Три зимовки во льдах Арктики - Константин Бадигин

Примерно такое же соотношение температур мы обнаруживали и на других станциях. А чем дальше мы двигались на запад, тем выше поднимался горизонт теплых вод.

Около тысячи проб собрали наши терпеливые гидрологи. К концу нашего путешествия разнокалиберные бутылки с водой, тщательно закупоренные парафином и пронумерованные, заполнили все полки и даже проходы в каютах. Каждая из этих проб была добыта ценой огромных усилий.

Мы высоко ценили работу наших добровольцев-гидрологов, и каждый из нас старался помочь им как мог.

Проведение гидрологических станций сильно затруднялось из-за недостатка годных глубоководных термометров. Среди разных грузов нам удалось отыскать полный ящик совершенно целых, но бездействовавших приборов.

Очевидно, в них разорвались столбики ртути в капиллярных каналах, и поэтому они не могли действовать нормально. Долго вертел я в руках эти искалеченные термометры, придумывая способ их излечения. В конце концов, решил на этих хрупких приборах испробовать испытанный способ, применяемый в таких случаях с обычными термометрами, - способ попеременного нагревания и охлаждения.

Зажег свечку. Взял термометр и начал нагревать над огнем шарик с ртутью. Блестящий волосок пополз по капиллярному каналу, и вскоре верхний резервуар заполнился ртутью.

Я охладил термометр и перевернул его. Столбик ртути оторвался и замер, фиксируя заданную температуру. Все было в порядке. Оставалось выверить показания прибора.

Притащили ведро снега и воткнули в негр два термометра - исправный и только что «отремонтированный». Снег медленно таял. Сверили показания обоих термометров и записали поправки. После нескольких таких опытов можно было смело пускать новый прибор в дело.

Так была открыта походная мастерская, работавшая под лозунгом «Даешь здоровый термометр». Вдвоём с Андреем Георгиевичем мы перерыли весь ящик и наладили массовую проверку термометров.

Теперь нам было не так уж страшно потерять термометр, - мы могли заменить его запасным. Можно было действовать смелее и рискованнее.

Вскоре мы решили утеплить гидрологическую палатку, раскинутую над майной. В конце декабря вокруг этой палатки, сшитой из простого брезента, Гаманков, Шарыпов и другие зимовщики начали возводить толстые стены из снежных кирпичей. Работа подвигалась довольно быстро. Палатка оказалась как бы в снежном футляре. Между ее стенками и стенами снежного дома было оставлено пустое пространство в полметра для лучшей изоляции.

Затем в гидрологическую палатку притащили, матрацы - хорошие, плотные матрацы из конского волоса - и настлали их на льду вокруг проруби. Зажгли два примуса. На примусы уложили толстые железные листы, - раскаляясь докрасна, они отдавали тепло воздуху.

В тот день, когда мы завершили отепление рабочего места гидрологов, мороз достиг 38,5 градуса. А внутри гидрологической палатки термометр показывал «только» минус 24 градуса, - по нашим условиям это было совсем тепло... К сожалению, матрацы впоследствии пришлось вынести, так как они мешали работе.

Нововведением, впервые осуществленным в эту зиму, были суточные магнитные станции. Для того чтобы проследить, как изменяются в течение суток элементы земного магнетизма, надо терпеливо просидеть в ледяном домике у прибора все 24 часа. И не просто просидеть, а сделать за это время несколько сот определений и произвести столько же записей.

Один человек физически не в состоянии вынести такую нагрузку. Поэтому суточные магнитные станции выполняли вдвоем Буйницкий и Ефремов, чередуясь через каждые шесть часов. В одной из первых станций принял участие и я.

Облачившись в тесные, узкие малицы, мы вдвоем с Шарыповым, который нес караульную вахту, охраняя наблюдателя, добрались до снежного домика. Стены домика отсвечивали нежным розоватым сиянием, - внутри его теплился огонек. Шарыпов принял вахту у Гаманкова, а я приподнял край одеяла, заменявшего дверь, и нырнул внутрь тесной хижины. Две стеариновые свечи, прилепленные на краю своеобразной ниши, скупо освещали более чем скромную обстановку этого самого северного в мире научного учреждения: белые стены, стул, вылепленный из снега, нишу, в которую вделан ящичек с рабочим хронометром, аккумулятор на полу, а в центре домика - магнитометр-«комбайн», у которого хлопотал Виктор Буйницкий.

Закончив очередной отсчет, он внес Запись в тетрадку, вручил ее мне и торопливо убежал к кораблю - видимо, за эти часы мороз пробрал насквозь и теплую малицу, и валенки, и меховые чулки.

С магнитными наблюдениями я познакомился еще на «Садко». Их техника не очень сложна: необходимо через каждые пять минут производить отсчет места магнитного меридиана на горизонтальном круге магнитометра и время от времени астрономическим путем определять место истинного меридиана. Но на морозе любое, даже самое простое определение превращается в крайне сложное занятие.

Больше всего нервов и энергии отнимала возня с самодельной электрической лампочкой, питающейся от аккумулятора. Эту лампочку надо включать в ту же секунду, когда стрелка хронометра указывает очередной срок наблюдения. Но кустарно сработанный контакт не хочет включаться. Ты дергаешь его, нажимаешь обмерзшими, плохо слушающимися пальцами; он скользит, дает осечку; и только в последний миг, когда уже думаешь, что все пропало и что наблюдение будет сорвано из-за этой проклятой железки, лампочка вспыхивает и ты торопливо ловишь взглядом мельчайшие деления лимба.

В эту ночь надо льдами бушевало яркое пламя полярного сияния, и волосок магнитометра качался, как пьяный, крайне чувствительно реагируя на каждый взлет небесных лучей. В тетрадке один за другим выстраивались столбики цифр, представлявших огромный интерес для науки. И как ни мерз я в негостеприимном ледяном домике, как ни клял непослушный контакт самодельной, лампы, где-то в глубине души поднималось чувство большого удовлетворения сделанным: время, труд и энергия тратились не зря...

Суровая обстановка - хорошая школа. Прошло всего три-четыре месяца с тех пор, как на «Седова» перебрались люди с «Ермака» - новые люди, большинство из которых впервые попало на такую трудную работу, - и вот уже мало-помалу они втягиваются в новый жизненный режим, привыкают к нему, работают все более серьезно, вдумчиво.

Люди пристрастились к чтению. К счастью, на борту «Седова» оказалась неплохая библиотека. И в кубрике и в каютах люди читали и перечитывали произведения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Толстого.

В моей личной библиотечке было довольно много книг об исследованиях полярных стран.