Облачный атлас - Дэвид Митчелл

Лес покинул нас так же внезапно, как появился, и ландшафт стал более холмистым. Мы ехали на восток, к югу от нас тянулся хребет Вораксан, а к северу простиралось озеро Чхунджу. Вода в озере воняла из-за стоков лососевых прудов с сетевыми заграждениями. Холмы по ту сторону водного зеркала демонстрировали логотипы могущественных корпораций. Малахитовая статуя Пророка Мальтуса обозревала пыльную ложбину. Наш проселок проходил под скоростной трассой Чхонджу-Тэгу-Пусан. Хэ-Чжу сказал, что мы могли бы добраться до Пусана в пределах двух часов, если бы решились выбрать ее, но ползти по задворкам было безопаснее. Наша колдобистая, но лишенная Глаз дорога снова поднималась в горы Собэксана.

Хэ-Чжу Им не пытался добраться до Пусана за один день?

Нет. Приблизительно в семнадцать часов он спрятал форд на заброшенном лесном складе, и мы пустились пешком. Первая моя горная прогулка зачаровала меня так же, как первая поездка по Сеулу. Известковые выпуклости были густо покрыты лишайниками; из расщелин пробивались побеги пихты и рябины; облака свертывались, подобно свиткам; бриз благоухал натуральной цветочной пыльцой и живицей; некогда выведенные из генома бабочки вертелись вокруг наших голов, словно электроны. Логотипы на их крыльях через множество поколений мутировали в случайный набор слогов: маленькая победа природы над корпократией.

Я чувствовала себя вновь родившейся в иной стихии, которая столь же чужда фабрикантским прислугам, сколь незнакомы моллюскам альпийские луга.

Когда мы шли по голому уступу скалы, Хэ-Чжу указал куда-то вдаль через залив.

— Видишь его?

Кого? Я видела только скальную поверхность.

— Смотри-смотри, — сказал он, и вдруг возникли очертания великана, вырубленного в скале; он сидел в позе лотоса. Изящная рука была поднята в грациозном и многозначительном жесте. Удары боевой техники и стихий исказили, расщепили и его черты, но абрис был по-прежнему различим, если окинуть его взглядом целиком. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, кого напоминает мне это огромное резное изображение: Тимоти Кавендиша.

Хэ-Чжу это мое замечание очень позабавило и даже заставило улыбнуться — впервые за долгое время. Он сказал, что когда-то считал этого великана древним демократом или же бандитским главарем со склонностью к саморекламе, но на самом деле в допотребительскую эпоху ему поклонялись как божеству, предлагавшему спасение от бессмысленного цикла рождений и перерождений. Растрескавшийся каменный истукан из иной эпохи до сих пор обладает былой божественностью. Только неодушевленное может быть настолько живучим. Настоятельница, продолжал Хэ-Чжу, расскажет мне о нем больше. Полагаю, что Корпорация Каменоломен разрушит его, когда приступит к добыче камня в этих горах.

Зачем Им повел вас невесть где?

Про любое «невесть где» что-нибудь да известно, Архивист. Миновав великана со скрещенными в позе лотоса ногами и перейдя через горный кряж, мы вышли на прогалину, где увидели скромные зерновые посадки, одежду, сушившуюся на кустах, овощные делянки, грубую ирригационную систему из бамбука, кладбище. Пересыхающий водопад. Через узкую щель Хэ-Чжу провел меня во внутренний двор, вдоль стен которого стояли цветистые здания, подобных которым я никогда не видела. Очень, по-видимому, недавний взрыв прорыл в плитняке кратер, сорвал доски и продавил черепичные крыши. Одна из пагод не устояла перед тайфуном и повалилась на свою двойняшку. Ну, а той не давал упасть скорее плющ, чем деревянные крепления.

Здесь мы и найдем себе пристанище на ночь, сказал мне Хэ-Чжу. Этот монастырь стоял здесь на протяжении пятнадцати веков, пока корпократия после Столкновений не отменила всех религий, существовавших до потребительской. Сейчас это место служит убежищем для обнищавших чистокровных, которые предпочитают кое-как сводить концы с концами на горном склоне, чем жить в клоаках недочеловеков.

Значит, Союз укрыл свою переговорщицу, свою… мессию, в колонии рецидивистов?

Мессия: какой грандиозный титул для прислуги Папы Сонга!

