Перелом - Сергей Альбертович Протасов

– Это ты, малахольный, японскому микаде поздравление написал?! Нет! А кто?! Смотри у меня!

– Ах, ты это про НАШЕГО ЗИНОВИЯ так?! Да я тебя за это!..

Причем все от души, явно не за деньги. Такое сразу чувствуется. Да и авторитета у отпускников в разы больше будет, чем у заезжих пустобрехов. Они сами все на себе испытали «За Веру, Царя и Отечество!» А этот вовсе не из наших краев. Да и вообще… на еврея сильно похож! Бей его, ребята!..

Так и пришлось товарищам карбонариям после исчезновения некоторых видных фигур, запятнавших себя кровью, затихариться до поры. А видя незавидную участь тех, кто чудом уцелел после того, как, упамши раз двадцать прям лицом на что-то твердое, успел в околоток «самолично» сдаться и попал под трибунал по законам военного времени, некоторые и вообще переменили свои политические взгляды. Поскольку контингент пошел вообще несознательный. Ну, просто невозможно работать с такими людьми! Особенно если денег за это не дают.

Этот вопрос затронули уже чисто попутно во время короткого обеденного перерыва, перед самым прибытием крейсеров из Окочи. Тема оказалась самой приятной из всех, обсуждаемых за это уже непомерно растянувшееся утро, так что аппетита никому не портила, и менять ее не хотелось. Однако война продолжалась. Получив рапорт о прибытии «Богатыря», «Светланы» и «Терека», трапезу свернули, а потом и стрельба на рейде началась, вернув все на свои места.

Глава 11

За три часа до рассвета 28 сентября все телеграммы из Владивостока и Гензана уже снова усердно глушились сразу после позывных, и на Цусиме их никак не могли разобрать. Японцы явно не собирались оставлять флот, засевший в Озаки, в покое. Это тревожило, но прямо сейчас ничего предпринять было невозможно. Решили ждать возвращения «Безупречного» и, исходя из доставленных им сведений, планировать дальнейшие действия. А пока продолжать исправлять повреждения да готовиться к встрече пароходов и обратному переходу вместе с ними.

О тяжелом ранении наместника в главную базу флота до сих пор не сообщали. Даже в Озаки об этом мало кто знал. Учитывая развитую агентурную сеть противника, опасались резкой активизации японцев. Решили это пока так и оставить. Заранее заготовленный Рожественским письменный приказ о назначении нового командующего всей Владивостокской эскадрой снимал все возможные вопросы о преемственности командования. Оставалось вызвать из Гензана контр-адмирала Йессена.

Но напрямую депеши не проходили. Тут свою помощь предложили немцы. Еще до полудня была получена шифрованная телеграмма от второго флагмана германской Восточно-Азиатской эскадры контр-адмирала Мольтке, находившегося на крейсере «Фюрст Бисмарк» юго-восточнее острова Росс и прекрасно слышавшего наши тщетные вызовы. Он сообщал, что в данный момент его шеф старший флагман вице-адмирал Притвиц находится на «Ганзе» в Корейском заливе и вполне прилично слышит вызовы по телеграфу без проводов со станции в Гензане, откуда также не могут связаться с Владивостоком. Только, не имея кода, не может разбирать текста отправляемых депеш.

Между первым и вторым германскими адмиралами поддерживается устойчивая радиосвязь длинными шифрограммами в рамках проводимых учений по телеграфированию значительных объемов информации на большие расстояния, так что, не вызывая подозрений, вполне возможно попытаться передать и нашу депешу, только пере-шифрованную немецким кодом, а потом обратно перекодированную уже по-нашему.

Поскольку Йессен со своими броненосцами сейчас должен был находиться в Гензане, а у него, как у начальника отряда, должны иметься и наши, и немецкие телеграфные книги, через союзников ему немедленно отправили приказ: «Срочно произвести ночную разведку вдоль восточного побережья Кореи и лично явиться на Цусиму якобы для доклада о развитии ситуации в Броутоновом заливе и вдоль русского побережья Японского моря». Но ответа все не было.

Точной гарантии, что в Гензане хотя бы попытаются разбирать депешу, шифрованную немецким кодом, никто дать не мог. Поэтому в самом ее начале поставили личные позывные наместника для привлечения внимания. Ждали в напряжении. Ретрансляция самого приказа и доклада о его получении в Корейском заливе вместе со всеми промежуточными шифрованиями и перешифрования-ми заняла около часа. Но дальше «Ганзы» сообщение так и не ушло. К пяти часам пополудни Притвиц сообщил, что, несмотря на постоянные повторы послания каждые полчаса, до адресата, судя по всему, оно не дошло.

Уже после войны стало известно, что в Гензане так и не услышали вызовов с германского крейсера. Скорее всего, горы не давали проходить радиоволнам. Их более крутые восточные скаты давали мертвую зону, в которой и оказался Гензан с его окрестностями, в то время как сигналы гензанской станции оставались доступными для приема в акватории Корейского залива.

К всеобщему разочарованию, единственным итогом переговоров стала лишь тренировка минных квартирмейстеров в перешифровке депеш. А с Гензаном удалось связаться напрямую только к вечеру 30 сентября. Еще до наступления полной темноты 1 октября на «Грозном» прибыл Иессен. Вместо него старшим на отряде малых броненосцев временно оставался командир «Адмирала Ушакова» капитан первого ранга Миклуха. В Озаки это решение одобрили и оформили соответствующим приказом как постоянное. Этот приказ и несколько срочных телеграмм во Владивосток и Петербург отправили с тем же эсминцем обратным рейсом.

К прибытию Иессена все помехи в эфире прекратились. Это казалось странным. На переходе в темное время суток с «Грозного» не менее пяти раз видели довольно крупные суда, следовавшие в восточном либо в западном направлении, недалеко от скалы Лианкур. Их приняли за дальний блокадный дозор, удивившись его плотности, и не атаковали, опасаясь ввязываться в бой с превосходящими силами противника, имея совершенно другую обязательную для исполнения задачу.

Поскольку сейчас обмен оперативной информацией между главной базой, Гензаном и Озаки стал возможен, с этого момента все флагманы и большая часть командиров буквально квартировали на «Орле», так как расширенные совещания штаба прерывались только на обеды и сон. Терять время на ежедневные переезды с корабля на корабль никто не решался.

В числе прочих решался вопрос и о переводе «Авроры», нарвавшейся на торпеду в Сасебском заливе, во Владивосток. Дело в том, что основательная ревизия повреждений выявила, что они оказались меньше ожидаемого, даже в сравнении с пострадавшим от точно такой же торпеды «Жемчугом».

Как показал осмотр водолазами, у крейсера второго ранга попадание пришлось в нижнюю кромку пера руля, что инициировало взрыв боевой части почти в четырех метрах от обшивки, причем под кормой с ее острыми обводами. Только благодаря этому разрушения обшивки оказались не столь масштабными и фатальными. Набор корпуса пострадал мало. При последующих осмотрах, уже в Озаки, обнаружилась только значительная прогибь нескольких первых шпангоутов и сквозные трещины