Новый порядок. Часть 1 (СИ) - Dьюк Александр Александрович

Содержание писем тоже наталкивало на мысли. Очень интересные мысли. Однако Франц не до конца понимал, какие именно. Ему требовалась полная картина. Ему требовался отдых, чтобы нормально соображать.

Ротерблиц тяжко вздохнул, потер глаза. Было еще утро, хотя для него понятия «еще» и «уже» перемешались: когда Франц выглядывал в окно в последний раз, вроде бы была уже ночь.

Он помассировал шею, отхлебнул давно остывшего кофе, в котором от кофе из-за стимулирующих добавок осталось лишь название. Встал, тяжело опираясь о письменный стол, — ноги после нескольких часов непрерывного сидения были ватными.

Ротерблиц прошелся по пустой комнате, разгоняя застоявшуюся кровь. Возникло желание выйти на улицу и подышать свежим воздухом, но чародей в последние дни старался не выходить из дома без необходимости. Не хотелось потерять последнюю квартиру, где он мог укрыться хотя бы на время. Ротерблиц и без того чувствовал себя последним подонком. Он клялся себе, что не втравит в свои дела никого постороннего, и уже нарушил эту клятву. Причем не впервые. И не только за эту неделю.

Он подошел к приоткрытому окну — с улицы уже тянуло жаром, ветер трепал тюль. Шумела утренняя Анрия.

Ротерблиц не сразу сообразил, что шум этот не совсем обычный. Слишком громкий. Слишком много голосов. Лишь выглянув в окно, он догадался, что не так.

На улицу стекались люди. Недовольные. Возмущенные. Ротерблиц старался не задерживаться возле окон, не без причин заработав за последнюю неделю быстро прогрессирующую паранойю, но сейчас все-таки не справился с любопытством.

Такая картина становилась обыденностью во всех крупныхгородах Империи последние несколько лет. Толпы в очередной раз обманутых, обворованных, падающих от усталости, оказавшихся ненужными людей собирались на улице и слепо вымещали свою злость. Давали выход негодованию. Слушали самопровозглашенных ораторов из той же толпы, трясущих громкими лозунгами, сотрясающих воздух вдохновляющими цитатами, заводились праведным гневом и решимостью требовать справедливости. А затем шли на фабрику и работали до глубокой ночи, смирялись, умолкали.

Потому что уже имелся печальный опыт и поучительный пример пятилетней давности, когда люди тоже выслушали ораторов из толпы с оглушительными лозунгами и цитатами. Серые драгуны разогнали недовольных, пролилась кровь, уйму народа выпороли, пересажали в тюрьмы, сослали на каторги, а ничего не изменилось. В лучшую сторону.

Столпотворение шумело недолго. Пиромант так и не успел понять, была ли эта провокация товарищей по партии, которые они иногда устраивали, или просто стихийное возмущение.

На улице показался наряд полиции со свистками, дубинками и ружьями. Послышались призывы к порядку. Франц заметил, что оратор, только что стоявший на импровизированной трибуне, незаметно растворился в толпе. Пиромант знал, что произойдет дальше. Это происходило вне зависимости от стихийности или провокационности.

Толпа, недовольно гудя, начала расходиться. Тогда-то в городовых и полетел первый камень. Поднялся крик. Пронесся пронзительный свист. Полицаи принялись расталкивать и выхватывать замешкавшихся. Полетели еще камни.

Ротерблиц смотрел вниз без особого интереса. Воспринимал все несколько замедленно и с запозданием. Наверно, потому и успел разглядеть летящий ему в окно камень особенно хорошо. Бросок был крайне ловким и точным — снаряд прошел четко, не задев ни раму, ни стекло. Пиромант, с запозданием отметив, где камень упал на паркет, выглянул на улицу из-за шторы. Ему показалось, что он заметил метателя — подростка, резво удирающего от городовых, свистками и дубинками быстро разогнавших большую часть толпы. Кого-то даже повязали. Наверняка не того, кого стоило. Хотя собрание в общественных местах в количестве больше трех — уже достаточный повод провести на казенной баланде от нескольких дней до месяца.

Ротерблиц хмыкнул, на всякий случай закрыл окно и отошел. Нашел взглядом камень, подошел к нему, ткнул ногой. Затем нагнулся.

К камню была привязана записка.