Я услыхала позади нас царапанье по плитам: вслед за нами во двор, опираясь на плечо мальчика со шрамом от операции на мозге, ковыляла изрезанная морщинами крестьянка, возраст которой так же явно бросался в глаза, как у старцев времен Кавендиша. Мальчик, немой, застенчиво улыбнулся, увидев Хэ-Чжу, а женщина обняла его с материнской, по-моему, любовью. Хэ-Чжу представил меня Настоятельнице как мисс Ю. Один глаз у нее был молочно-белым, но другой — блестящим и наблюдательным; создавалось впечатление, что тебя рассматривают сразу двое. Она стиснула мои руки в своих; этот жест меня очаровал.

— Вас здесь так ждали, — сказала она, — добро пожаловать.

Хэ-Чжу спросил ее о бомбовом кратере.

Настоятельница ответила, что местное подразделение Единодушия использует их, чтобы набить руку. В прошлом месяце в небе появилась авиетка и без предупреждения выпустила ракету. Один человек погиб, несколько колонистов серьезно изувечены. Злодеяние, печально размышляла Настоятельница, или пилот заскучал, или, может быть, какой-нибудь разработчик увидел возможность построить на этой прогалине оздоровительный отель для чиновных и возжелал ее расчистить.

— Кто знает? — со вздохом заключила она.

Мой сотоварищ обещал выяснить, в чем дело.

Кем в точности были эти «колонисты»? Самовольными поселенцами? Террористами? Членами Союза?

У каждого колониста имелась своя история. Меня представили уйгурским диссидентам; пропитанным пылью фермерам из дельты в районе Хошимина; некогда респектабельным жителям городищ, разорившимся из-за политики корпораций; безработным уклонистам; тем, кто лишился своих долларов из-за умственных заболеваний. Самому младшему из семидесяти пяти колонистов было девять недель от роду, самой старшей, Настоятельнице, было шестьдесят восемь, хотя, заяви она, что ей триста, я все равно бы поверила — уж так ее пригибало к земле.

Но… как могут люди выживать там без агентов и пассажей? Что они едят? Что пьют? Как насчет электричества? Развлечений? Как может микрообщество функционировать без принудителей и иерархии?

Поезжайте, Архивист, и навестите их. Можете сказать Настоятельнице, что это я вас прислала. Нет? Ладно, пища поступает к ним из лесов и садов, а вода — из водопада. Походы на мусорные свалки обеспечивают их пластиком и металлом для инструментов. Их «школьный» сони питается от водной турбины. Солярные ночные лампы перезаряжаются при свете дня. Их развлечением служат они сами; потребители не могут существовать без 3-мерок и РекЛ, но люди когда-то без них обходились и по-прежнему могут обходиться. Принуждение? Проблемы, несомненно, возникают, а время от времени случаются даже и кризисы. Но всякий кризис может быть преодолен, если люди взаимодействуют между собой. Колонисты дорожат своей независимостью и полны решимости защитить ее и от бездельников внутри колонии, и от эксплуататоров вовне.

А как насчет горных зим?

Они выживают так же, как это пятнадцать веков делали до них монахини: с помощью предусмотрительности, бережливости и стойкости. Монастырь был построен над пещерой, расширенной бандитами во время японской аннексии. Тамошние туннели предоставляют достаточную защиту от зимы и авиеток Единодушия.

Такая жизнь — это вам не буколическая Утопия. Да, зимы там суровы; сезоны дождей безжалостны; урожаи уничтожаются вредителями; в пещерах кишат паразиты, и мало кто из колонистов проживает так долго, как потребители из верхних слоев: ведь медицина у них крайне слаба. Они пререкаются друг с другом, бранятся и горюют, как это свойственно людям, но, по крайней мере, делают это в сообществе, а товарищеские отношения сами по себе являются превосходным лекарством. В Ни-Со-Копросе теперь нет сообществ, только государство и взаимно подозрительные подслои. В ту ночь я крепко уснула под звуки пересудов, музыки, причитаний и смеха, впервые после своего дортуара у Папы Сонга чувствуя себя в безопасности.

Так почему же Союз заинтересован в этой колонии?

Ответ простой: Союз обеспечивает колонию оборудованием, например солярами; в ответ колония предоставляет надежное убежище, расположенное в нескольких километрах от ближайшего Глаза. Я проснулась в своем спальном туннеле незадолго перед рассветом и подползла к выходу из пещеры. На страже была женщина средних лет, прихлебывавшая из чашки с отваром стимулина. Она дала мне свою москитную сетку, но предупредила о койотах, рыщущих под старыми монастырскими стенами в поисках добычи. Я пообещала оставаться в пределах слышимости, прошла по двору и протиснулась в узкий проход между скалами на балкон, где все было черным и серым.