Число и культура - А. Степанов

Аналогичный структурный прием используется и при описании человеческих чувств. До сих пор в языке сохранились названия для четырех вкусовых ощущений: соленое, кислое, сладкое, горькое, – прочие же зиждутся на комбинации (кисло-сладкое), изменении степени (солоноватое) или на сравнении с показаниями других органов чувств: нежный или острый, вяжущий, терпкий или свежий- Едва ли есть смысл задаваться вопросом, "на самом ли деле" существуют ровно четыре главных разновидности вкуса. Такова наша рефлексия, таков наш анализ. Кстати, первая конструктивная пара послужила отправной точкой для столь важного сначала для алхимии, а затем и для химии различения солей и кислот.

Если двустишие, или дистих (в арабской поэзии – бейт), историки литературы считают не только самым простым, но и самым ранним феноменом поэтической речи, то затем у разных народов нашла широкое применение четырехстрочная строфа или четырехстрочие как законченное стихотворение. Организация текста осуществлялась с помощью метра, ритма и нередко рифмы. Теоретики литературы до сих пор описывают такую строфу в виде "алгебраических" формул типа abba, aabb, abab, где одинаковые символы означают созвучие. В данном случае речь явно о структурах М = 2 х 2. При этом любопытно: в период становления самобытной японской культуры наблюдается вырождение традиционной тетрады до триады – на смену древнекитайскому четырехстишному канону пришли трехстишные хокку.

В новелле "Как писать китайские стихи" ("Сто одна история о дзэн", 88 [252, c. 89]) читаем: "Знаменитого японского поэта спросили, как написать китайское стихотворение. Он объяснил так:

– Обычно китайское стихотворение состоит из четырех строк. В первой находится начальная фраза, во второй – ее продолжение, третья переходит от старого предмета к новому, а четвертая соединяет вместе три первые строки. Вот как это видно на примере известной китайской песни:

"Есть дочери в Киото у торговца шелком:

Лет двадцать старшей, младшей – восемнадцать.

Мечом способен зарубить солдат.

А девы эти – взглядом убивают."

Отметив, что в таким образом устроенном четверостишии содержатся признаки структур как М = 2 + 2, так и М = 3 + 1, возьмем теперь хокку. В другой новелле той же книги [252, с. 33-34]:

"Из сиянья пришел я –

Возвращаюсь в сиянье.

Что ж это?

До положенных каноном четырех строк в стихотворении недоставало еще одной, и ученик сказал: "Учитель, у нас не хватает строки". Победным львиным рыком ответил ему Хосин (мастер дзэн. – А.С.): "Ха – а!" – и ушел (из жизни – А.С.)". На подобной "незавершенности" принципиально настаивали, ссылаясь на "неуловимое очарование незавершенности" [там же, с. 23]. Аналогичное очарование ощущаем и мы, одновременно констатируя, что впечатление "незавершенности", "загадочности" трехстрочия не возникло бы у адресата, если бы отсутствовал фон "завершенной" модели четырех строк. По конкретно иному, но смежному поводу Р.Якобсон говорил об экспрессии "обманутого ожидания", "несбывшегося предсказания" [402, c. 85].

В данном контексте, вероятно, уместно дополнить приведенный в разделе 1.4.2.2 пассаж о плодотворной "ошибке" (С.Дали, Л.Аронзон), открывающей порой совершенно неожиданные горизонты. Так, биологи полагают, что многоклеточные организмы в свое время возникли в результате сбоя, дефекта процесса "нормального" деления клеток. Ничем иным, как серией просчетов ведущих политиков России, Европы и США в первой четверти ХХ в. объяснялась победа большевиков в огромной стране, однако затем, вместе с укреплением СССР, сложился новый мировой порядок (Запад – Восток – "третий мир"), позволивший прервать цепочку мировых войн, что вряд ли стало бы возможным без глобальной институциализации мощного "маргинального" звена, объединившего и канализировавшего в приемлемом русле почти все активные "обиженные" государства. Механизм мутаций, "ошибок" особенно актуален в переходные эпохи, создающие обстановку интеллектуальной и психологической открытости ("открытости" самого будущего, ср. и нынешнюю ситуацию в мировой политике, когда старый порядок уже разрушен, а новый еще не до конца возник), однако в примере с хокку нас больше интересовала сопряженная "ментальная" открытость и именно в связи с отличным от заданного каноном количества строк: трех, а не четырех. Мы сами, впрочем, занимаемся как раз закрытыми, "законченными" (целостными) системами, и рассуждение об открытости используется лишь для контраста, для того, чтобы подчеркнуть, как сами древние, в настоящем случае японцы, моментально и остро реагировали на отклонение от четырехсоставного паттерна.

