P.S. Реквием - I.R
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка покачнулась, светлые глаза закатились, и она осела, погружаясь в глубокий сон на грани жизни и смерти.
От покоев Алёны до кабинета старшего брата, нужно было пройти половину усадьбы. В столь поздний час никто не повстречался ей на пути, и она вспомнила как иногда матушку мучила бессонница от головных болей, и она могла часами бродить по пустой усадьбе, слушая, как шумит листва за окнами, накрапывает дождь, стрекочут ночные твари, или дети возятся в своих постелях. Батюшка закупоривал для неё бутыльки с забвением, потом это делали Андрей и Лев, а сейчас наверно…
Женщина остановилась на пол пути. Сейчас и не зачем делать подобного. Точно, Андрея уже едят черви. И письма он давно сжёг, развеяв их пепел по ветру.
Сожаление вырвалось из груди горячими слезами. Она повернула обратно, с трудом волоча ноги от пришедшего к ней осознания. Вспомнив, что у её дверей наверняка всё ещё лежит, смежив веки, девушка, Алёна решила немного прогуляться. Пусть и тяжело, но должно же когда — то стать легче? До покоев Ивана было совсем не далеко. Кажется, говорили, что он болеет, а женщина так и не навестила племянника.
В комнате больного было гораздо теплее, чем у неё, уютно потрескивал, пылающий камин. В пылу горячки он был совсем один. Тонул в больших подушках, и тяжёлом пуховом одеяле. Светлые, мальчишеские волосы, совсем вымокли от пота.
Вдруг его веки дрогнули, и по лице Алёны прошёлся его замыленный взгляд. Нежность к этому малолетнему племяннику переполнила её сердце. Где же его матушка? Так и погибнет ведь дитя без любви. Кажется, она развлекла его простым разговором, повышая тон голоса, чтобы выглядеть повеселее, а затем, его куда — то увезли.
Она было точно в этом уверена.
— Да приди же в себя, — твердил ей Лев. — Это и есть Иван. Посмотри внимательней. Моё сердце то же истекает кровью, но я не кормлюсь иллюзиями. Оставь кривляния, и так тошно.
Всё внутри Алёны вспыхнуло, словно от искры. Как он смеет с ней так разговаривать? Её душили рыдания и смех над глупостью окружающих. Она и не заметила, как кто — то взял её под руки и вывел из комнаты. С Иваном она так и не попрощалась.
Лев потом долго и бессильно воспрошал: «Что на тебя нашло?». Но Алёна и сама толком не могла понять отчего так поступила.
Дворовая, приносившая ей еду, вдруг показалась Алёне излишне хитрой. Она смотрела не неё из-подлобья, пока накрывала стол, и усмехнулась, задав вопрос:
— Вы так смотрите в окно. Кого — то высматриваете? Может стоит передать, что — нибудь графу?
Алёна почувствовала, как её сковывает дурной холод, будто сейчас все её чёрные секретики выплывут наружу, вновь мешая Алёне сбежать из этой тюрьмы.
Взгляд метнулся к столовым приборам. Нож с круглённым лезвием не пойдёт, пытаться угрожать с его помощью просто смешно. Вилка уже лучше, у неё острые зубцы, и если как следует надавить, то можно серьёзно навредить.
Более не раздумывая, женщина взялась за вилку, одной рукой ухватив дворовую за косу, она приставила четыре острых зубца к глазу девушки. Та от испуга дышала рвано и тяжело, опасаясь, что сейчас может остаться без ока.
— Мерзавка! — шипела Алёна, всё сильнее впиваясь ногтями в чужой затылок. — Решила выше меня встать? Проговоришься хоть кому — нибудь о том, что здесь узрела и больше никогда не увидишь белый свет.
— Молю, простите. Я не хотела. Умоляю.
Раздался стук в дверь, и камердинер обеспокоенно поинтересовался:
— Алёна Андреевна, стоит ли мне обеспокоиться вашим самочувствием?
— Помоги… ААААААААААА…
Девушка выгнулась, надеясь, что её окажут подмогу, но запаниковавшая Алёна дёрнула её на себя. Брызнула кровь, женщина зажмурилась, чувствуя, как горячие капли оседают на её лице.
Ворвавшийся в комнату камердинер застал, как схватившись за лицо, девушка визжала, катаясь по полу. А Алёна стояла над ней, не зная, что стоит предпринять, и в замешательстве даже не подняла руку, чтобы утереть лицо.
После этого еду Алёне стали приносить мужики, которых было не так-то просто покалечить. Ту девушку она больше не видела, да и зачем? В том, что без глаза осталась, эта дурёха сама виновата. Нечего было хозяйке перечить.
Никто больше не помогал Алёне с переодеванием, не приносил тёплую воду для обтирания, не расчёсывал ей волосы, не обновлял румяна. Попытавшись освоить эти навыки самостоятельно, Алёна только перевернула тазик на кровать и переборщила с румянами. От досады она попыталась выбросить косметику в окно, но то было закрыто. И она раздавила её каблучками домашних туфель.
В последние дни женщина только и делала, что спала, да читала письма от Лучиано. По вечерам она неизменно занимала место у окна, допоздна вглядываясь в даль и иногда получая письма, через щёлочку в раме.
В тот вечер было так же. Сложив пересмотренные до дыр письма в ларец, Алёна чуть припудрилась и уселась прямо на подоконник. Она всё повторяла про себя: «Может сейчас. Уже скоро придёт Лучиано и заберёт её в лучшую жизнь.»
И вот под сенью плодовых деревьев мелькнула тень. Ухватившись за неё взглядом, женщина внимательно начала её рассматривать. От предвкушения новой встречи с возлюбленным, она прильнула лбом к оконному стеклу, тихонько стуча по нему ногтями, словно тот мог услышать.
Тень почему — то мешкала, будто роясь под яблоней. И когда она всё же выступила под яркий лунный свет, Алёна обомлела от ужаса. По двору бегала гончая. Одна из тех, что вывели Кириваткины и по старой дружбе поделились ею с Орловыми. Такая вцепиться, ничем не оттащить, и целым точно не уйдёшь.
А вдруг он сейчас идёт сюда, в ужасе подумала Алёна, и нарвётся на эту псину?
Со стороны каретного сарая затрусила ещё одна гончая.
Да они же раздерут его, сокрушалась женщина, готовая лишиться чувств.
Вкус крови из треснувшей губы привёл её в чувства, она соскочила с подоконника, и закружилась по комнате. Ваза, стоящая на трюмо, не смогла пробить стекло, только оставила трещину.
Цветы, принесённые Семёном, рассыпались по ковру, среди воды и осколков. Следующим под руку попался подсвечник. Но и он не сразу помог разбить окно. Алёне пришлось нанести ещё один удар, и ещё, а затем следующий, прежде, чем одно из стёкол разбилось.
Заслышав
