Devil ex machina - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от женатого мужчины Фаина могла легко закончить эти отношения, в которых находила много приятного. Могла, но не хотела. Александр спасал ее, прятал от монстра, что оплел сетями общежитие и затаился в глубине логова, накапливая новую порцию яда для своей любимицы. Александр же был так ею увлечен, что, находясь в его обществе, Фаина прекращала думать о том, будто ее жизнью кто-то управляет, кто-то ведет ее туда, куда ей не хочется идти, кто-то заставляет ее видеть и делать неприятные, ужасные вещи, которые могут лишить рассудка. И пусть эффект этот был временный, ведь в отсутствие любовника она вновь оставалась один на один с явлениями, что не укладываются в привычные рамки, но эффект все-таки был. Время, проведенное с этим мужчиной, дарило надежду на то, что все может быть по-другому.
Преподаватель немецкого помнил Фаину примерно такой же, как сейчас, но чуть живее – в ней тогда еще была не растоптана тяга к жизни, она была молчалива, но умела улыбаться, и глаза ее блестели. Студентка с идеальным произношением запомнилась ему надолго – звук ее голоса мурашками щекотал шею и пах. Но все это было очень давно, практически в прошлой жизни, когда оба были другими людьми, и глупостью казалось воскрешать события той давности, когда вот она, Фаина, спустя несколько лет валяется с ним в одной постели, и он просит ее прочесть что-нибудь на немецком, и оба в курсе, к чему приведут эти языковые упражнения.
О жене Александра они ни разу не говорили, словно ее и не существовало. Кольца мужчина не снимал, но это никого не смущало. Фаина задумывалась иногда, есть ли у него дети, и приходила к выводу, что даже это не заставило бы их прекратить свои запретные встречи. Их пути пересеклись именно в этот период, не раньше, не позже: он нуждался в любовнице, она нуждалась в ком-то, кто поможет ей отвлечься, у каждого были весомые причины поддаться притяжению. Так разве имело значение что-либо еще, если оба получали удовольствие от происходящего? Если оба решили, что хотят проводить свое время друг с другом.
Фаина не появлялась в общежитии около недели, и никто, кроме Гены, не писал и не звонил, чтобы выяснить ее местоположение. Девушка ночевала на съемной квартире с любовником, вместе они завтракали, разъезжались по своим рабочим местам, вечером встречались снова, ужинали, проводили ночь. Как Александр объяснял свое отсутствие жене, Фаину не волновало. Смутное беспокойство вызывало лишь то, что рано или поздно такому ритму жизни суждено прекратиться, и тогда ей придется вернуться в общагу.
В целом, вместе им было достаточно комфортно, насколько вообще может быть комфортно людям, которые так мало знают друг о друге и уже слишком устали от жизни, чтобы что-то о себе рассказывать, как в первый раз. Александр никогда не расспрашивал ее (ему хватило проницательности сообразить, что это вызывает негативную реакцию), а строил впечатление из личного опыта взаимодействия с Фаиной. Опыт этот был одним из самых странных в его жизни. Порой он ощущал себя на американских горках, которые никогда не кончаются – время от времени Фаина выдавала столь неожиданные кульбиты, что мужчина попросту не знал, как на них реагировать – в поведении стандартного человека не прописано подобных реакций.
Она могла, прижимаясь к его щеке перед сном, произнести вдруг: «Твое ухо пахнет пластилином», и, помолчав, добавить: «Интересно, какой мозг на вкус», после чего невинно заснуть. Также она любила задавать вопросы, которые казались ей довольно праздными и обычными, но Александра ставили в тупик. За ужином, окинув его взглядом, от которого по телу бежал холодок, она спрашивала: «Ты замечал, что стандартные вилки делают либо с тремя, либо с четырьмя зубцами? Почему? Почему нельзя договориться и делать одинаковое количество зубцов? Зачем это нужно? Почему люди не обращают на это внимания?»
Лежа в постели после совместного душа, Фаина подолгу смотрела в потолок, а затем спрашивала: «Ты никогда не думал, почему самые большие и самые маленькие вещи в этой вселенной устроены по одной и той же схеме? У них буквально идентичная структура. Это Солнечная система имеет форму атома, или наоборот? А может, самые крошечные вещи в мире и самые огромные вещи – на самом деле одно и то же? Как две стороны монеты. Просто мы не способны этого заметить. Уходим в минус бесконечность, пытаясь найти самую малую частицу окружающего мира, сооружаем для этого все новые и новые приборы, способные расщепить известное нам еще на пару кусочков, а с противоположной стороны уходим в плюс бесконечность, пытаясь постичь пределы космоса. А что, если ни у того, ни у другого границы нет? Что, если бесконечно малое и бесконечно большое равноценны между собой? Тождественны. Нет! Замыкают друг друга. Существует ли вообще размер? Или это лишь категория субъективного восприятия мира, парадигма человеческого мозга?»
Таких вопросов могло быть много за один вечер, а могло и не быть совсем. В первом случае Александр всегда затруднялся что-либо ответить, потому что подобные темы никогда всерьез его не беспокоили, во втором – вздыхал с облегчением. Случалось, ему даже казалось, словно он ухватился за мысль и частично понял, что она имеет в виду. То были редкие моменты озарения, пробирающие до костей, и длились они недолго. Фаина же, как ему казалось, в подобном озарении пребывала постоянно, но не замечала этого. Она находилась на ином уровне постижения реальности, и многие идеи, необычайные, новаторские для обывателя, для нее звучали устаревшей, знакомой мелодией.
«Мы не верим, – заявила она однажды, всего лишь подвернув ногу на лестнице, – что внутри нас есть кости и органы, пока не увидим их своими глазами, например, при аварии, или когда швы после операции разойдутся, или при открытом переломе. Даже черный рентгеновский лист на самом деле кажется нам неправдой, фотографией в учебнике по анатомии. Чьим-то чужим скелетом, не имеющим к нам отношения. Когда ты идешь по улице или просыпаешься по утрам, думаешь ли ты о том, что внутри у тебя есть селезенка, печень, кишки, кровеносные сосуды, всякие железы, и все это работает непрерывно и слаженно, согласно идеальному алгоритму, создатель которого неизвестен? Осознаешь ли в любой из моментов своей жизни, что ты – кусок мяса, в котором происходят химические реакции, позволяющие тебе видеть, смеяться, ощущать вкус еды, реакции, определяющие даже твои предпочтения и