Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером он умер. Скорбели ли по нему товарищи? О нем никто ничего не говорил – не было ни поминок, ни цветов, ни речей, хотя в нашей стране похороны и поминки являлись своего рода национальным искусством и всегда проводились с помпой. И я, всегда гордившаяся тем, что не боюсь высказываться против чадры и прочих видов угнетения, тоже помалкивала. Кроме шепотков, на следующий день в университете вообще не было ничего необычного – разве что по громкоговорителям зачем-то объявляли, что занятия проводятся как обычно. Я провела занятие. Оно не прошло как обычно.
Часть IV
Остин
1
– «Все знают, что молодой мусульманин, независимо от того, располагает ли он средствами, должен подыскивать себе в жены девятилетнюю девственницу»[89], – заявила Ясси своим фирменным тоном, бесстрастным и немного ироничным, который в редких случаях – а сейчас был как раз такой случай – граничил с карикатурной издевкой.
– А может, «все знают, что молодой мусульманин должен подыскивать себе не одну, а сразу много жен»? – парировала Манна и заговорщически взглянула на меня, зная, что я отреагирую; ее черные глаза насмешливо искрились. В отличие от Махшид, Манна умела разговаривать без слов и взаимодействовала так с теми немногими, кто ей нравился. Она общалась взглядом: направляла его на собеседника или смотрела мимо. Мы выработали тайный язык, и лишь когда она обижалась – а обидеть ее было легко – она опускала взгляд, отводила его в сторону, а игривые интонации из ее голоса улетучивались.
Стояло холодное и серое декабрьское утро; затянутое облаками небо и холодок в воздухе предвещали снег. Я попросила Биджана зажечь камин перед уходом на работу, и теперь тот уютно потрескивал. Уют – Ясси считала это слово банальным, но сейчас оно лучше всего характеризовало наши чувства. В комнате присутствовали все необходимые компоненты уюта: запотевшие окна, чашки с дымящимся кофе, потрескивающий огонь, нежные профитроли, толстые шерстяные свитеры и смесь запахов дыма, кофе и апельсинов. Ясси растянулась на диване на своем обычном месте между Манной и Азин, заставив меня в который раз недоумевать, как такая хрупкая девушка может занимать столько места. Азин смеялась кокетливо и звонко, и даже Махшид смутно нам улыбалась. Нассрин подвинула стул поближе к камину; ее беспокойные руки бросали в огонь апельсиновые корки.
Мы мгновенно переходили от легкой болтовни к серьезным обсуждениям литературы, что свидетельствовало о том, как мы сблизились за эти месяцы. Разговоры о писателях – особенно об Остин – приносили истинную радость. Иногда мы бесились как дети, дразнили друг друга и в целом получали подлинное удовольствие от этих занятий. Ведь именно этого желала своим читателям Остин – любой, кто читал первую же фразу «Гордости и предубеждения», прекрасно это понимал.
Тем утром мы ждали Саназ. Митра улыбнулась, отчего на щеках ее заиграли ямочки, и сообщила, что Саназ просила ее подождать – у нее для нас был сюрприз. Мы бросились выдвигать самые безумные версии, но на все наши предположения Митра отвечала сдержанной улыбкой.
– Одно из двух, – сказала Азин, – или она снова поссорилась с братцем, или все-таки решила съехать из дома и переселиться к своей чудесной тетушке. – Она вытянула руку, звякнув золотыми и серебряными браслетами. – А может, она наконец выходит за своего жениха.
– Скорее третье, – бросила Ясси, чуть приосанившись. – Судя по выражению лица Митры, именно третье.
Ямочки на щеках у Митры углубились, но на нашу провокацию она не поддалась. Глядя на нее, я подумала об их с Хамидом недавнем бракосочетании; видимо, он ухаживал за ней прямо у меня перед носом, а я ничего не замечала. Меня пригласили на свадьбу, но до этого Митра никогда не упоминала о своих отношениях с Хамидом.
– Вы влюблены? – обеспокоенно спросила я Митру. Вмешалась Манна:
– Опять вы спрашиваете! – Мои друзья и коллеги уже подшучивали надо мной: мол, я не могу удержаться и всегда задаю супружеским парам один и тот же вопрос. «Вы влюблены?» – спрашивала я горячо и настойчиво, и в ответ почти всегда получала снисходительную улыбку.
Митра покраснела и ответила:
– Да, да, конечно.
– Да кто в наши дни думает о любви? – с притворным благочестием произнесла Азин. Она собрала волосы в хвост, повернула голову, и в ушах вздрогнули гроздья крошечных бирюзовых бусин. – Благодаря Исламской Республике мы перенеслись во времена Джейн Остин. Да здравствует брак по расчету! В наши дни девушки выходят замуж, потому что родители заставили, или ради грин-карты, или ради денег и секса – да по любым причинам, но редко по любви.
Я посмотрела на Махшид; та сидела тихо, но всем своим видом говорила: ну вот, опять.
– И я говорю об образованных девушках, – продолжала Азин, потянувшись за чашкой, – о девушках вроде нас, которые учились в колледжах и вроде бы должны иметь какие-то амбиции.
– Не все женщины выходят замуж, – тихо произнесла Махшид, не глядя на Азин. – У нас много независимых женщин. Посмотри, сколько у нас предпринимательниц. А есть женщины, которые просто предпочитают жить одни.
Да, ты одна из них, подумала я; прилежная работающая девушка, которая в тридцать два года по-прежнему живет с родителями.
– Но у большинства просто нет выбора, – заметила Манна. – И от времен Джейн Остин мы безнадежно отстали. – Это был один из тех редких случаев на моей памяти, когда Манна и Азин объединились против Махшид. – Вот моя мать могла выбирать, за кого ей выти замуж. У меня уже выбор был поменьше, а у моей младшей сестры – еще меньше, – мрачно заключила она.
– А как же временные браки? – сказала Нассрин, раскладывая на тарелке апельсиновые корки, как кусочки головоломки. – Ты, кажется, забыла современную альтернативу, предложенную нашим президентом. – Она имела в виду мусульманский закон, существовавший только в Иране: согласно ему, мужчина мог иметь четырех официальных жен и сколько угодно «временных» супруг. Логика за этим была такая: мужчина должен удовлетворять свои потребности, если жены нет рядом или она не в состоянии его удовлетворить. В такой «брак» мужчинам разрешалось вступать хоть на десять минут, хоть на девяносто девять лет. Президент Рафсаджани, удостоенный звания реформатора, предложил всем молодым людям вступать в подобные временные браки. Это
