Кавказ - Александр Дюма

На протяжении шести недель, проведенных в Тифлисе, я ходил в персидскую баню каждый третий день.

Глава XLII

Княгиня Чавчавадзе

Фино обещал проводить меня к княгине Чавчавадзе, которую мы не застали дома при первом посещении. Он явился за нами на другой день после нашего посещения персидской бани, в два часа пополудни. В этот раз княгиня была дома и приняла нас.

Княгиня Чавчавадзе слывет за женщину, имеющую самые чудные глаза во всей Грузии, вообще славящейся прекрасными глазами; но что поражает прежде всего при первом взгляде на нее, так это профиль греческой чистоты, или лучше сказать, грузинской чистоты, т. е. греческой чистоты, но сдобренной жизнью.

Греция — это Галатея, но мраморная. Грузия — это Галатея одушевленная, сделавшаяся женщиной.

И несмотря на этот восхитительный профиль лицо княгини имеет отпечаток глубокой меланхолии. Отчего эта меланхолия? Ведь она счастливая супруга, плодовитая мать. Не потому ли, что природе угодно было наделить ее слишком большой красотой, подобно тому, как она снабжает благовонием некоторые цветы, достаточно красивые для того, чтобы обойтись без благовония? Или это продолжение, воспоминание, результат страшного приключения, разлучившего ее почти на целый год с ее семейством?

И что примечательно, знаменитая пленница сохранила действительное уважение к Шамилю.

— Это человек высоких качеств, — говорила она мне, — и репутация его скорее преуменьшена, чем преувеличена.

Расскажем со всеми подробностями об этом похищении, задуманном с давних пор Шамилем, чтобы возвратить своего сына Джемал-Эддина — пленника, как мы уже сказали в начале этой книги, при русском дворе. Но он считал за счастье быть пленником; бедный молодой человек умер от печали, когда снова сделался свободным.

В сорока-сорока пяти верстах от Тбилиси княгиня Чавчавадзе имеет великолепное поместье, называемое Цинандал. Это княжеское имение расположено на правом берегу Алазани, той самой реки, вдоль берегов которой мы проехали от Нухи до Царских Колодцев, в одной из превосходнейших местностей Кахетии, в нескольких верстах от Телава. Каждый год княгиня имела привычку переселяться в мае из Тифлиса в Цинандалы и возвращаться оттуда только в октябре.

В 1854 году слухи о спуске лезгин с гор удержали княгиню долее обыкновенного в Тифлисе. Князь просил повременить, пока будут собраны точные сведения; полученные данные, которые он считал достоверными, успокоили его, и поэтому было решено ехать 18 июня (30 июня по французскому календарю).

Перемена жилища — важное дело в Азии, где у самых богатых все, кажется, сделано только для нужд настоящего времени; они не имеют в городском доме и в загородном поместье помещений, одинаково хорошо меблированных для нормальной жизни. Если оставляют город с целью отправиться в деревню, то дом пустеет, и его мебель перевозят в поместье; если оставляют поместье, то снова перевозят мебель в город. Нужно не забывать и то, что если с трудом можно найти необходимые продукты в Тифлисе, то тем более в деревне. Надо все вывозить из Тифлиса: чай, сахар, пряности, ткани для прислуги, и все это нагружается на арбы. Вот отчего одни тарантасы да арбы и снуют по кавказским дорогам.

Днем отправления выбрали воскресенье, но на станции не было лошадей. На почтовых станциях в России никогда не бывает лошадей. На протяжении четырехмесячного путешествия я убедился, что мы в общей сложности потеряли месяц в ожидании лошадей.

Итак, в воскресенье лошадей не достали. Можно было бы ехать в понедельник, но русский понедельник то же, что французская пятница: несчастливый день. Поэтому выехали только во вторник.

В первый день сломались две арбы; во второй день такая же участь постигла тарантас. Тогда телегу набили сеном, покрыли коврами, и княгиня поместилась на ней с тремя маленькими детьми: Тамарой — четырех лет, Александром — четырнадцати лет и Лидией — трех месяцев. Двое старших детей, Саломе и Мария, ехали на второй телеге с французской гувернанткой г-жой Дрансей[237]. Князь на коне наблюдал за караваном.

На другой день, в два часа, прибыли в свою загородную резиденцию, а точнее в замок, расположенный на высоте, доступной с одной стороны по довольно крутому склону, но неприступной с другой стороны, из-за отвесной пропасти.

Пусть судят о столь восхваляемой быстроте сообщения в России: княгиня потратила восемнадцать часов на переезд в одиннадцать миль.

