Солнечное затмение - Андрей Попов

   Вайклер уж в сотый раз кубарем покатился по траве. Внезапно возникший крутой склон лишил его шаткого равновесия. Он уже был надрессирован на такие случаи и прежде всего обхватил голову ладонями, чтобы не испробовать ей на прочность какой-нибудь камень. Но этот раз выдался благополучным. Тело тормознуло о какую-то корягу и замерло... Далеко-далеко, на самом краю вселенной горела одна единственная звезда. Маленький осколочек света, достаточный для того, чтобы сказать: "я его вижу, следовательно -- существую". Не вставая с земли, Эдрих решил отдохнуть и еще раз подумать о своих перспективах. Его ближайшее будущее рисовалось в самых унылых полутонах. О более отдаленном даже мыслить было страшно. Медленная смерть от голода имела все шансы стать его нареченной судьбой. Еще больше вероятности, что его загрызет какой-нибудь дикий зверь. Если последний имеет место быть и имеет, к тому же, способность видеть во тьме... Худшими из вариантов являлись смерть от отчаяния, помешательство или суицид. Или то, другое и третье вместе взятое.

   -- Эй, дикий зверь! Ты здесь водишься или нет?

   Вайклер частенько разговаривал с темнотой, пытаясь ставить себя на один уровень с ее могуществом, и это помогало. Притупляло природный страх. В какой-то момент он заметил, что коряга, на которой лежала его голова, медленно вздымается и опускается, да к тому же кажется чересчур уж мягкой. Вайклер потрогал ее рукой и замер с открытым ртом. Вместо ожидаемой коры или древесины пальцы вошли в чью-то длинную шерсть. И только теперь он услышал совсем рядом тихое размеренное сопение. Панического крика не произошло. Он был слишком утомлен для испуга. Поначалу даже возникла мысль поспать рядом с этим теплым существом, но как только он услышал его протяжный зевок и клацанье челюстями, быстро пересмотрел свое мнение и сменил его на противоположное.

   Вайклер осторожно поднялся, взял свои прутья, заменяющие ему зрительные нервы, и пошел прочь. Вдогонку ему раздался еще один зевок. И только теперь он сообразил, что находится в состоянии шока.

   Вскоре он уже совершенно потерял счет времени. Секунды, минуты, часы, недели стали для него абсолютно равнозначными бессмысленными звуками. Суставы во всем теле болезненно ныли от постоянной ходьбы. Желудок бунтовал, прося помимо суррогата ягод да сладких стеблей более разнообразной пищи. Из приятных жизненных ощущений осталось только одно: свалиться в какой-нибудь овраг и спастись от действительности целебным сном. Мечта больше никогда не просыпаться, увы, так ни разу еще не сбылась. Самым паршивым состоянием души являлось это муторное пробуждение, когда грезы рассеиваются как неудачные чары, и перед глазами снова пустота, вылитый из черноты и холода невидимый мир. "Это не Земля... нет..." -- бредил его разум. Однажды звезд на небе появилось так много, что в их светло-зернистом орнаменте он узнал немало знакомых созвездий. И что с того? Почти такие же созвездия он видел и с Фрионии, и с других планет Проксимы. И даже в своих тревожных снах.

   Вайклер мыслил от противного. Ибо пока не потерял способности трезво оценивать уж если не окружающую обстановку, то хотя бы собственное поведение. Он знал, что если будет стоять на месте -- это смерть. Медленная и совершенно бесславная. А двигаясь куда-либо у него был шанс (пускай один к миллиону), что он встретит здесь некие остатки разума. Встретит хоть что-нибудь отличимое от вездесущей темноты.

   Впереди послышался какой-то шум... Сначала можно было подумать, что это шелест ветра, но воздух вокруг был спокоен. Значит, река... И чем более Вайклер приближался к источнику заманчивых звуков, тем сильнее утверждался в последнем мнении. Вот уже для слуха стали различимы всплески волн, тревожный гул текущей массы воды... В какой-то момент деревья закончились. Его прутики шарили в пустынном пространстве берега, начиненного мелкой галькой и песком. Вайклер поднял один плоский камешек и, как в беззаботном детстве, решил пустить "блинчики". Шлеп... шлеп... шлеп... шлеп... -- раздалось семь или восемь смачных шлепков по поверхности, и камень канул на дно. Ему это так понравилось, что он почти полчаса пускал новые и новые блины, забавляя свой слух. В душе защемила ностальгия по детству, и вообще -- по жизни. То есть, по жизни, в которой присутствует здравый смысл. Вайклер снова подключил логику и путем нехитрых умствований понял, что ему разумнее всего держать свой дальнейший путь вдоль берега. Во-первых, здесь нет деревьев, что попросту облегчает ходьбу. А во-вторых... тут дело понятное, если на сей странной планете имеются какие-то поселения людей, то они должны находиться недалеко от источников пресной воды. Тело было в конец измотано, и болтающаяся меж ребер душа едва не отрывалась от ноющей плоти. Вайклер пытался несколько раз искусственно инспирировать себе боевой несломленный дух: то громко запоет какую-нибудь песню, то вдруг станет вслух рассказывать самому себе прокисшие от давности лет анекдоты. Смех от них тоже получался кислым, совершенно неестественным. Наконец, он пришел к выводу, что лучше молчать. Это хоть экономит силы.

