В водовороте века. Мемуары. Том 1 - Ким Сен

В тот день мы, разговаривая с ним о том о сем, немножко покритиковали Шанхайское временное правительство. Мы, молодые, окружив его тесным кольцом, «атаковали» его:

— Вы и ваши коллеги нисколько не думаете о судьбе Родины и нации. Какова участь у нашего народа — это вас нисколько не интересует. Даже на чужбине вы, изгнанные из Родины, деретесь друг с другом, чтобы каждый из вас занял высокий чиновный пост. Так скажите, пожалуйста, как вы смеете говорить о патриотизме, враждуя между собою? Пускай вы будете и в чинах, — чего вы так-то добьетесь? Всего-навсего соберете в деревнях пожертвования на военные цели, командуя несколькими крестьянскими семьями. К чему эта ваша грызня за власть, какая власть и над кем?

И такой знатный министр финансов растерялся перед нашими упреками и советами и ничего не мог молвить в ответ. И вдруг, вконец рассердившись, обругал нас за то, что мы, мол, обидели его.

— Вы против меня? Да, да, вы правы! Вы люди умные, а мы же дураки. Вот выйду и посрамлю и себя и вас всех!.. — рычал он.

И с таким отчаянным криком он тут же, увы, вдруг начал поспешно раздеваться и бросать одежду куда попало. Вижу: он собирается голым выбежать на улицу и в таком непотребном виде, мечась по улице, показать при всех себя как опозоренного нами корейца. Он, видимо, думал: «Да, обиделся, зато посрамлю и саму нацию!»

За всю свою жизнь я встречался с таким множеством совершенно разных людей, но такого нахала больше нигде и никогда не видел. Вывеска-то у него — боже мой, министр временного правительства, а по поведению — ужасный нахал и хулиган. Просто беда, если он, действительно, выбежит за стены мельницы тогда уж и верно — позор министра финансов будет и нашим позором, это уж позор корейца.

Мы бросились его успокаивать и с большим трудом, собрав раскиданную им одежду, насилу надели ее на него.

Возвращаясь домой, мы тогда пообещали друг другу больше никогда не общаться с такими типами. Всего лишь за критику он, так разобиженный, посмел голым выбежать на улицу! Как же ему, такому нахалу, быть честным в движении за независимость! Другое дело, если так поступает несмышленыш с голым пупком, а он-то ведь человек солидного возраста, что же это за политический деятель такой!..

Этим человеком было крепко опозорено Шанхайское временное правительство. В то время в Маньчжурии и без того много людей уже косилось на это правительство за фракционную грызню, за попрошайническую дипломатию, за разбазаривание военных расходов и дармоедство. Да и то сказать, это временное правительство не ограничивалось только сбором подушного налога и обязательной сдачей «пожертвований для спасения Родины». Дело дошло до того, что стали выпускать облигации, искали толстосумов и давали им так называемые «удостоверения» о назначении на должности начальников провинций, уездов и волостных управ, получая с них за это соответствующую мзду, то есть попросту продавали чины и должности.

Пока националисты не достигли слияния группировок и продолжали грызню между фракциями, японские империалисты заслали к ним своих приспешников и при их помощи без особого труда арестовывали борцов за независимость. Самой горькой утратой тогда был арест О Дон Чжина. Японская полиция использовала своего агента Ким Чжон Вона, который соблазнил О Дон Чжина сладкими словами: мол, если связаться с корейцем Чвэ Чхан Хаком, с этим крупным владельцем золотого прииска, находящимся в Чанчуне, то можно иметь большой фонд для движения за независимость. Поддавшегося такому соблазну доброго человека арестовали на вокзале Синлуншань близ Чанчуня.

Получив эту весть, я так был возмущен и встревожен, так убивался, что даже потерял аппетит.

Но, как говорится, беда приходит не одна. После этого О Ген Чхон, сын арестованного, сгорел в пожаре в Гиринском кинотеатре. Я ворвался в театр и успел вынести его на спине, но жизнь ему спасти не удалось. Нестерпимо мучилась жена О Дон Чжина, сраженная такими неожиданностями — заключением мужа в тюрьму, смертью сына. Мы, как могли, утешали ее, ухаживали за ней, но утешения ей в таком горе не нашлось. От тяжелых душевных переживаний эта несчастная женщина сошла с ума и вскоре скончалась.

Арестованный О Дон Чжин не на жизнь, а на смерть боролся на судебном процессе. А та фракционная публика под предлогом борьбы за единство трех фракций каждый день устраивала пирушки и убивала время в грызне за власть. При виде такой позорной картины могла ли у нас быть душа на месте?

А «полакомившись» на аресте О Дон Чжина, японские полицейские с озверелыми глазами лезли из кожи вон, чтобы как можно больше схватить участников антияпонского движения.

Несмотря на все это, лидеры трех группировок не опомнились и продолжали заниматься только пустым фразерством.

И вот вижу однажды: эти людишки на дворе мельницы, отгороженной крутым забором, бегают, мечась туда и сюда, бог знает отчего, в штанах, полных песку, — мол, упражняемся в беге. Как же противно было смотреть на это! «Что это за затея такая? — думалось мне. — Что делают эти самозваные борцы за независимость Кореи?! Ведь на пороге японская агрессия в Маньчжурии, с каждым днем судьба Родины все ближе и ближе к пропасти».

Не в силах сдержаться, с переполнившим сердце жаром говорю им:

— Мы уж было поверили, что после ареста О Дон Чжина вы многое переосмыслили. Япошки вон не брезгуют никакими способами и средствами, арестовывают активных участников антияпонского движения одного за другим, расправляются с ними, как хотят. А вы что, собравшись здесь, только и знаете, что заседать. Так, что ли? Верно это? Мы, учащаяся молодежь, желаем, чтобы эти три фракции поскорее объединились и чтобы все участники движения за независимость в Южной, Северной и Восточной Маньчжурии объединили свои силы, чтобы все корейцы сплотились воедино для общей борьбы.

Но и после этого руководители трех организаций не прекратили свою грызню и продолжали убивать время за пустословием.

Мне не терпелось, я очень досадовал. Те, кто выдавал себя за деятелей коммунистического движения, погрязли в фракционной грызне. К тому же националисты, у которых было определенное число войск, тоже оказались в таком плачевном состоянии. Просто мне было досадно и обидно.

Думали мы думали и, наконец, решили воздействовать на этих националистов посерьезнее. И создали сатирическую пьесу на тему об этой их грызне за власть. Именно она и остается известной до наших дней драмой: «Грызня трех князей за престол».

Как только мы подготовили эту постановку, я пригласил всех руководителей трех группировок:

— Вы, наверно, устали от ваших собраний. Вот мы для вас, уважаемые, и создали пьесу. Прошу вас посмотреть эту драму, а заодно утолить и вашу усталость.