году Россия станет пятой по величине экономической державой мира? Извините! Раньше, где-то лет через 8–10, мир переделят сверхдержавы. Они же — в зависимости от того, кто и как победит, — определят вам все. Место, границы. Количество овец в этом вашем заго… Прошу прощения, на «суверенной» территории. Вы на это согласны?

Так не говорите тогда об амбициях! И о суверенности тоже! Стыдно слушать! Пусть тогда МЭР поговорит о внешнеторговом обороте… Его право… В конце концов, ведомство.

Но уж если разговор заводят аж об амбициях… Тогда… Тогда давайте наберемся смелости и будем говорить о судьбах человечества и фундаментальных коллизиях бытия! Этот разговор должен быть для нас не функционален, а самоценен, И он (к вопросу об отцах-основателях и их отличии от Горбачева) должен не уводить от политики, а приводить в нее.

Да, нас «сделали»… Страшно и в каком-то смысле окончательно. Но если этот смысл не относителен, а абсолютен, то зачем вообще говорить? А если он относителен, то надо указать — в чем. В том, что мы с вами живы. Но живы ли мы? И что значит живы?