Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Кэтлин Уинзор

Гарри Киллигру, занимавший соседнюю ложу, сразу стал вслух комментировать нынешнее положение герцога.

– Мне известно из самых высших кругов, что его милость никогда не будет полностью восстановлен в правах, – сообщил он молодому человеку, сидевшему рядом с ним.

Букингем бросил недовольный взгляд на говорившего и снова обратил взор на сцену, но Гарри это только еще больше распалило. Он вынул из кармана гребень и начал расчесывать парик.

– Вот черт, – процедил он, – меня очень удивило, как это его милость снизошел до того, что взял себе шлюху, которая осточертела половине мужчин при дворе.

Некоторое время назад Киллигру был одним из любовников томной и опасной графини Шрусбери, теперь же она стала любовницей герцога, и Киллигру повсюду болтал об этом.

– Попридержи язык, щенок. Я не позволю поносить леди Шрусбери, особенно когда ее имя произносит твой поганый язык, – вскипел Букингем.

Дамы в масках и молодые франты в партере подняли глаза, ибо театр был маленький и голоса ругавшихся звучали довольно громко, а ссора всегда привлекала внимание. Завертели шеями леди и джентльмены в соседних ложах, и даже некоторые актеры стали прислушиваться к перепалке Киллигру с герцогом, чуть было не забыв о своих ролях.

Заметив, что привлекает всеобщее внимание, Гарри осмелел:

– Ваша милость проявляет странную щепетильность относительно дамы, которая так и липнет к большинству ваших знакомых.

Букингем приподнялся с кресла, потом опустился на место.

– Вы мерзавец и негодяй, я велю слугам хорошенько проучить вас!

Киллигру возмутился:

– Я заставлю вашу милость понять, что я не из тех, кого могут бить лакеи! Я в такой же степени достоин шпаги вашей милости, как и всякий другой!

Тут был затронут щепетильный вопрос чести. Киллигру вышел из ложи и подозвал своего товарища:

– Скажи его милости, что я готов встретиться с ним за Монтэгю-Хаус через полчаса.

Молодой человек возражал и тянул Гарри за рукав, стараясь урезонить его:

– Не будьте дураком, Гарри! Его милость никого не трогал! Вы пьяны – давайте уйдем отсюда по-хорошему.

– Черт с тобой! – ответил Киллигру. – Если ты такой трус, то я не из их числа!

С этими словами он отстегнул шпагу, высоко поднял ее и, не вынимая из ножен, ударил ею по голове герцога. Потом быстро повернулся и бросился наутек. Букингем вскочил и с побледневшим от ярости лицом побежал вдогонку. Они неслись, перескакивая через кресла, сбивая со зрителей шляпы, наступая им на ноги. Женщины подняли визг, актеры на сцене завопили, а публика на галерке – приказчики, мелкая шпана и проститутки – столпилась у перил, топая ногами и размахивая дубинками.

– Убей его, ваша милость!

– Проткни его насквозь!

– Отрежь нос ублюдку!

Кто-то швырнул апельсин прямо в лицо Киллигру, разбушевавшаяся дама схватила Букингема за парик и стащила его. Киллигру мчался сломя голову к выходу, он оглянулся с перекошенным от страха лицом и увидел, что герцог догоняет его. Букингем обнажил шпагу и крикнул:

– Стой, трус несчастный!

Киллигру рванулся и сбил с ног нескольких женщин и мужчин, которые растянулись на полу. Герцог, бежавший следом, наступил на них. Киллигру мог бы удрать, но кто-то подставил ему подножку В следующее мгновение Букингем уже оказался рядом и изо всей силы ударил его под ребра сапогом.

– А ну поднимайся! Теперь-то мы сразимся, трус поганый! – прорычал герцог.

– Прошу вас, ваша милость! Я только пошутил! Киллигру ерзал по полу, стараясь увернуться от сапог герцога, а тот бил его – в живот, в грудь, по голени. Театр ревел от возбуждения, все кричали, чтобы герцог вышиб из него кишки, перерезал глотку. Букингем наклонился, отшвырнул в сторону шпагу Гарри и плюнул ему в лицо.

– Фу! Ты такой трус, что не достоин носить шпагу! – Он еще раз пнул его ногой, Киллигру закашлялся и согнулся пополам. – Встань на колени и проси пощады – или же, клянусь Богом, я убью тебя, как пса шелудивого!

Гарри опустился на колени.

– Хорошо, ваша милость, – покорно заныл он. – Пощадите меня, не убивайте!

– Ладно, живи, – с презрением пробормотал Букингем. – Хотя такому, как ты, жизнь ни к чему! – И он еще раз крепко ударил его ногой.

Гарри поднялся, морщась от боли, и поплелся, прихрамывая и прижимая руку к груди. Ему вслед раздался презрительный свист и улюлюканье, полетели апельсины и палки, башмаки и огрызки яблок. Гарри Киллигру стал самым презренным человеком года.

Букингем молча смотрел, как Гарри уходит. Потом кто-то передал ему парик, герцог взял его, стряхнул с него пыль и надел на голову. Теперь, когда Гарри ушел, улюлюканье и свист сменились криками одобрения, адресованными его милости, и Букингем, улыбаясь и вежливо раскланиваясь во все стороны, прошествовал на свое место. Он сел между Рочестером и Этериджем, запыхавшийся и разгоряченный, но довольный своим триумфом.

– Клянусь Богом, я давно ожидал такого спектакля!

Рочестер дружески похлопал его по спине:

– Его величество должен быть вам благодарен, теперь он простит что угодно. Никто другой, кроме Гарри, не заслуживал такой публичной трепки!

Глава пятьдесят третья

Через месяц после отплытия лорда Карлтона Эмбер назначили на должность камер-фрау, и она переехала в Уайтхолл. Апартаменты состояли из двенадцати комнат, по шести на этаже. Комнаты выходили окнами на реку и соединялись с апартаментами короля узким коридором и лестницей, идущей от алькова в гостиной. Такие узкие черные лестницы и коридоры возникли во времена миссис Кромвель, дабы ей легче было шпионить за слугами Король также находил их весьма полезными.

«Вы только посмотрите на меня теперь! – думала Эмбер, осматривая свои новые покои, – Какой долгий путь я прошла!»

Иногда, когда в голову приходили праздные мысли, она думала: что сказали бы тетя Сара, дядя Мэтт, да и вся ее родня, если бы они могли увидеть ее теперь, – дворянский титул, богатство, карета с восемью лошадьми, десятки платьев из бархата и атласа, множество изумрудов, равных по ценности жемчугам Каслмейн; с ней, когда она идет по галереям дворца, раскланиваются лорды и графы. Это ведь действительно большое достижение Но она также знала, что именно подумает дядя Мэтт. Он скажет, что Эмбер стала шлюхой и позором семьи. Бог с ним, дядя всегда был дубиной деревенской.

Эмбер надеялась, что избавилась от мужа и его мамаши, но вскоре после подписания мирного договора Люсилла вернулась в Лондон и привела Джералда на поводке. Он нанес официальный визит Эмбер, когда она ещё жила в доме Элмсбери. Джералд вежливо спросил Эмбер, как она поживает, и через несколько минут отбыл. Встреча с Брюсом Карлтоном вселила в него неизбывный страх, и теперь он не хотел вставать на пути короля: он знал, почему король сделал его графом и женил на богатой женщине. Если он и чувствовал себя униженным, то не показывал вида и старался вести себя непринужденно. Он вел рассеянный образ жизни, что представлялось ему единственным выходом из создавшегося положения, согласился жить своей жизнью и оставить Эмбер в покое.