Травяной венок. Том 1 - Колин Маккалоу

– Если против него выставят кандидатуру Сципиона Африканского и Сципиона Эмилиана, то успех Друза неизбежен. И, признаюсь, Квинт Помпей, я и сам восхищен тем, что он делает.

– И я тоже, Луций Корнелий.

– Ты полагаешь, он прав?

– Да.

– Верно. Я тоже так думаю.

За столом снова воцарилось молчание. Остальные посетители таверны с почтительным любопытством пялились на двух государственных мужей в парадных тогах.

– А как ты посмотришь на то, – вновь заговорил Помпей Руф, вертя в руках пустой кубок, – чтобы подождать еще пару лет и баллотироваться вместе со мной? Мы с тобой оба городские преторы, оба военные и имеем хороший послужной список, оба немолоды и оба располагаем кое-какими средствами. Избирателям такой союз наверняка придется по нраву, так как обещает хорошее взаимодействие между консулом и заместителем. Вместе, думаю, шансы у нас окажутся выше, чем поодиночке. Что ты на это скажешь, Луций Корнелий?

Взгляд Суллы остановился на багровом лице Помпея Руфа, его ярко-голубых глазах, неправильных, чуть кельтских чертах, копне вьющихся рыжих волос. После короткой паузы Луций Корнелий произнес:

– Я скажу, что это была бы превосходная пара! Двое рыжих с разных флангов сената: любо-дорого посмотреть! Такой союз способен завоевать симпатии нашего придирчивого, капризного электората. Они любители поострить – а что может быть лучшей мишенью для острот, чем двое консулов одной масти и статей, но из разных конюшен? – Сулла протянул собеседнику руку. – Так мы и сделаем! К счастью, седины или лысины, которые испортили бы весь эффект, ни у одного из нас нет, друг.

– Значит, договорились, Луций Корнелий! – стиснул Помпей Руф протянутую ему руку и просиял.

– Договорились, – подтвердил Сулла, вдохновленный мыслью воспользоваться для достижения своей цели богатством нового союзника. – Кстати, у тебя ведь есть сын?

– Есть.

– Сколько ему?

– В этом году будет двадцать один.

– Он уже помолвлен с кем-нибудь?

– Пока нет, а что?

– У меня есть дочь. Патрицианка, как по отцовской, так и по материнской линиям. В июне, после того как мы выдвинем наши кандидатуры на выборах, ей исполнится восемнадцать. Ты бы согласился тогда, чтобы я выдал ее за твоего сына?

– Еще бы, Луций Корнелий!

– Приданое ей обеспечено. Ее дед перед смертью завещал ей сорок талантов серебра – больше миллиона сестерциев. Этого достаточно, не так ли? – Помпей Руф с готовностью кивнул и добавил:

– А о нашем намерении баллотироваться вместе мы объявим в форуме уже сейчас, идет?

– Отличная мысль! Это самый верный способ приучить избирателей к нашим кандидатурам, так что, когда придет время, они проголосуют за нас автоматически…

– Ага! – вдруг прервал их беседу чей-то голос.

Это оказался Гай Марий. Пройдя мимо разинувших рты пьянчуг, консул направился прямо к столику Суллы и Руфа, уселся и заговорил:

– Наш уважаемый принцепс сената сказал, что я найду тебя тут, Луций Корнелий… – Марий обернулся к трактирщику и попросил:

– Принеси-ка мне, Клоатий, твоего обычного уксуса!

– Сейчас, – отозвался тот и, видя, что кувшин на столе сиятельных собеседников уже почти пуст, добавил: – Что вы, италики, можете понимать в вине?!

– Клоатий! – усмехнулся Марий. – Попридержи язык и следи за своим поведением!

Когда с обменом любезностями было покончено, вновь пришедший перешел к делу:

– Я хотел бы знать, как вы оба относитесь к новым законам Ливия?

– Тут мы единодушны… – отвечал Сулла.

После своего возвращения из путешествия, он несколько раз пытался встретиться с Марием, но великий государственный муж оказался совершенно недостижим. У Суллы не было оснований полагать, что тот намеренно избегал его: видимо, время для визитов всякий раз выбиралось неудачно. Тем не менее, после последней неудачи он поклялся, что больше попыток предпринимать не станет. В результате он так до сих пор и не поведал Марию, что с ним произошло на Востоке.

– И каково же ваше единодушное мнение? – настаивал Марий, словно не замечая обиды в голосе Суллы.

– Они справедливы.

– Прекрасно, – отозвался Марий, откидываясь назад, чтобы дать Клоатию поставить на стол наполненный кувшин. – Так вот: сейчас для него важен каждый сторонник для того, чтобы провести законопроект о земле. И я обещал ему вербовать их от его имени.

– Желаю успеха… – произнес Сулла, не найдя сказать ничего лучшего.

