Записки палача, или Политические и исторические тайны Франции, книга 2 - Анри Сансон

— Ах! Я теперь уже у самого порога и…

Движение доски, поднятой одним из помощников, не дало ему возможности окончить начатую фразу… В ночь с 21 на 22 число эшафот снова был перенесен на площадь Революции, потому что новые смертные приговоры были произнесены в этот день революционным трибуналом.

На этом оканчиваются мои труды для пополнения рассказов о казнях революции, и с этого времени начинается дневник деда моего Шарля-Генриха Сансона. Я буду приводить эту безыскусственную летопись эшафота в 93 году точно так же, как приводил разные отрывки из заметок моего деда, не допуская никаких поправок. Я ограничусь только указаниями в особых примечаниях, на те ошибки и пропуски, которые, по моему убеждению, встречаются в этом рассказе.

ТОМ VI

Глава I

Журнал Шарля-Генриха Сансона

26 брюмера. Сегодня был казнен гражданин Кюссо из Каэны, принимавший участие в заговоре каэнских депутатов и подобно им, лишенный покровительства законов. Вместе с ним был казнен Жильбер Вуазен бывший президентом прежнего парламента. Вуазен успел было эмигрировать, но потом имел глупость возвратиться в Париж. Во время предсмертного туалета Кюсси кто-то сказал вслух, что Кюсси по ремеслу — чеканщик серебряной и золотой монеты и теперь должен погибнуть на гильотине; это верный знак того, что нашей республике не нужно других денег, кроме бумажных. Вслед за ними явился к нам бывший главнокомандующий Северной армией генерал Гушар, сохранивший, как следует солдату, полное присутствие духа.

27 брюмера. Изготовители фальшивых ассигнаций все еще продолжают нам давать довольно работы; сегодня я еще отвел двух лиц, подвергшихся осуждению по делу о фальшивых ассигнациях. Фальшивые ассигнации составляют несчастье, которого часто не могут избежать самые невинные люди. Ассигнации подделываются так ловко, что очень трудно отличить фальшивые ассигнации от настоящих. Притом само собой разумеется, что очень многие, получив подобную ассигнацию, не могут воздержаться от искушения сбыть ее с рук и свалить свой убыток на кого-нибудь другого. Вечером на улице Тиксерандери я встретил толпу женщин, шедших в Коммуну (городской совет).

Почти у всех этих женщин на головах были надеты красные якобинские шапки. За этими женщинами следовала огромная толпа народа, сопровождавшая их рукоплесканиями, посреди которых временами слышалось что-то похожее на свистки. Я увлекся общим примером и, желая узнать причину этой демонстрации, пошел вслед за толпой. Навстречу мне попался гражданин Никола Лельевр, проведший меня в здание Коммуны, где уже находились все попавшиеся нам на дороге женщины. Впрочем, гражданина Шомета не пленили ни костюм, ни выходка этих женщин, и он, сказав им несколько резких слов, прогнал их по домам.

28 брюмера. Сегодня утром в Консьержери. При входе в переднюю канцелярии мы встретили двух граждан отправлявшихся для допроса. Один из этих граждан, по имени, как мне сказали, Буагюйон, служивший прежде на военной службе, подошел ко мне, и с самой изысканной вежливостью сказал:

— Как мне кажется, я имею честь говорить с гражданином исполнителем, не так ли? Если так, то позвольте спросить вас, гражданин, правда ли, что у вас на эшафоте почти тот же порядок, что и в танцевальном зале. Только что успеешь стать на место, а уже скрипка, то есть резак гильотины, начинает свою ритурнель, так что даже не успеешь пикнуть двух слов?

Я ответил утвердительно на этот вопрос. Тогда собеседник мой обратился к своему товарищу и сказал:

— Ну вот, видите, Дюпре, что я был совершенно прав, и вы очень дурно распорядились вашей ролью. Непременно нужно было попросить у Фукье разрешения гражданину исполнителю быть руководителем во время репетиций.

Жандармы скоро увели их, но смех издали доносился до нас. Они толковали со мной о своих театральных представлениях в тюрьме, сюжетом которых была обыкновенно смертная казнь, и которые доставляли огромное удовольствие заключенным. Веселость этих людей в такой обстановке меня окончательно поразила.

Сегодня были казнены: бывший депутат учредительного собрания Никола-Роми Лезюер из Сен-Менегу и один инвалид-солдат, занимавшийся вербовкой солдат для врагов республики.

29 брюмера. Двое казненных: офицеры Детар де-Бельекур и бывший чиновник при тюлберийском дворе Шарль Дюпар, обвиненный в заговоре 10 августа. Во время казни не было ничего особенно замечательного.

30 брюмера. Сегодня были принесены в Конвент вещи, конфискованные из бывшего аббатства Сен-Жермен-де-Пре.

1 фримера. Сегодня пришлось взять гражданина Буагюйона, который, как мы видели, так забавно расспрашивал меня о гильотине. Когда его привели к нам, он сказал:

— Сегодня вы просто удивитесь, как хорошо я изучил свою роль.

Вместе с ним отправлялся на казнь Жирей-Дюпре, осужденный за сообщничество с Бриссо в издании журнала «Патриот Франции». Дюпре призвал к себе парикмахера еще до отправления в трибунал и таким образом явился к своим судьям в прическе приговоренного к смертной казни. Явившись ко мне, он повернулся передо мной и сказал:

— Надеюсь, что я ничего не упустил из виду, кроме веревки, которой нужно связать мне руки, впрочем, эта обязанность составляет исключительно ваше право, — при этих словах он протянул мне руки.

Во всех словах и движениях его заметно было большое воодушевление. Вместе с этими двумя осужденными отправлялся на эшафот крестьянин Коломбье, уличенный в изготовлении фальшивых ассигнаций, все трое уселись в одну телегу. Крестьянин совершенно упал духом и все старался доказать Буагюйону, что он совсем невиновен. Буагиньон старался ободрить его.

Коломбье был казнен первым. Вслед за ним взошел на эшафот Буагюйон сохранивший до конца невозмутимое спокойствие духа Дюпре, взойдя после него на эшафот, хотел было что-то сказать народу, но нам был дан приказ помешать ему говорить. Пришлось схватить его и привязать к роковой доске. В это время он успел только несколько раз подряд воскликнуть: «Да здравствует республика!»

4 фримера. Сегодня мы совершили казнь бывшего подполковника Антуана де Тонтеля и бывшего контролера финансов Клемана Лаверди, уличенного в том, что он содействовал распространению голода во Франции, высыпая в пруд зерновой хлеб.

6 фримера. Вчера трибунал судил лиц, обвиненных в ложных показаниях в деле гражданина Лозана и гражданина Пранмезона. Двое из подсудимых были оправданы и освобождены, а третий, мыльный фабрикант Картеран Деворме, был приговорен к смерти. Казнь его была совершена сегодня.