Письма к Вере - Владимир Владимирович Набоков

Рабинович (!), такой же на подкладке и толстоногий, брат Перцова, Ледницкий – такой желтовато-смуглый поляк, который, когда рассказывает о своем бегстве, всякий раз повторяет: «…ну, захватил необходимые мелочи – одеколон, зубную щетку». С мертвыми глазами и идеально бездарный. Сегодня завтракал с Weeks – оказалось, что он тоже Trinity College man! Корректуру он мне пришлет сюда. Я, кажется, ему дам теперь «Весну в Ф.<иальте>» Одна из reader’ш, бывшая тоже за завтраком, сказала мне: «I knew you would be distinguished, but I didn’t know you would be fun». Сейчас обед. Я люблю тебя. Я так и не знаю, как ты себя чувствуешь. Велосипед едет завтра в Нью Иорк прямо на квартиру. Завтра у меня две лекции «Technique of Novel» и повторение Чехов – Горький. Вечером придется приналечь, кое-что еще не сделано. Сыро, дождь, все расплывается, как слишком мокрая акварель. Это мое 4-е письмо.

Обожаю тебя.

В.

262. 25 марта 1941 г.

Нью-Йорк, 87-я Вест-стрит, 35 – Уэлсли

Любовь моя дорогая, получил то промежуточное (и дорогое), которое я уже оплакивал. Счастлив, что тебе лучше. Да, подождем отвечать болвансветову. Председателю Седых отвечаю, что мог бы, но хочу знать, сколько платят: меньше чем 50 за одну лекцию или 200 за пять (а больше пяти не могу) брать не стоит. А читать предложу собственное. Ровно пятьдесят лет тому назад тут был Сергей Волконский и оставил пошлейшее описание Wellesley в своих «Странствиях».

Сейчас полдень, только что вернулся с двух лекций: очень успешных. Но смею думать, что, когда мне говорят «it will be а tragedy when you go away», это самая простая американская любезность.

Завтра утром – нет, послезавтра – иду на поклон к Президенту, которую представляю себе как пчелиную или муравьиную матку. Завтракал нынче первый раз с мужчиной здесь, – профессором английской литературы. Ты мне не пишешь, как твое другое маленькое здоровье. Совершенно между нами: мне хочется домой. Когда чувствую, что лекции меньше чем на 50 минут, выгадываю время писаньем мелом фамилий русских писателей на черной доске. Впрочем, пришлось несколько раз говорить без записок – поясняя, отвечая на вопросы, – и было довольно легко.

Неужели я не успею до завтрака нарисовать что-нибудь для Митеньки? Удивительно приятное впечатление осталось от Atlantic’a и от Уикса. Целую тебя в ключицу, моя птица.

В.

263. 26 марта 1941 г.

Нью-Йорк, 87-я Вест-стрит, 35 – Уэлсли

СредаУтро

Любовь моя,

только что получил корректуру «Cloud etc» и милейшее письмо от Уикса. Сейчас иду завтракать; готовил в постели сегодняшнюю послеобеденную, самую ответственную лекцию (окончание «Technique of Novel»: Vosstorg and Vdakhnovenia) и немножко гулял, – яркий ветер, сильное солнце, из озера прямо можно накачать fountain-pen; ни одной бабочки. Вчера обедал с Miss Perkins и тремя другими милыми развалинами. Brown мне сказал – после того, что я пожаловался на невозможность понять суть сквозь преувеличенные любезности, – что действительно – необыкновенно довольны. Очень слышно бьет (скорее моросит) фонтан сквозь слоновую глыбу льда, совершенно закрывшую его.

5 часов

На лекцию (сегодня была открытая) очень кстати приехала Татьяна Ник.<олаевна>, потом пила у меня чай, а тут пришло твое дорогое с Анютиным делом. Карпович уже получил и все сделает, но я на всякий случай условился, что буду у них с субботы на воскресение (уезжаю в Риджфильд из Бостона в 1 ч. дня – это значит 30-го, – и думаю, что уже 1-го или 2-го отбуду в Ново-Иорк). Лекция была очень пышная и авантажная. Остается всего одна, в субботу утром (повторение Sov.<iet> short). Сейчас везут на торжественный обед, потом в театр. Мне как-то не удалось спросить Уик<с>а, сколько он<и> заплатят, но знающие говорят, что за обыкновенную статью такого же размера платят 150 долларов. Надо будет скоренько переанглицевать «Весну». К Перцову сунулся Алданов с рассказцем, и тот согласился. Мне не нравится, что ты все еще в постельке. Моего Мусиньку Набокова целую и тебя, моя нежность. Благодаря «Антлантику» <sic> мы легко вылезем из долгов и будет на поездку.

Люблю тебя еще.

В.

264. 28 марта 1941 г.