– Ты хороший городской претор, Помпей Руф, – повернулся тот к собеседнику Суллы. – Ты собираешься баллотироваться в консулы?

– Именно об этом мы с Луцием Корнелием только что говорили! – воскликнул тот. – Мы намерены с ним баллотироваться вдвоем через три года.

– Умно придумано! – похвалил Марий, мигом уловив суть, и рассмеялся. – Отличная пара! Да достанет у вас решимости. Если союз ваш не распадается, вы с легкостью победите на выборах.

– Мы тоже так считаем, – откликнулся Помпей Руф. – И решили скрепить наш союз браком между нашими детьми.

– Вот как?.. – Марий приподнял бровь.

– Да, я собираюсь выдать дочь за его сына!.. – словно оправдываясь, подтвердил Сулла.

И отчего он чувствует себя не в своей тарелке в присутствии этого человека? – спрашивал себя Луций Корнелий. Характер того ли тому виной или собственная его неуверенность? Однако Марий в ответ на последнее заявление вздохнул с явным облегчением и почти вскричал от радости:

– Прекрасно! Ах, как все тогда замечательно устраивается! Это решает фамильную дилемму! Все – и Юлия, и Элия, и Аврелия – будут просто счастливы!..

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Сулла.

– Моего сына и твою дочь, – как всегда бестактно рубанул тот. – Они, похоже, слишком нравятся друг другу. Но покойный Цезарь завещал, чтобы двоюродные братья и сестры не женились между собой. И я с ним вполне согласен. Тем не менее мой отпрыск и твоя дочь успели надавать друг другу абсурдных клятв…

Это известие поразило Суллу, как гром среди ясного неба. Он никогда не задумывался о возможности такого союза и так редко общался с дочерью, что та ни разу не сказала ему ничего о молодом Марии.

– Ага… Я, видно, слишком часто бываю в отъездах, Гай Марий. Я всегда это подозревал, – произнес он наконец.

Помпей Руф в некоторой растерянности прислушивавшийся к этому разговору, прочистил горло и робко вставил:

– Если возникли какие-то осложнения, Луций Корнелий, то не волнуйся насчет задуманной нами помолвки…

– Никаких осложнений, Квинт Помпей! – решительно заверил его Сулла. – Они двоюродные брат и сестра и росли вместе – не более того. Как ты, должно быть, уловил из слов Гая Мария, мы с ним никогда не имели в виду подобного брака. И наш с тобой сегодняшний уговор чудесно решает дело… Ты согласен, Гай Марий?

– И вправду, Луций Корнелий: довольно смешения патрицианской крови и браков между двоюродными братьями и сестрами. Покойный Цезарь был бы против…

– У тебя есть на примете невеста для молодого Мария? – полюбопытствовал Сулла.

– Да. Дочь Квинта Муция Сцеволы года через четыре достигнет совершеннолетия. Я уже прощупал почву, и ее отец не возражает. – Марий не мог сдержать довольного смеха.

– Быть может, я и безродный италийский провинциал, но редкий римский аристократ не соблазнился бы размером наследства, которое в один прекрасный день достанется моему сыну…

– Справедливо! – также со смехом подтвердил Сулла. – Так что мне остается лишь найти жену своему сыну, причем не среди дочерей Аврелии.

– Как насчет дочерей Цепиона? – злокозненно предложил Марий. – Только подумай, какую за ними дадут бездну золота!

– А что, это мысль, Гай Марий. Их ведь две, и живут они в доме Марка Ливия?

– Именно так. Юлия прочила старшую из них в жены молодому Марию, но я придерживаюсь мнения, что с политической точки зрения ему гораздо выгоднее будет взять за себя какую-нибудь дочку из рода Муциев. У тебя же иная ситуация, Луций Корнелий. Для твоего сына идеальной парой была бы какая-нибудь Сервилия Цепион…

– Да, пожалуй, так. Я подыщу ему подходящую невесту.

Однако мысли о женитьбе сына вылетели из головы Суллы, стоило ему сказать дочери, что она помолвлена с сыном Квинта Помпея Руфа. Корнелия, доказав, что она истинная дочь Юлиллы, мигом ударилась в крик и уже не умолкала.

– Можешь верещать сколько тебе угодно, – холодно промолвил Сулла. – Это тебе не поможет, девочка моя. Ты будешь поступать, как тебе говорят, и выйдешь за того, кого я тебе укажу!

– Ступай, Луций Корнелий! – взмолилась Элия. – Тебя хотел видеть сын. Позволь мне самой заняться Корнелией, прошу тебя!

Все еще кипя от гнева, Сулла прошел к сыну. Простуда у того все никак не проходила. Все тело юноши ломило, его бил мокрый кашель.

– Ничего, это пройдет, сын! – утешил Луций Корнелий Сулла, садясь на край постели и целуя больного в лоб. – Погода стоит неважная, но в этой комнате тепло и хорошо.