Он поднес смятый листок к покрасневшим глазам, прочитал короткую строчку и подпись.

Записку охватило пламя и быстро обратило в пепел.

Ротерблиц сдул черные хлопья с ладони, вернулся к столу, положил камень на край и сел. Отхлебнул из кружки стимуляторов с кофе. Взял перо, придвинул к себе расшифровочную таблицу и уставился в письмо, над которым просидел всю ночь. Тупо. Слепо. Бесцельно.

Чародей просидел так несколько минут, прежде чем сдался и пошел приводить себя в порядок.

Через час он вышел из дома. С совершенно пустой головой, глуша в себе тревожное предчувствие.

— Как ты меня, хм, нашел?

Эрих Телль поправил очки с толстыми линзами и самодовольно улыбнулся. Это был худой молодой человек лет двадцати пяти, но уже лысеющий, с нездорово бледным лицом.

Телль работал адвокатом в Анрии, куда перебрался пару лет назад после учебы в Нойенортском университете. Анрийские юристы делились на три категории: продажных, мертвых и Эриха Телля. Продажные обслуживали боссов Большой Шестерки и содержали собственные конторы, мертвые — обслуживали их противников и конкурентов и плавали в Мезанге, а Эрих Телль вел дела и отстаивал права рабочих и малоимущих, как правило, за еду, что примечательно, нередко успешно, и, что удивительно, — до сих пор оставался жив.

В партию Телль вступил в прошлом году. Видным и значимым членом Энпе он не стал, на заседаниях бывал редко и находился, что называется, ближе к народу. Последние несколько месяцев Телль был ярым сторонником ван Геера, чем ужасно бесил пламенных морэнистов. Потому что занимался не тем, что нужно революции, — не разжигал праведный гнев и желание низвергнуть виновных в несправедливости, а прививал какую-то там политическую грамотность.

С Теллем Ротерблиц общался не слишком плотно, но неплохо того знал и, можно сказать, симпатизировал. Было даже не очень удивительно, что именно Телль отыскал его, однако менее подозрительным это не выглядело.

— Совсем забыл, откуда у тебя ключ от конспиративной квартиры? — невесело рассмеялся Телль.

Пиромант угрюмо промолчал.

— Хотя я боялся, что не найду, — не менее угрюмо произнес адвокат, переменившись в лице. — Слышал, недавно горел дом в паре кварталов от Морской. Говорят, был пожар в одной из квартир. Сгорело все, едва потушили. Такое ощущение, будто использовали колдовство, будто там жил пиромант. Да еще и она сказала…

Ротерблиц напрягся и насторожился. В заложенной за спину руке вспыхнул шар огня.

— Откуда ты знаешь, что я там жил? — спросил он ровным голосом.

— Ван Блед рассказал, — ответил Телль, открыто глядя чародею в глаза. — Он тебя искал, спрашивал, где ты можешь скрываться. Не переживай, — поднял он ладонь, — мы тебя не выдали. Уж я-то тебя знаю: если бы ты хотел, чтобы тебя нашли, сам бы сказал, где.

Пиромант несколько расслабился, гася огонь за спиной.

— Хм, спасибо, — глухо сказал он.

Телль скрестил руки на груди.

— Что случилось? Они вычислили и тебя? Охотятся за тобой, да?

— Нет, — ответил Ротерблиц, обтирая ладони с едва заметно подрагивающими пальцами. — Не сказал бы, что, хм, они. По крайней мере, — горько усмехнулся чародей, — не те «они», о которых ты подумал.

Адвокат смерил его тяжелым взглядом. Обычно опрятно одетый, гладко выбритый, причесанный, собранный и спокойный Ротерблиц выглядел сейчас так, словно последний месяц совершал каждодневный рейс «дешевый бордель-дешевый притон» с Ангельской Тропы в Модер и обратно. Небритый, бледный, исхудавший и измятый. Он часто носил темные очки, чтобы скрыть чародейские глаза, но сегодня Телль видел, что пряталось за темными стеклами.

— Ты скверно выглядишь, Франц, — отметил он.

— Да, — нервно усмехнулся чародей, приглаживая взъерошенные волосы, — неделька выдалась напряженной.

— Только неделька? — насмешливо выпятил губу Телль. — Как по мне, весь месяц с того дня, как убили ван Геера. Еще неизвестно, чем все это кончится…