Герой должен умереть - Мария Гинзбург

Изнемогая от скуки в период глухого затишья, которое наступило вслед за лихорадочной активностью, Джоанна вспомнила об этом приглашении. Она набралась смелости и связалась с домом Дарэнгов. Сианейс, подошедший к визору, сверился со списком людей, имеющих доступ в дом, и разрешил ей посещение. Передавая пожелания своих хозяев, он попросил идти в дом Дарэнгов не через главный вход, где всегда дежурила парочка надоевших репортеров, а через сад соседей. Роборецкий пообещал встретить оробевшую Джоанну.

В назначенное время сианейс действительно оказался у дверей соседнего, оставленного хозяевами дома. Роборецкий назвался Мэдом. Он провел Джоанну через запущенный сад.

– А где же люди, которым он принадлежал? – спросила Шмелевская.

– Главу дома и старшего наследника забрали к кэцэрам два луногода назад. Оставшиеся в живых наследники съехали и еще не вернулись, – не лишенным приятности голосом ответил Мэд.

– И никто не купил эту землю? – удивилась Джоанна, прикинувшая стоимость жилья в первом городе Цачеса.

– Это считалось плохой приметой, – ответил Мэд.

В стене сада обнаружилась незаметная калитка, через которую они и пробрались к Дарэнгам. Роборецкий провел ее в библиотеку. На пути они не встретили не одной живой души.

– А где же твои хозяева? – спросила несколько озадаченная Джоанна.

Ее смутила мысль о том, что она находится в пустом доме в отсутствие хозяев. Как-то это было… слишком по-сареасски. Да и ей хотелось бы увидеть Вэдана, поболтать с ним. Джоанна понимала, что ему теперь, скорее всего, не до болтовни. Но ведь и национальные герои должны иногда отдыхать.

– Госпожа Гэйна в школе, сареас Самре на работе. Сареас Вэйно дома, он скоро заглянет к вам.

– А, ну ладно, – сказала Джоанна.

– Принести вам кёлзга?

– Да, пожалуй.

– Книги – на этом стеллаже, – показал робот. – Вам разрешено читать их и снимать копии, но нельзя забирать с собой. Копировальный аппарат – вот.

Он показал ей, как им пользоваться. Принципиальная основа ксерокса сохранилась, изменился лишь дизайн.

– Конечно, я понимаю, – кивнула Джоанна. – Спасибо.

Роборецкий принес два кувшина – с кёлзгом и просто водой, до половины забитый кусочками льда. В лед, судя по цвету, была добавлена какая-то травка или фрукт. Получившаяся подтаянная вода во втором кувшине имела просто изумительный кисловатый привкус.

Джоанна взяла со стеллажа несколько книжек. К ее восторгу, это оказались не сказки, а пьесы великого драматурга, родившегося на Земле до Схватки Звезд. Его еще и помнили и на Надежде. Истории любви, ревности, клановой вражды и сумасшествия в борьбе за власть оказались единственными, что пережило космический катаклизм, путешествие к звездам и возращение с них. У Джоанны появилось такое чувство, словно она встретила здесь родного брата. И хотя сами пьесы ей никогда не нравились – она находила их слишком напыщенными, претенциозными – сейчас Джоанна с умилением погрузилась в текст. Пьесы были переведены на сареасский, и каверзный вопрос, не дававший покоя принцу давно погибшего государства, звучал на языке новых повелителей Земли странно и чуждо.

Внезапно она поняла, что Вэдан стоит справа, у стены за ее спиной. И стоит довольно давно. Джоанна хотела обернуться.

– Не надо, – сказал Вэдан.

Шмелевская оборвала движение на половине.

– Почему? – спросила она жалобно.

– Я боюсь напугать вас, – ответил Дарэнг.

– Ничто не пугает больше, чем то, что видишь только краем глаза, – возразила Джоанна.

Вэдан вздохнул.

– Ну хорошо. Если вам так хочется.

Джоанна повернулась, крутанувшись на вращающемся стуле.

Она увидела, что он зажмурился, не желая видеть выражение ее лица. Вэдан был импозантно небрит. Черная щетина придавала его облику что-то разбойничье. Из одежды на нем оказались только черные шелковые шаровары. На них серебром были вышиты играющие дельфины. От левой ключицы к соску Вэдана спускалась татуировка из трех иероглифов. Джоанна попыталась прочесть. «Ветер», «звезды», «будущее»…

Вэдан тем временем открыл глаза.

– Это родовой знак, – сказал он, увидев, куда она смотрит. – Ничего личного. Когда становишься старшим в клане, на тебе пишут твою фамилию. Таков порядок. Тут бандиты из третьего города от нас недалеко ушли. Только у них знак клановой принадлежности ставят на каждом члене семьи. Очень помогает при опознании трупов. Собственно, для этого и было придумано.

– Мне казалось, что ваша фамилия обозначается немного иначе, – пробормотала Джоанна.

Во время процесса над последними обреченными Цачеса ей, как и всем, приходилось читать протоколы заседаний. «Дарэнг» там обозначалось совсем другими иероглифами – «радуга» и «море».

– Ну да, – кивнул Вэдан. – Так ведь Дарэнг – это не сареасская фамилия. Честно говоря, это вообще не фамилия. Фамилия моего отца, которую он носил на Островах и которую, наверное, до сих пор носят мои родственники там, дай им боги здоровья, – Аллернеис. А «дарэнг» означает «гость из-за Радужной Стены».

– Гость из другого мира, – заметила Шмелевская.

У Вэдана дрогнул уголок губ. Он улыбнулся – медленно, осторожно, словно улыбка была чем-то хрупким и при неосторожном обращении с ней могла разбиться, поранив ему лицо.

– Почти инопланетянин, – сказал Вэдан.

Джоанна тоже улыбнулась. Приятно было видеть, что слухи о депрессии и чуть ли запое главного убийцы кэцэров оказались, мягко говоря, преувеличенными.

– Но что же на вас написано?

– Легертиг – это фамилия моей матери. Старинная, очень уважаемая фамилия. Ее носил еще один из сподвижников Шэдана Харбогадана.

Вэдан побрился налысо. Джоанна, помнившая его неопрятную седину, с которой он ходил на процессе, не могла не одобрить этот шаг. Вэдан, очевидно, поседел, когда был в Шамболоре или сразу после этого, узнав о смерти брата. За время суда седина отросла, сменив черные кудри. С точки зрения Джоанны, побритая налысо голова обладала грубой брутальностью, которая в некоторых случаях могла быть весьма волнующей.

И он очень похудел. Человеческие черты отступили, смазались под давлением того груза, что ему пришлось вынести. Теперь стало совершенно очевидно, что большая часть предков Вэдана все же была ящерами, а не млекопитающими. Это особенно подчеркивалось отсутствием волос. Перед Джоанной стояла большая, гибкая и сильная разумная ящерица. Разве что мощные челюсти ее деликатно были скрыты под маской, как это нынче называли в Цачесе, «человечности».

Но их наличие ощущалось.

– У вас не принято, чтобы мужчины брились налысо? – осведомилась Джоанна, вспомнив, что он боялся напугать ее своим видом. – Или это делают только представители низших слоев населения?