Маска времени - Мариус Габриэль

Но когда терпеть уже было невмоготу и эмоции переполняли девушку, она решилась поделиться своими переживаниями.

Поверенным оказался Джозеф, американец.

— Я видела вашего друга, — сказала ему как-то Кандида, меняя в очередной раз перевязку.

— Дэвида?

— Да. Мы встречались в заброшенном сарае на вершине холма.

— Зачем? — резко спросил американец.

Такая реакция удивила девушку. За последние дни раненый стал больше нервничать. Кандида знала: сознание беспомощности слишком мучает Джозефа.

— Не кричите так. Мы просто повидались и поговорили. Я принесла ему вина и еды.

— Вы рискуете жизнью, Кандида. Разве непонятно?

— Да, но…

— Сколько раз вы уже виделись с ним?

— Четыре или пять.

— Ваши родители знают об этом?

— Конечно нет. Они бы никогда не разрешили мне с ним встречаться. Это — тайна. Вы такой строгий, вам что, это не нравится?

— Не встречайтесь с ним больше.

— Что вы имеете в виду?

— Вы для него — только развлечение.

Кандида почувствовала, что комок подступил к горлу, а щеки вспыхнули и загорелись красным огнем.

— Вы так говорите, будто он пытается использовать меня.

— А разве не так?

— Конечно же, нет.

— Нет?

Кандида прямо посмотрела в глаза раненому:

— Что вы имеете в виду?

Джозеф протянул руку и взял девушку за запястье:

— Будьте осторожны с Дэвидом. У вас нет опыта общения с подобными мужчинами.

— А разве он похож на донжуана?

— Я не это имел в виду.

— А что тогда?

— То, что он явился из другого мира, Кандида.

— Который так далек от моего собственного? — добавила девушка, не скрывая иронии.

— Он просто использует вас, а затем бросит.

Кандида вырвала руку и молча продолжила обрабатывать рану, комок в горле душил и причинял боль. Девушка благодарила Бога за то, что так и не успела сказать Джозефу самого главного о своих чувствах к Дэвиду.

— Жаль, что я вообще вам доверилась. Вы так грубы, — неожиданно пробурчала она.

— Мне просто не хочется, чтобы вас обидели. Вот и все, — примирительно добавил Джозеф.

— Зато вам удалось меня обидеть. Вы не имеете права указывать мне, что делать. Я увижусь снова с Дэвидом, как только пожелаю.

— Кандида…

Девушка встала, подошла к выходу и с силой захлопнула за собой тяжелую дверь.

— Мне удалось найти партизан, — начал Дэвид, когда они вновь встретились на холме. — Я разговаривал с Антонио, по кличке Русский.

— Кто это?

— Командир отряда. Он сражался еще в Испании, на стороне республиканцев, добровольцем. Антонио — закоренелый коммунист. Вот почему они его так называют. — Сейчас они лежали на соломе, и Дэвид разламывал краюху хлеба, что принесла с собой Кандида, на части. — Антонио — настоящий солдат, герой.

— Он хочет, чтобы ты присоединился к ним? — спросила Кандида, пытаясь скрыть страх.

— Мне дадут знать об этом позднее. Прекрасная новость — я снова окажусь в деле.

Кандида сделала вид, что эта новость также приятна и ей.

— Я рада за тебя, Дэвид.

Он улыбнулся в ответ:

— Ну, о чем мы сегодня будем говорить?

Рассказы Дэвида очень нравились Кандиде, каждый раз подстегивая ее воображение. У него была особая наблюдательность относительно женской моды, драгоценностей, что делало Дэвида в глазах девушки замечательным рассказчиком. Уоллис Симпсон, лишившая Англию короля, стала для Кандиды любимой героиней.

— Расскажи о довоенном времени, — взмолилась девушка, — и обо всех драгоценностях герцогини.

— О, они действительно были великолепны. Я видел герцогиню на балу в 1938 году, это случилось на юге Франции, где у них своя вилла. Герцогиня, надела тогда свои знаменитые рубины, которые были подарены ей в годовщину свадьбы. Больших рубинов я в своей жизни и не видел. Оба камня были в платиновой оправе. Кто-то сказал мне, что все каждого восемнадцать каратов. Казалось, их можно взять, как ягоды, в рот и проглотить — такими спелыми казались эти камни. Красными, как кровь.

— А изумруды?

— Да. Изумрудов у нее было тоже достаточно. А на браслете — три или четыре бриллианта. И кольцо с одним большим изумрудом, сверкающим прекрасными яркими зелеными лучами.

— А теперь о бриллиантах.