Одна из бытовавших в классической эстетике композиционных схем предполагала наличие в литературном произведении завязки, развития (хода действия), кульминации и развязки, таким способом представляя его законченный цикл. Впрочем, иногда последний предварялся установочной частью, экспозицией, в которой действие, собственно, еще не начиналось и которой достается роль своеобразного "нулевого звена" (к анализу "нулевых" звеньев мы обратимся в разделе 1.5). О наметившемся в ХХ в. четвертом литературном роде (помимо эпоса, лирики, драмы) шла речь в разделе 1.4.1.

В свою очередь, морфологические разделы грамматики резервируют четверку конструктивных частей слова: приставка (префикс), корень, суффикс, окончание. На деле, скажем, приставок в слове может вовсе не быть или присутствовать сразу несколько (например, в русском глаголе вос-при-нимать, немецком an-er-kennen), однако в классификации она все же присутствует, причем в единичном количестве. Ф. де Соссюр говорит об алгебре морфем, напоминает, что "лишь значение позволяет отграничивать единицы" [306, c. 22]. Николай Кузанский усматривал четверицу в иерархическом строении языка: буквы – слоги – слова – речь [230:II, с. 452].

Для иллюстрации действия элементарно-математических законов мы и ранее неоднократно прибегали к лингвистическим, главным образом грамматическим, примерам. В статье "Поэзия грамматики и грамматика поэзии" Р.Якобсон для тех же целей считает уместным привести обширную цитату из "Марксизма и языкознания" Сталина (М., 1950). "Отличительная черта грамматики состоит в том, что она дает правила об изменении слов, имея в виду не конкретные слова, а вообще слова без какой-либо конкретности; она дает правила для составления предложений, имея в виду не какие-либо конкретные предложения, скажем, конкретное подлежащее, конкретное сказуемое и т.п., а вообще всякие предложения, безотносительно к конкретной форме того или иного предложения. Следовательно, абстрагируясь от частного и конкретного, как в словах, так и в предложениях, грамматика берет то общее, что лежит в основе изменений слов и сочетаний слов в предложениях, и строит из него грамматические правила, грамматические законы" В этом отношении грамматика напоминает геометрию, которая дает свои законы, абстрагируясь от конкретных предметов, рассматривая предметы, как тела, лишенные конкретности, и определяя отношение между ними не как конкретные отношения каких-либо конкретных предметов, а как отношение тел вообще, лишенных всякой конкретности" [401, с. 473]. Солидаризируясь с представлением об абстрагированном и обобщающем характере грамматических законов и даже с геометрической аналогией, чуть ранее Р.Якобсон прибегает к немаловажной оговорке: речь должна идти скорее о топологической, чем метрической геометрии, т.е. в таких случаях фигурируют наиболее общие структурные, структурно-логические закономерности, одной из разновидностей которых служат, в частности, числовые.

Аналогичное формо- или структурообразование осуществляется и в семантике. Если Ориген Александрийский (III в.) различал три смысловых уровня текста: телесный (буквальный, историко-грамматический), душевный (моральный) и духовный (аллегорический), то, согласно комментарию С.С.Аверинцева, Данте вслед за схоластами зрелого средневековья раздваивает третий оригеновский смысл, разведя аллегорию и анагогию (возведение души ввысь) и, таким образом, превращая триаду в четверицу [6]. В.Л.Рабинович обращает внимание на данный факт и приводит в качестве доказательства строфу из "Пира" Данте [264, c. 86 ]:

Буквальный смысл учит о произошедшем;

О том, во что веруешь, учит аллегория;

Мораль наставляет, как следует поступать;

Твои стремления открывает анагогия.

В "Божественной комедии" Данте, напомним, фигурирует и чистилище, четвертая часть мироздания (см. раздел 1.4.1) – за несколько веков до принятия церковного догмата.