Молодость Мазепы - Михаил Старицкий

— Не знаю… ой, не знаю! Чтоб мои дети и внуки…

— Цыть! У тебя — карги и детей «чортма»! А вот уж это ты знать должна, — часто ли он к тебе ездит?

— Прежде редко… Был… давно., а потом чаще стал… недели две тому назад…

— Как раз в то время, когда выехал Мазепа из Гадяча, — вставила нервно Марианна.

— Ну, а отсюда отправлялся надолго?

— На другой день возвращался к вечеру, либо на третий день рано.

— Ага! Стало быть, он ездил почти двое суток… одни туда, одни назад… значит, миль за пять отсюда.

— Если там не сидит долго, — поправил джура.

— Верно. Значит, миль от трех до пяти. Но ты, ведьма, скажи, куда он именно ездит? Не знаешь? Ведь ты с ним, подлая, в стачке?.. Ну, где он?

— Не знаю, ой, не знаю… Пропади я пропадом.

— И пропадешь, — подтвердил хладнокровно Андрей. — А ну-ка, джуро, — пригласил он Марианну. — Всыпь ей этого червонного золота за пазуху.

Марианна поднесла к лицу старухи раскаленные угольки в миске.

— Ой, «рятуйте»! — завопила та и повалилась в ноги, корчась и судорожно ударяя себя в грудь кулаками. — На Бога не знаю, на всех святых не знаю! Видела только, что он в ту сторону ездит, на «пивничь!»

— Пожалуй, что и не знает, — шепнула Марианна.

— А что же он все на одном коне ездит, или переменяет, или пешком отсюда ходит? — выпытывал все у старухи Андрей, подчеркивая каждую фразу и тряся ее за подбородок рукой.

— Меняет коня! — выкрикивала по слогам баба.

— А вот мы это проверим сейчас… Вот «лихтар» стоит; зажги его! — указал он Марианне на стоявший на столе фонарь.

В комнате было совершенно темно, мигали только окна зловещим огнем, словно у мертвеца открывались глаза, да дождь с возрастающим шумом и звяком бил в пузыри и уцелевшие стекла.

Марианна зажгла с трудом фонарь, выдув сначала из углей и пакли огонь, и вышла с ним в сени; а Андрей запер старуху в комнате и отправился вслед за Марианной.

Защелкнув на засов выходную дверь, они под проливным дождем перебежали двор и остановились под навесом. Кони их стояли, привязанные к яслям, а за ними в углу действительно находился и гнедой «румак» Тамары, только без седла. Андрей осмотрел все закоулки под навесом — седла не было. Очевидно, что Тамара не взял бы, идя пешком, с собой седла, а оседлал им, конечно, другого коня. Марианна нашла и следы, где стоял и другой конь, и даже куда он вышел, — в противоположную сторону от входа в навес, по направлению к лесу. Бросились наши путники с фонарем по этим следам и заметили, что они за навесом были оттиснуты глубже; по всей вероятности здесь Тамара вскочил уже на коня и усилил своей тяжестью оттиск. Следы довели Андрея и Марианну почти до опушки леса, обозначив ясно направление пути; но ливень смывал их и заливал целыми озерами. Дальнейшие поиски были невозможны; как они ни защищали фонарь, а дождь и порывы ветра его погасили и они, промоченные вконец, должны были возвратиться в корчму. Много труда стоило раздуть снова фонарь, но когда осветил он эту ободранную корчму и «кимнати», то, к величайшему изумлению наших путников, ведьмы-старухи уже не было ни в корчме, ни в «кимнате», ни в сенях: она как-то сумела отбросить крючок, запиравший двери снаружи, и выйти в сени. Но здесь наружная и единственная дверь до прихода их была запертой; разве в темноте эта ведьма как-либо проскользнула. Осмотрели тщательно сени и заметили, что за высоким «дымарем» был ход на чердак.

Андрей первый взлез по нем и хотел было остановить Марианну, но та была уже возле него.

— Здесь-то я и нужна, — сказала она тихо, — ведь может быть и засада?

С фонарем в одной руке и с пистолетом в другой медленно поднималась она вперед, освещая Андрею путь; таким образом, со всеми предосторожностями осмотрели они шаг зїшагом чердак. Ничего на нем особенного не было, кроме домашней рухляди, веников, лука и небольшой кучки картофеля; только в одном углу, под каким-то хламом, нашли они спрятанный татарский халат, а под ним дорогой ятаган и «машугу» (род кистеня большого размера).

— Ото! Вот еще что припасено у старой карги! — вскрикнул Андрей, рассматривая оружие. — Любопытно знать, Тамарки ли это вещи, или ее самой?

— Любопытнее всего знать, куда девалась эта чертовка, — возразила с досадой Марианна, — не провалилась же она в пекло?

Снова обшарили весь чердак и нашли-таки в одном месте небольшое слуховое окно, вроде прорванной дыры в соломенной крыше. Андрей просунул голову в это отверстие, осветил фонарем крышу и увидел, что к низкой стрехе была приставлена со двора лесенка.