— О да, совсем забыл, бриллианты. Много, много бриллиантов. Достаточно, чтобы просто ослепнуть.

— И, говорят, она ничего особенного собой не представляла?

— Да, но она была сексуально привлекательна.

— Этому можно научиться, ну, сексуальности? — спросила Кандида.

— Нет. С этим можно только родиться. — Дэвид взял соломинку и стал ею нежно водить по изгибам рта Кандиды. — Но тебе не о чем беспокоиться, Кандида. Твоя сексуальность в твоей красоте.

— Я такая простая, мне неизвестны всякие там приемы.

— Но они тебе и не нужны. Только женщины возраста миссис Симпсон нуждаются в уловках.

— А почему только они?

Дэвид перевернулся так, что буквально навис над Кандидой, и его лицо оказалось прямо над ней.

— Потому что они не такие свежие и сладкие, как ты, моя прелесть.

Кандида вдруг испугалась его близости и отстранилась немного, а сердце ее забилось как сумасшедшее.

— Мне уже пора возвращаться, — произнесла она упавшим голосом.

Дэвид быстро сел и обнял колени. Выражение его лица было таким, что внутри у девушки будто перевернулось что-то от жалости.

— Что ж, лети, моя пташка, лети.

Кандида встала и принялась стряхивать солому с платья.

— Когда мы вновь увидимся?

— Может быть, на следующей неделе. Я постараюсь прийти в среду, около четырех.

— Я буду здесь, — пообещала Кандида.

На этот раз, когда Дэвид целовал девушку на прощание, он обнял ее, крепко прижав к телу. Кандида почувствовала силу и тепло его тела, ощутила, как его язык пытается раздвинуть ей губы. Вспыхнув от смущения, девушка с силой отстранилась от него.

— До свидания! — крикнула она на прощание. — И береги себя.

Два дня спустя они решились в первый раз вывести Джозефа из подвала. Предварительно закрыли все окна и двери от любопытных глаз. Это предложил сделать Винченцо.

— Он слишком долго пробыл в своем гробу, — сказал отец. — Нельзя человеку оставаться заживо похороненным. Пусть хоть немного подышит свежим воздухом и поест с нами, как человек.

И даже Роза не посмела возразить ему.

Тео и Кандида помогли Джозефу подняться по лестнице на кухню. Слабые ноги раненого скользили и спотыкались на каждой ступени. За столом Джозеф сидел, постоянно держа руку на ране и изрядно побледнев. На щеках у него появилась солидная щетина, которая вот-вот должна была перерасти в бороду. Все в семье настороженно смотрели на американца. Впервые он сидел среди них, как человек, а не как некая смертельная опасность, таящаяся под половицами где-то внизу. Изможденный вид Джозефа, пожалуй, мог напугать кого угодно.

— Он сможет перевести для нас новости Би-би-си, — неожиданно предложил Тео. — Может быть, там будет что-то важное.

— Хорошая мысль, — согласился Винченцо и достал коротковолновый передатчик, запрещенный во время войны. Кандида вместе с матерью продолжала накрывать на стол, пока Винченцо настраивал приемник на нужную волну и пока помехи не сменились наконец приятными звуками симфонического концерта.

Во время трапезы Кандида поймала себя на том, что поглядывает на Джозефа, может быть, ожидая, что он, словно голодный волк, набросится на еду. Но американец ел на удивление медленно и чинно, не поднимая глаз от тарелки. За ужином воцарилось невольное напряжение.

«Скорее всего, раненый обладает какой-то силой, — подумала Кандида, — даже слабый, он распространяет вокруг себя ауру. Интересно, Джозеф или Дэвид был настоящим командиром отряда?»

Посреди трапезы из радиоприемника донесся бой часов на Биг Бене, и Винченцо сразу же прибавил звук:

— Наконец-то. Переводи же, что они говорят. Джозеф внимательно слушал слабые звуки английской речи, которые проникли в комнату:

— Они говорят об ослаблении немецких контратак.

Восьмая британская армия с боями продолжает пробиваться к Риму.

Затем Джозеф вновь прислушался и продолжил:

— Колокола всех церквей звонят не переставая в честь освобождения Италии. Говорят, что в следующем году война должна закончиться.

— В следующем году? — как эхо прозвучал голос Кандиды. К войне уже привыкли как к чему-то постоянному в жизни, поэтому впервые девушка подумала о ней как о чем-то, имеющем конец.

— Война против японцев тоже идет хорошо.

Вдруг Джозеф запнулся. Помехи прервали английскую речь, и вдруг раздался более сильный и властный голос, говорящий на итальянском языке, но с очень сильным немецким акцентом: