Трагедия русского офицерства - Сергей Волков

В Китае положение офицеров-эмигрантов существенно отличалось от Европы. Там беженцы первоначально селились в основном в полосе отчуждения КВЖД, где сохранялась старая русская администрация, и основной костяк эмигрантов сложился еще после занятия большевиками Сибири. Всего в полосе отчуждения проживало до 300 тыс. чел., крупнейшим центром русской эмиграции был Харбин. Офицеры оказались, однако еще в худшем положении, чем в Европе, поскольку на Дальнем Востоке после эвакуации Приморья армии как целостного организма не существовало. Чтобы не умереть с голода, офицерам приходилось объединяться в артели грузчиков, носильщиков, работать чернорабочими, заменив в этом качестве китайцев.

Эвакуация Приморья началась с 21 октября 1922 г. Из Владивостока смогли выехать практически все желающие. На судах Сибирской флотилии в Посьет эвакуировалось до 7 тыс. чел. (по другим данным на 30 кораблях эвакуировалось 10 тыс. чел., в т. ч. около 600 морских офицеров[1213]), в Ново-Киевске для перехода границы собралось до 9 тысяч, в т. ч. до 700 женщин, 500 детей и 4 тыс. больных и раненых. 2 ноября эвакуация завершилась: одновременно с переходом границы Сибирская флотилия прибыла в Гензан. Перешедшие сухопутную границу прибыли в Хунчун, где на середину ноября насчитывали 8649 ч (7535 мужчин, 653 женщины и 461 ребенок). В Гензане, за исключением тех, кто прибыл туда и затем уехал самостоятельно, собралось около 5,5 тыс. чел., в т. ч. 2,5 тыс. военнослужащих, около 2 тыс. членов их семей и 1 тыс. гражданских лиц[1214]. В середине декабря хунчунская группа стала переводиться в Гирин, где в феврале 1923 г. размещена в лагерях. Группа войск ген. Смолина в 3 тыс. чел. отступила в район ст. Пограничной. Ее офицеры были интернированы в лагере в Цицикаре. Из Гензана флотилия 21 ноября перешла в Пусан, затем в Шанхай, откуда 4 января 1923 г. вышла на Филиппины (туда прибыло около 800 чел.), а 1 июля прибыла в Сан-Франциско. Через полгода в Шанхай из Гензана прибыли еще 4 корабля с войсками ген. Глебова[1215].

Когда в конце 1922 г. хлынул последний поток беженцев из Приморья, китайцы не пустили их в полосу отчуждения, а направляли в концентрационные лагеря, где были созданы тяжелейшие условия, и помимо голода и болезней эмигранты подвергались издевательствам китайских жандармов, как о том свидетельствуют многочисленные письма: «… Но возмущает всех поголовно участившиеся мордобития. Жандармы грубые, вспыльчивые и на руку невоздержанные, и то и дело приходится слышать, что они избили поручика такого-то, прапорщика такого-то». «… В Хунчхуне, Яндигане нам выдавали по одному фунту чумизы и одному фунту картофеля, а если этого не было, заменяли редькой. Да кроме того невозможные санитарные условия грозят унести еще не одну сотню жизней женщин и детей. Больных масса. И, между прочим, их судьба находится в руках чиновника-китайца, человека малокультурного»[1216].

Офицеров в Китае было не менее 5 тысяч, и хотя многие сразу же уехали в Японию, США и Канаду, а некоторые и в Европу (главным образом во Францию и Чехословакию), большинство оставалось в Китае. Несколько больший процент, чем на Западе, эвакуировался вместе с семьями, т. к. среди офицеров Сибирской армии абсолютно преобладали местные уроженцы, но имущества большинство никакого не имело. Некоторую заботу об офицерских проявляли высшие военные круги, обладавшие на Дальнем Востоке кое-какими средствами, поступали таковые и от руководства КВЖД. Имелись Общество взаимопомощи офицеров и другие организации взаимной поддержки. Крупнейшим центром по объединению офицеров была харбинская офицерская организация во главе с полковниками Волковым, Нилусом, Орловым, Самойловым, подполковником Сулавко и другими. С декабря 1934 г. русская эмиграция находилась в ведении Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии (к началу 30-х годов там насчитывалось около 110 тыс. русских, в т. ч. около 60 тыс. эмигрантов), в 1938–1945 гг. в армии Маньчжоу-Го имелись российские воинские отряды, комплектовавшиеся из молодежи во главе с русскими офицерами[1217].

В Синцзяне к 1926 г. насчитывалось до 6 тыс. русских. Во время мусульманского восстания 1931–1933 гг. из них был набран конный отряд в 180 ч (сотник Франк) и была взята на службу бывшая батарея войск Анненкова (полковник Кузнецов). Когда эти части показали себя, китайцами была объявлена мобилизация белых русских в Илийском крае (под угрозой высылки в Совдепию), и командование над отрядом (до 1000 чел.) принял сподвижник Дутова полковник Папенгут. Однако эти войска, сыгравшие главную роль в подавлении восстания, при изменении политической обстановки в результате борьбы среди китайских властей были раздроблены на мелкие части, затем обезоружены и распущены, а некоторые командиры (в т. ч. Папенгут) казнены[1218].