— Вот куда она, каторжная, ушла, — через «стриху»! — догадался он и начал посылать по адресу ушедшей всевозможные ругательства и проклятия.

— Замолчи, — остановила его Марианна, — этим дела не поправишь… а вот опять прозевали и бабу! Везде-то мы, Андрей, с тобой зеваем да «гав ловым»; плохие, видно, разведчики мы, или этим извергам помогают все пекельные силы!

Раздраженная неудачами, убитая отчаяньем, опечаленная безвыходным положением, возвратилась Марианна в корчму и, словно угрюмая ночь, села молча в дальнем углу. Андрей не посмел отозваться к ней ни одним словом, сознавая, что он ничего не мог и придумать, что могло бы хотя сколько-нибудь прояснить мрачное настроение ее духа; он только усердно начал подбрасывать в печку хворост, стараясь развести большой огонь, чтобы хоть немного высушить промокшую одежду и согреть окоченелые члены…

Гроза давно прошла, только изредка сверкали ослабленным блеском зарницы; но дождь не переставал: из бурного, порывистого ливня он перешел в мелкий частый и зарядил на всю ночь. В корчме было угрюмо и тихо; шумел только в окна однообразно, тоскливо дождь да потрескивали в печке тростник и валежник, вспыхивая по временам более ярко и выхватывая из темноты мрачное лицо Марианны, с устремленным неподвижно в дальний угол глазами. Андрею, наконец, надоело возиться с растопкой печи; он отошел от нее, сел на лаву, облокотился локтями на стол и свесил на приподнятые руки свою буйную голову. Какой-то неясный туман бродил в ней, но в сердце он чувствовал тупую, щемящую боль. Длились тяжелые минуты гробового, прерываемого лишь подавленными вздохами, молчания.

Вдруг вдали послышался словно топот. Андрей и Марианна вздрогнули, насторожились. Удручающее настроение сменилось пробудившимся возбуждением и отчасти тревогой. Топот усиливался; очевидно было, что несколько всадников, а то и отряд приближались быстро к корчме.

— Не стражники ли Тамары? — произнес, словно сам к себе, Андрей; поднявши голову и прислушиваясь к возрастающему шуму: — Полсотни будет… и с той стороны, от Гадяча.

— Слава Богу! — воскликнула Марианна. — Мы от них доведаемся, куда отправился Тамара, или через них выследим.

— Но как они, эти Тамаровские псы, нас самих встретят? Не распорядиться ли заблаговременно?

— Вздор! — оборвала резко Марианна. — Не прятаться ли посоветуешь?

— Не за себя я… — вздрогнувшим голосом отозвался Андрей.

В это мгновение с шумом отворилась входная дверь, и на пороге ее показался мокрый Варавка.

Подавленные фатальным стечением обстоятельств, наши путники и забыли совсем про своего друга, которому поручили сами поспешить с оставшимся за Гадячем отрядом за ними, по направлению Ромненской дороги.

— Варавка! Дорогой наш пан лавник! — воскликнули Андрей и Марианна, схватываясь с места и протягивая ему радостно руки.

После торопливой передачи Варавке всех неудач и какого-то фатального преследования судьбы, приступили они к обсуждению дальнейших мероприятий. В темную, осеннюю, дождливую ночь нечего было и думать куда-либо двинуться: и лошади, и люди были до нельзя изнурены, темень стояла страшная, частый дождь увеличивал еще слепоту ночи.

— Ничего, друзья мои, не поделаешь; ночь придется провести в этой корчме, а к рассвету и дождь, вероятно, уймется, и видно будет тропу… Да ведь и он, бестия, где-нибудь поблизу ночует в пещере, либо землянке, не поедет же он в такой ливень, хотя бы и на черте!

— Да, да, — обрадовалась Марианна, — мне это не приходило в голову: я уж думала, что он за ночь сделает миль шесть и что мне не удастся его догнать, хоть бы и наскочили на его след.

— Не унывай, панна полковникова, — подбадривал старик, — вот, как только начнет светать, так и двинемся, и не уйти ему, моя ясочка, как не уйти волку от стаи добрых собак.

— Я в этом уверен, как в завтрашнем дне, — заговорил наконец и Андрей, оживший от перемены настроения духа Марианны, а последняя действительно ободрилась как-то сразу; в глазах ее загорелись прежняя энергия и надежда; на лице вспыхнул живой румянец.

— Так до утра! — согласилась она и видимо успокоилась. — Только как же мы утром двинемся? Нужно все это обдумать теперь же.

— А вот как, — подал мнение Андрей. — Конечно, все отправимся этим лесом, придерживаясь «пивничной» стороны; ведьма, в виду пытки, сказала тогда правду и следы коня подтвердили ее слова. Нас здесь двадцать четыре человека; так разделимся мы на четыре ватаги, по шести человек: ватага от ватаги на двое «гонив», а каждая ватага тоже рассыпется по одиночке, лишь бы не терять друг друга из глаз. Тогда мы захватим пространство вширь почти на милю и двинемся облавою вперед, и я даю голову на отсечение, что зверь не уйдет!