Нью-Йорк, 87-я Вест-стрит, 35 – Уэлсли

28–iii–41

Любовь моя милая,

я получил очень любезное письмо от Dennis и окончательно ему ответил, что готов написать для «New Rep.<ublic>» статью в 3000 <слов> «Art of Translating». Вчера спал и писал. Сегодня 28 марта. Написал Бертранду, Шварцу, Wilson’y, Седых, Weeks, Богословскому, Едгару Фишеру, Лоримеру, Dennis, Алданову и отослал пруфсы. Вечером был на скучнейшем концерте некоей Лили Понс, акробатическое сопрано, выкрашенное в оранжевую масть, под загар, в белом широкоюбочном платье. Маленький черненький еврейский флейтист, похожий на застенчивого сатира. Было так много народу в театре, что человек сто поместилось на сцене, – совершенно пожилые самцы и самки из «New Yorker»’a. Как-то не сообразил подойти к Кусевицкому. А вчера вечером был банкет – весь staff английского отдела и наиболее умные и красивые девы. После чего мне предложили поговорить о Mansfield, Flaubert, Proust и т. д., и получилось очень нагло и оживленно. Сейчас восемь часов утра, я люблю тебя. В 11 иду на поклон к президентше, молодой даме, которую уже глимпснул на концерте.

В воскресение, 20 апреля, мы обедаем с Miss Perkins в Russian Tea-room. Вчера я вдруг понял, на кого она странно похожа, – манерой держать палец у виска, легким тиком, привычкой чуть кланяться, всказывая что-нибудь. Очень pointedly интересуется тобой (Wellesley-rein?). Насколько я понял, «Bobbs-Merr.<ill>» интересуется фильмовой авантюрой, а?

Завтра после утренней лекции уезжаю к Карповичам. В общем, все здесь было необычайно удачно (кроме одного вчерашнего лапсус лингви во время дискуссии: студентка: «But don’t you think that a reader must live with the characters?» Я: «No, with the author»). Следующее, моя птица, будет, пожалуй, только в понедельник из Риджф.<ильда> Люблю тебя.

В.12 ч.

Продолжаю после визита к президентше. Мне было сказано, что так довольны мной, что заплатят 300 доллар.<ов> (вм<есто> 250), что по крайней мере конкретно. В час завтракаю у нее с дорогими Perkins и Kelly. Получил только что твое милейшее. Да, завтра хорошенько налягу на М.<ихаила> М.<ихайловича> Не сомневаюсь, что он все сделает. Сегодня сизоватенькая погода, очень тепло, – и чайки выловили всех золотых рыбок из пруда. Я заплатил за вело, после долгого спора, 2 долл.<ара> и 60 с.<ent> за отправку. Когда я выехал, у меня было около 6 или 7 долларов, не помню. Билет до Darien стоил доллар. Да, у меня было около пяти в Darien’e. Дорога из Дариена сюда стоила больше шести. Я занял 10 у Богословского. Тут почти каждый день мне подают или высылают за мной таксомотор, и каждый раз 25 или 50 с.<ent> Засим вело, папиросы и другие мелочи. Словом, чтобы ехать в Риджфильд и домой, не хватит, – если не кассирую чека. Бедный, бедный старик Г.<ессен> Отослала ли ты мое письмо? Меня спросили: хочу ли permanent job. Не знаю – не знаю, – как говорил Зёка. Правда, тут прелестно, – но все деревья оспринцованы, так что, вероятно, бабочек мало. Русскому клубу я уже написал, что 50. Да, в четверг я уже, должно быть, буду. Я еду через Norwalk к Чех.<ову> – не Norfolk. Боже мой, нужно бежать. Обожаю тебя, моя кошенька.

В.

265. 31 марта 1941 г.

Нью-Йорк, 87-я Вест-стрит, 35 – Риджфилд (Коннектикут)

31–iii–41Утро

Любовь моя хорошая,

из-за разъездов совершенно как-то не мог вписаться к тебе. Последняя лекция, в субботу, была, кажется, самая удачная (short story Sov.<iet> – повторение, но я передраконил). После нее поехал с Miss Kelly посмотреть на знаменитую коллекцию бабочек в одном частном доме я люблю тебя коллекционера Denton – и действительно дивные экземпляры, но с катастрофическими этикетками и без localities. Затем приехала Татьяна, и поехали к ним. У бедного М.<ихаила> М.<ихайловича> нарыв на голове. Он мне клятвенно обещал, что в понедельник, т. е. сегодня, все будет сделано. Я налег, все сказал, что ты мне писала, думаю, что все будет сделано.

Вчера днем отправился сюда – шесть часов езды, но теперь я уже близко от тебя. Прелестное гористое место вроде Vermont’a, хрустальные нагромождения в бегущих ручьях, совершенно сиреневый день, лес, проталины, но ни одной бабочки. Вечером часа четыре беседовал с Чеховым о Дон-Кихоте, ему очень понравилась моя штучка, и изменения, которых он хочет, просты