Некоторые офицеры находились на службе в китайской армии, полиции, служили инструкторами и участвовали в гражданской войне в Китае на стороне правителя Маньчжурии Чжан Цзо-лина. 1-я русская смешанная бригада воевала в войсках маршала Лу Юн-сяна, причем самый факт ее существования доставлял беспокойство советскому правительству, которое в 1925 г. заявляло официальный протест по этому поводу. Сформированная генерал-лейтенантом К. П. Нечаевым (начальник штаба полковник Карлов) по просьбе командующего фронтом Чжан Зун-чана русская группа войск включала пехотную (104 и 105-й полки по 500 шт.) и кавалерийскую бригады двухполкового (по 300 сабель) состава, отдельные инженерные роты, дивизион из 6 бронепоездов и воздушную эскадрилью (кроме того охрана ген. Чжан Зун-чана 120 шашек при 5 офицерах и 107, 108 и 109-й полки с русским кадром). Среди ее офицеров одних только выпускников Виленского училища было 35 чел. [1219] В марте 1925 г. при штабе 65-й дивизии была создана русская комендантская команда, преобразованная в июне в Юнкерскую роту в 87 ч (командир полковник Н. Н. Николаев, потом капитан Русин). Осенью 1926 г. ее юнкера произведены в подпоручики. В Шаньдуне в 1927–1928 гг. в китайской армии существовало русское военное училище (курс был установлен сначала полгода, затем год, наконец, 2 года), выпускники которого (русские) были признаны РОВСом в присвоенных им чинах подпоручиков русской службы[1220]. Через него прошло около 300 ч (первый выпуск 1927 г. дал 43 чел., второй — 1928 г. — 17. Для первого выпуска специально был создан Особый полк из трех родов оружия (командир ротмистр Квятковский, помощник полковник Шайдицкий), в 1928 г., при начале краха, полк и училище во главе с полковником И. В. Кобылкиным были выведены в Маньчжурию и спасены, но русская группа войск понесла огромные потери (только в Цинанфу, главной базе русских войск, похоронено около 2 тыс. убитых — половина всех добровольцев)[1221]. Например, в 1925 г. у Суйчжоу погибла группа русских бронепоездов полковника Кострова, из примерно 400 ч удалось прорваться только 100 бойцам[1222]. К началу 30-х годов русские формирования были в основном распущены, и офицеры постепенно устраивались на гражданскую службу или покидали Китай. Из 29 офицеров кадра и выпускников Читинского военного училища полковником китайской армии стал Репчанский, двое — подполковниками, 6 — майорами, остальные — капитанами и поручиками, четверо погибли[1223]. Среди погибших в китайской армии 12 выпускников Хабаровского кадетского корпуса[1224].

Одним из важных центров сосредоточения русского офицерства был Шанхай, где существовало русское офицерское собрание, созданное в 1926 г. и на 1941 г. насчитывавшее в общей сложности 216 членов и 32 постоянных гостей[1225]. Там же 16. 01. 1927 г. в составе Шанхайского волонтерского корпуса был сформирован русский отряд во главе с капитаном 1-го ранга Н. Ю. Фоминым (командиры рот полковники Иванов, Мархинин и Савелов) из 250 ч, затем развернутый в полк (существовавший более 10 лет), охранявший европейское население, где до 50 % составляли офицеры, а также русская полицейская рота во французской концессии[1226].

До 2 мировой войны лозунг «Кубанский поход продолжается!» всецело владел умами большинства офицеров, и РОВС в это время был массовым источником антикоммунистического активизма. Организация ген. Кутепова подготовила десятки активных борцов с советским режимом, переходивших границу и действовавших на советской территории. Как правило, это были молодые офицеры, произведенные в белой армии из юнкеров и выпускники зарубежных русских кадетских корпусов.

Другим направлением деятельности по воплощению этого лозунга была подготовка кадров для будущей русской армии. Собственно, сам РОВС уже представлял собой такой кадр, но принимались меры по его пополнению и развитию военного образования. Еще в 1926 г. было отдано распоряжение о приеме молодых людей в части и полковые объединения в качестве кандидатов, а 5. 06. 1930 г. было составлено и введено «Положение о приеме в воинские организации Р. О. В. Союза молодых людей, ранее в войсках не служивших». Оно предусматривало сдачу в дальнейшим этими лицами (окончившие кадетские корпуса именовались юнкерами, получившие образование в объеме гимназического и выше — вольноопределяющимися, остальные — охотниками) экзаменов на унтер-офицерский, а имеющими соответствующее образование — офицерский чин («самое производство в офицеры осуществляется председателем РОВС, когда это будет признано возможным»).