Para Bellum - Геннадий Хазанов

Любочку Богдан Захарович смачно шлёпнул по круглому заду. Так он выражал своё доброе отношение.

Сам хозяин кабинета тоже вольготно раскинулся в кресле. Он тоже надел чёрный костюм – униформу служащих. Но брюки и пиджак Лаврентия Павловича выглядели словно только вышли из-под гладильного пресса. Стёкла пенсне, как всегда, сияли родниковой чистотой.

Мужчины подождали, пока секретарша разложит приборы.

– На сегодня ты свободна, дэвочка, – распорядился Берия. – Можешь отправляться домой. А подежурит пусть Мамиашвили.

Любочка благодарно улыбнулась и выпорхнула за дверь.

Лаврентий Павлович одновременно держал двух секретарш. Одну – для подготовки застолий и других услуг, они же услады. Этих девиц он менял через несколько месяцев.

Вести серьёзные вопросы и готовить все важные встречи нарком поручал только красавице-грузинке Мамиашвили. Её он сам звал только по фамилии и требовал того же от всех, кто входил в приёмную. Доверял ей Берия абсолютно и безраздельно. Держался подчёркнуто уважительно. Высокомерная, холодная и закрытая Мамиашвили охраняла секреты начальника и его покой, словно Цербер – врата Аида.

– Что у твоего брата-армянина? – Лаврентий Павлович на правах хозяина разлил в бокалы коньяк, глубоко вдохнул запах. – Пей, Богдан, ты у нас Хмельницкий. В смысле, за воротник заложить любишь.

– Продолжает работу с «Лицеистом». Агент вполне приличный.

– Это журналист из «Бриве Земе»? Как его? Орест Берлинкс?

– Точно так, Лаврентий Павлович.

– Ваш «Лицеист» гонит полную туфту. Даёт сведения о вермахте как сотрудник Генерального штаба. Откуда? О политике сообщает, как будто каждую пятницу обедает с самим Гитлером. А ты каждое донесение братца подсовываешь прямо на стол Кобе. Запомни, Хозяин – великолепный аналитик, поймёт, кто готовит «дезы» для борзописца[15]. И память у него цепкая. Пусть Амаяк сделает выводы.

– Мы тоже не только пальцем деланы, – шумно вздохнул Богдан Захарович и заворочался на мягком сиденье. – Из данных журналиста следует, что фюрер рвётся к войне с нами, а его окружение – против. С учётом обстоятельства, что Коба…

– Для тебя – товарищ Сталин, – поправил Берия. – Называть его Кобой имеют право только старые товарищи по партии.

– Извините. Так вот, с учётом того, что товарищ Сталин знает многих фигурантов, выводы он сделает прямо противоположные.

Нарком хмыкнул.

– Посмотрите сами. – Кобулов выкарабкался из кресла, подошёл к рабочему столу Лаврентия Павловича, взял из кожаной папки лист бумаги и подал начальнику.

Нарком поднёс документ к пенсне и стал читать чёткий машинописный шрифт:

Совершенно секретно

18 марта с. г. в Берлин приехал из Москвы _______. С аэропорта ______ направился к ______, где его ждали ______ (______) и _______. Беседа продолжалась около часа.

Через некоторое время после этого шофёр _____ – ______ в разговоре заявил, что _____ раздражён тем, что Берлин держит его в полном неведении и что ______ не привёз никаких сведений, которые дали бы возможность _______ соответствующим образом ориентироваться в сложившейся обстановке.

16 марта с. г. ________________ в беседе заявил следующее:

«Я лично очень пессимистически настроен и, хотя ничего конкретного не знаю, думаю, что Гитлер затевает войну с Россией. В конце февраля месяца я виделся лично с ________ и совершенно открыто сказал ему, что его планы о войне с СССР – сплошное безумие, что сейчас не время думать о войне с СССР. Верьте мне, что я из-за этой откровенности впал у него в немилость и рискую сейчас своей карьерой, и, может быть, я буду скоро в концлагере. Я не только устно высказал своё мнение ______, но и письменно доложил ему обо всём. Зная хорошо Россию, я сказал ______, что нельзя концентрировать войска у границ Советского Союза, когда я ручаюсь, что СССР не хочет войны. …Меня не послушали, и теперь я абсолютно не в курсе дел. Меня осаждают все мои коллеги – _____, _______, _______ с расспросами, что происходит в Берлине, и я никому не могу дать ответа. Я послал ______ (_______) специально в Берлин, чтобы он выяснил положение, и, кроме того, выяснил, как поступить нам всем здесь в посольстве в случае войны. Моё положение ведь тоже не совсем хорошее, когда вся злоба вашего народа может обратиться против меня. Может быть, через неделю меня уже не будет в живых …Я не могу себе представить, так же, как и ______ (_______), ______ (______) и все мои подчинённые, того момента, когда начнётся война. Мы все не хотим этого.

Возможно, что я, находясь здесь, и преувеличиваю, но я полагаю, что через неделю всё должно решиться. Никто не хочет верить в возможность войны».

Зам. народного комиссара

государственной безопасности СССР Кобулов.

Дочитав, Берия спросил:

– Что это за бред?

– Это сообщение о встрече фон Шуленбурга с Деканозовым. Немецкий посол не хочет войны, вот и попытался уговорить нашего железного армянина, будто Гитлер не собирается нападать на СССР.

– А что значит «через неделю всё должно решиться»? Иосиф должен домыслить, что подробный план «Барбаросса», который неизвестно от кого, но помимо наших служб, он получил три месяца назад, это чья-то шалость? Оберкомандовермахт сочиняло эту бумажку шутки ради? А утвердит или отменит его Гитлер к первому апреля?

– Вы же сами сказали: «Получил неизвестно от кого». И вы правы. Такой документ никакой разведчик добыть не может. Это первое. А второе, товарищу Сталину передали проект документа, а не окончательное и утверждённое решение. Если только сегодня намечено окончательное обсуждение, зная немецкую пунктуальность, можно предположить, что время ещё есть…

– Хитрый ты, Богдан, – сказал Берия. – Но дурак.

Богдан Захарович вновь угнездился в кресле, взглядом спросил разрешения наркома и склонил бутылку над бокалами. Потом, отсалютовав посудой, вдумчиво выпил и только после этого спросил:

– А почему дурак?

– Потому, что на границе уже столько немецких войск, что плюнуть некуда.

– Передислокация. Тренировка к операции «Морской лев» подальше от авиации и разведки англичан.

– Ну да, немцы так и брешут. А то, что переброшенные части соответствуют перечисленным в твоём «проекте», это как?

– А обращать внимание товарища Сталина на такие мелочи не стоит. В конце концов, не все данные войсковой разведки добираются до стола главы партии. Надо просто провести работу с Генштабом, с товарищем Жуковым.

– Ладно, – махнул рукой Лаврентий Павлович. – Проехали мимо. Что у нас по другому направлению?

– Нихтс нойен, – щегольнул Богдан Захарович. – И адмирал, и Гейдрих плачут и стонут, что не успевают. Сейчас у них проходят двадцать четыре эшелона к границе в день. Этого слишком мало. Немцы пересчитывают графики, чтобы пропускать больше, но раньше середины апреля вряд ли сумеют что-либо изменить.