Возвращение Викинга - Петер Жолдош

Тен что-то кричит жрецу. Тот отвечает. Тен снова что-то говорит... Проходит довольно долгая пауза. Наконец туземец подает голос. Тен переводит мне шепотом, что туземец спускается сюда...

Испытывал ли я угрызения совести после всего, что случилось? Конечно, на душе было очень тяжело. Но что нам оставалось делать? Поднять руки и обреченно ждать, пока нас пронзят копьями и похоронят в морской пучине?.. Я много раз убивал антилоп, свиней, обезьян. Я подчинялся установленному природой закону. Ведь не мучается угрызениями совести хищник, терзающий жертву! Я знал немало плоскоголовых, низких негодяев, которым я с удовольствием проломил бы голову, если бы не внутренний тормоз совести. Там прямой угрозы моей жизни не было...

Но уже схватка с преследователями на реке поставила вопрос иначе: тебя хотят убить - защищайся, как можешь! То же самое и здесь. С первого взгляда на верховного жреца я понял, что мы имеем дело с коварным и подлым человеком. Если учесть, что он еще и умен, то становится ясным, насколько опасен этот тип.

Я ищу оправдательные аргументы. Конечно, Мазу приказал нас убить. Он чует своим звериным нюхом нежелательный для него поворот событий. Он еще не знает, в чем конкретно заключается этот поворот, но уже действует, руководствуясь примитивной логикой хитроумных негодяев: все, что плохо для противника, - хорошо для себя. Что ему стоило отдать приказ на убийство? Абсолютно ничего. В то время как ликвидация двух "братьев" - это очень полезно, поскольку уменьшает силу "братьев" и вгоняет их в страх; а страх, как известно даже первобытным, плохой помощник в делах.

Интуиция - великое дело. Уходя утром из дворца, я захватил с собой лук, чем немало удивил друзей. Я и сам не знал, зачем он мне нужен. Взял - и все. Было нечто непреодолимое в этом решении. Я объясняю это четырьмя годами жизни в джунглях, где условия первобытной среды разбудили в глухих уголках моего мозга реверсивные возможности. Если бы я не сделал этого, сейчас нашими бездыханными телами распоряжались бы подводные морские течения и рыбы.

Правда стремится к простоте. Но в моих самообвинениях эта простота делает правду неубедительной. Я вновь и вновь прокручиваю в своем сознании диск неумолимой логики, отрицающей насилие. Нравственная проблема хищника и жертвы действительно проста. А как быть с этими несчастными, которым я ничего плохого не сделал до этой роковой минуты? Они мне - тоже, пока не получили приказ своего владыки. Никто из них не поставил под сомнение повеление вождя. По крайней мере, мне это неизвестно. Они были исполнителями чужой воли. Я защищал свою жизнь. На стыке двух этих правд произошла трагедия. Так что же, всю жизнь казнить себя? Кто же выиграл в этой трагедии? Мазу потерял своих подручных, подручные потеряли свои жизни, я потерял нечто очень важное в своей душе... Все потеряли. Что с того, что потери потерям рознь!

Мы долго сидели над пропастью, опираясь спинами о скалу. Тен все время смотрел в темную воду пролива. Я сидел, прикрыв глаза. Ничто больше не нарушало тишины, кроме плеска волн.

- Мы не можем сказать остальным, что произошло, - нарушил молчание Тен, - они не поймут этого. Я понял, что нам угрожала смерть, когда увидел в руках жреца веревку... Когда хотят скрыть убийство, к трупам привязывают камни и бросают в воду. Наши парни никогда бы не узнали, куда мы исчезли...

- Мазу может спросить нас, куда девались воины и жрецы.

- Мы шли порознь. Нам не было никакого дела до воинов и жрецов, которые шли сами по себе по своим делам. Вот так и будем отвечать, мне понравилась и удивила решимость Тена и его четкая логика.

- Мертвые, конечно, всплывут, - сказал Тен, - мы теперь должны торопиться с подрывом.

- Ну, делитесь впечатлениями! - Марк был настолько "приподнято весел", что не замечал нашей бледности. Ссадина на плече Тена ни о чем не говорила - как-никак, по скалам лазали!

- Надо будет заложить взрывчатку под четыре скалы, - говорю, стараясь мобилизовать все свое самообладание. Тен тоже держится спокойно, правда, часто устремляет взгляд в темноту. Но это никому не дает повода приставать к Тену с глупыми вопросами. Устал человек, это же ясно! Нашим друзьям, заряженным идеей возвращения, хочется вытянуть из нас побольше информации, они требуют обстоятельного ответа.

- Обвал закрывает внешнюю горловину пролива, - говорит Тен, - масса породы не очень велика. Сделать проход не составит проблем.

Я решаю объяснить подробнее. Подобранным на земле кусочком известняка рисую на каменном полу схему пролива и место, где лежит обвал. Указываю примерные места, где надо заложить четыре заряда взрывчатки. Ширина пролива в этом месте - до тридцати метров. Глубина залегания обвала, по прикидке, метров десять. Долбить шурфы для взрывчатки не придется - ее можно опустить в расселины между скалами и взорвать электрическим детонатором. Взрывчатки должно хватить на то, чтобы взорвать примерно десять тысяч тонн породы. Я вижу темную толщу воды, на дне среди скал течение шевелит руками убиенных...

- Взрывчатку надо готовить немедленно, - говорю я в заключение, есть все основания думать, что Мазу будет ставить нам помехи на каждом шагу.

Тен бросил на меня быстрый взгляд. Дэйв излишне много улыбается. Все веселы, нам одним не до смеха. Позже я узнал причину веселья. Года полтора назад туземные "химики", ученики Мишеля, организовали мастерскую по производству мыла. Мастерская, то есть мыловарня, стала прикрытием для заготовки большого количества жиров, из которого будет изготовлен глицерин. На "Викинге" завтра будет запущена установка по производству азотной кислоты. Вот почему радуются наши парни. Дэйв говорит, что можно изготовить столько взрывчатки, сколько и не нужно, и даже еще немного. Дэйв умеет играть логикой.

В тихое послеполуденное время я сижу в солярии на плоской крыше дворца и разглядываю окрестности. Желтый цвет домов контрастно выделяется на яркой зелени садов. Лазурные зеркала Старой и Новой бухт на фоне темно-серых скалистых берегов навевают мысли о вечном и добром. В глубине, в подводных сумерках колышутся тела... Зачем это нужно? Зачем я согласился на эту экспедицию?

Дэйв достал из кармана небольшой флакон с прозрачной, желтоватого оттенка жидкостью. Извлек пробку и осторожно уронил одну капельку на каменный пол. Капелька взорвалась с треском, от которого я вздрогнул. Дэйв засмеялся.

- Перестань, Дэйв, - нервно вскрикнул Тилл.

Дэйв со смехом хлопнул меня по спине:

- Видал? Этой капелькой можно добиться большего, чем двухчасовым диспутом. Я уронил одну такую каплю под ноги Мазу. Это надо было видеть! Он подпрыгнул, как ошпаренный! И сразу потерял свою королевскую важность.