   Мир вокруг продолжал находиться в состоянии летаргической смерти. Он был ощутим, осязаем, при желании благословляем или проклинаем, но сказать то, что он существует, не поворачивался ни язык, ни извилина мозга. Вайклер настырно продолжал свой путь. Хотя нет. Путь -- здесь слишком яркое слово. Никакого пути, по сути, не было. Он просто вяло переставлял ногами, следуя невидимому берегу, который непредсказуемо менял свое направление. Спать приходилось как прежде, зарываясь в рыхлый песок. Из съестных блюд тоже не было богатого выбора. Порой приходилось час или два ползать на коленях, тыкаться носом в колючие ветки, прежде чем удавалось нашарить руками кустарники со спелой ягодой. От нее уже тошнило, желудок сводили спазмы, но более изящные деликатесы отыскать было трудно. Вайклер изредка срывал какие-то толстые, полые стебли, сладковатые на вкус и более питательные, чем ягоды. Но иногда бывало, он съест на свой риск какую-нибудь гадость и тут же сплюнет назад. Однажды меж пальцев у него запутался земляной червь. Он долго терзался сомнениями, и страшно не хотел терять свое человеческое достоинство. Потом все же пошел, сполоснул пойманную "дичь" в реке и отправил в свое нутро. После этого он стал противен сам себе, и поклялся, что лучше подохнет от недостатка витаминов, чем еще раз съест подобную мерзость.

   Настоящий праздник наступил, когда Вайклер на одном хвойном дереве обнаружил шишки. Это был пир на весь черный мир. Он с пылающей страстью принялся обламывать ветки дерева, словно срывал одежду с юной девицы, жадно прощупывая ее тело. Даже пару раз пытался вскарабкаться по сучкам к вершине. Но после того как навернулся и распорол до крови ногу, решил довольствоваться тем, что раздобыл. Пожалуй, впервые за все его скитания в бездне мрака, он испытал чувство сытости. Теперь было бы неплохо отметить это дело. Из разнообразия спиртных напитков в наличии имелась только речная вода. Он подполз к берегу и жадно припал губами к ее пьянящей влаги. Раньше даже дико было подумать, что возможно испытать восторг от простых орехов и нескольких глотков воды. Эдрих, дивясь взрыву своих эмоций, от души расхохотался. "Таким пустякам может радоваться только олигофрен! Я сошел с ума, с чем себя и поздравляю!".

   Вайклер поднялся на ноги, и тут ему померещилась некая искорка. Она вспыхнула и тут же потухла. Где-то сбоку. Скорее, эта вспышка произошла в его голове -- слабая галлюцинирующая надежда. Он долго всматривался в черную бездну, но безрезультатно. Снова нагнулся к воде и... та же картина! Будто вдалеке кто-то чиркнул спичкой и тут же ее затушил. То, что это не звезда, Вайклер понял даже своим отупевшим рассудком. Слишком малый угол наклона к горизонту, если учесть, что вокруг -- толща густого леса. Несколько раз меняя положение тела, он заметил: искорка то появляется, то угасает. Одна единственная на устрашающем полотне абсолютного мрака... Там огонь! Там непременно горит огонь! И мерцает лишь потому, что его заслоняют стволы деревьев. Эдрих боялся преждевременной радости, дабы не вкусить горечь разочарования. Тем не менее, он медленно побрел в сторону своего видения. Пришлось покинуть берег и снова окунуться в гущу леса, сражаясь с незримыми ветками. Огонек становился более ярким, у него появились цвета и формы, манящие и отпугивающие одновременно. Эдрих с наслаждением слушал учащенный стук своего сердца. Он почти не сомневался, что там -- островок разума. Даже если он попадет к диким племенам, людоедам, снежным людям или простым обезьянам -- это все же лучший вариант, чем медленно сходить с ума, скитаясь по черному миру.

   Когда Вайклер явственно увидел мерцающие языки огня, сомнений не оставалось: это костер. До него могли додуматься только существа с интеллектом выше среднего обезьяньего уровня. Это успокаивало. Но он решил не терять бдительности. Наконец-то из тьмы показались силуэты скрываемых доселе деревьев. Они стояли как тени в вымершем сказочном царстве. Листва на них практически отсутствовала. Ветер тоже отсутствовал, и все они замерли, будто время заледенело на их размашистых ветках. Прутики-поводыри были уже ни к чему, и Эдрих радостно разломил их об коленку.