Вы мне скажете, быть может, что Грузия это не Россия.

Отвечаю: в России на это понадобилось бы не восемнадцать, а тридцать шесть часов.

Цинандал в июне месяце — волшебное место цветы, виноград, гранаты, лимоны, апельсины, жимолость, розы растут, распускаются и созревают там в беспорядке; воздух превращается в безмерное благовоние, составленное из двадцати соединенных благовоний.

Дети и женщины рассеялись с жадностью по этому прекрасному огромному саду, подобно городским цветам и фруктам, смешавшимся с цветами и фруктами деревни. В Цинандале предполагалось свидание княгини Анны Чавчавадзе с ее сестрой, княгиней Варварой Орбелиани. Два дня спустя она прибыла со своим семилетним сыном князем Георгием и своей племянницей княжной Баратовой. Княгиня Варвара Орбелиани привезла с собой двух кормилиц и двух служанок. Она была в глубоком трауре: ее муж, князь Илико Орбелиани, недавно только был убит в сражении с турками. Старая тетка княгини Чавчавадзе, княгиня Тина, сопровождала их.

Князь получил приказ принять командование над крепостью, расположенной в двух днях пути от Цинандал. Это приказание, разлучавшее княгиню с мужем, вселило в нее некоторую тревогу; но он успокоил ее известием, что дан приказ отправить из Тифлиса войска в Телав. К тому же на протяжении нескольких дней шел проливной дождь: Алазань вышла из берегов, и лезгинам невозможно было перебраться через реку.

Князь уехал.

Через три дня княгиня получила письмо от супруга: пять-шесть тысяч лезгинов напали на крепость, которую он защищал; он советовал ей быть совершенно спокойной: крепость была надежная, гарнизон храбрый, опасаться было нечего. Если бы он был уверен, что ей необходимо оставить Цинандалы, он дал бы знать об этом.

Опасность, которой мог подвергнуться ее муж, заставила княгиню забыть о той, которая угрожала ей самой.

Все шло хорошо до 1-го (13) июля.

Вечером показалось огромное зарево по направлению к Телаву. Осмотрев местность, убедились, что этот большой пожар был делом рук лезгин. Все думали, что, несмотря на предусмотрительность князя, они переправились через Алазань.

Около одиннадцати часов крестьяне пришли в замок. Они были в полном вооружении и хотели убедить княгиню удалиться вместе с ними в лес. Княгиня отказалась на том основании, что ее муж приказал, чтобы она оставила Цинандалы, только посоветовавшись с ним.

Утром крестьяне скрылись.

Около двух часов пришли и соседние деревенские жители, умоляя княгиню покинуть поместье и следовать за ними в лес. Они считали даже, что им не хватит времени спасти свои пожитки; они бросали все, считая жизнь драгоценней того, что покидали.

Вечером пошли на террасу оттуда пожар показался ближе и сильнее. Кольцо пламени было страшно. Княгиня уступила настояниям окружающих и приказала укладывать серебро, бриллианты и наиболее ценные вещи.

Около полуночи крестьянин князя, по имени Зурка, предложил отправить его на разведку, чтобы узнать, что же происходит на самом деле. Княгиня согласилась; он пошел и воротился через три часа; лезгины стреляли в него: четыре или пять пуль пробили его платье.

Однако вопреки предположениям, лезгины не переходили реку. Они стояли лагерем по другую сторону Алазани. Горевшие стога сена находились на левом берегу. В рассказе этого человека были вести и хорошие и дурные, ведь князь сказал, что лезгины не смогут перейти Алазань, но они ее действительно не переходили.

Почти за час до возвращения Зурки какой-то купец, по-видимому, армянский, явился в поместье, говоря, что он, имея с собой значительную денежную сумму, не решился продолжать путь, говорил этот человек с таким произношением, которое доказывало, что он горский житель. Княгиня велела слугам обезоружить его и, если б он вознамерился бежать, стрелять в него; одновременно, во избежание ошибки, она приказала заботиться о нем и дать ему ужинать.

К двум часам утра решено было покинуть поместье. Отправили одного за другим двух посланцев в Телав за лошадьми; но каждый из них получил в ответ — лошадей-де вовсе нет, они-де будут только на другой день, в воскресенье, в семь часов утра.

Весь день занимались укладыванием вещей в сундуки.

Зурка настаивал, чтобы княгиня немедленно отправилась даже пешком; вещи же повезут на другой день и догонят ее. На протяжении дня два или три крестьянина выходили из леса, чтобы убедить княгиню присоединиться к ним. Она отвечала, что утром у нее будут лошади и что тотчас по прибытии этих лошадей она отправится.