Изолятор - Джошуа Спэньол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никого нет, – успокоил я сам себя.
Заглянув в морозильную камеру, тут же убедился в справедливости собственных слов. Там действительно никого и ничего не было.
– О, только не это!
– В чем дело?
Морозильник с органами Кинкейда Фалька оказался открытым и совершенно пустым. Две коробки с файлами, содержащими отчеты о биопсии, также исчезли.
– Все, – произнес я в отчаянии. – Все пропало. Мы можем совершенно спокойно уходить.
Я поставил азотную кислоту на стол.
– Возьми, – посоветовала Брук. – На всякий случай.
90
Я осторожно повел Брук по коридору, через комнату наблюдения, в гигиеническую. На стене возле двери – черная пластина. Я дернул дверь. Заперто. Тихо выругался.
Мы снова очутились в коридоре, на сей раз двигаясь в противоположном направлении. В дальнем конце светился зеленый знак «выход». И вот перед нами еще одна дверь. И она тоже заперта.
– Нет! – отчаявшись, произнесла Брук. – Нет, нет и нет! – Она толкнула дверь, потеряв при этом равновесие. – Нет! – Снова налегла всем телом.
– Прекрати, – приказал я.
В нескольких ярдах от нас, дальше по коридору, на стене виднелась красная коробочка пожарной тревоги. Я вспомнил, что рассказывал об этой системе Билл Дайсон, ветеринар. Может быть, это устройство окажется не перегруженным предосторожностями?
Сунув бутылку с азотной кислотой в карман, я схватился за ручку пожарного крана. Маленький стеклянный предохранитель тут же сломался, и немедленно началась дикая какофония. По всему зданию разнесся резкий звон, и по коридору заметались струи пены. Сирена оглушала.
– Будем надеяться… – произнеся, с силой толкнув дверь. И вот мы на свободе.
Хотя и не так громко, как внутри корпуса, сирена прорезала глубокую черную калифорнийскую ночь. Вокруг здания, освещая окрестности, мерцали стробы.
Я огляделся. Возле дальнего загона для свиней стояло какое-то древнее сооружение. Судя по виду, оно сохранилось еще со времен прежних хозяев фермы: двери едва держатся на петлях, краска на деревянных стенах облупилась. Со времени проведенного в Пенсильвании детства я помнил, что в таких постройках, как правило, хранились транспортные средства, причем большей частью прямо с ключами. Хорошо, если так окажется и здесь, да и транспортное средство будет несколько отличаться от трактора.
– Пойдем, – позвал я, и мы направились в сторону сарая.
Нам повезло: прямо перед входом стоял старенький «пикап». И ключи на месте. Очевидно, в «Трансгенике» очень опасались заражения, но совсем не боялись автомобильных воров. Я открыл Брук дверь и по возможности помог залезть в машину. Обойдя вокруг, сел на водительское место. Повернул ключ. Старый добрый «пикап» заурчал.
Переключив передачу, я тронулся с места.
– Натаниель! – вдруг закричала Брук.
За нами раздались выстрелы. Посыпались быстро, один за другим, словно горох. И ветровое, и заднее стекла автомобиля тут же покрылись мелкими дырочками и трещинами. Мы пригнулись. При первой же короткой паузе я выглянул – убедиться, что не еду прямиком на стену или что-нибудь в этом роде. Осмотревшись, увидел Учителя – он как раз вставлял новую обойму.
Надо было ожидать новой очереди, но ее почему-то не последовало.
– Ты как, в порядке? – поинтересовался я.
– Угу.
Выезжая на идущую от фермы проселочную дорогу, я увидел, как стробы ритмично прорезают черное небо. Чуть впереди, прямо на обочине, мерцал небольшой костер. Мне удалось рассмотреть пластиковое ведерко и пластиковые пакеты с плотью.
Брук оглянулась.
– Он уходит, – произнесла она. – А это что?
Я ничего не ответил, но прекрасно понял, что горело на обочине дороги: мы оказались последними, кому довелось увидеть то, что еще оставалось от Кинкейда Чарлза Фалька.
Проезжая мимо костра, я заметил, что кое-что все-таки уцелело в огне. Белая коробка!
91
Я резко свернул к костру.
– Что ты делаешь? – изумилась Брук. – Натаниель! Какого черта ты затеял?
Мне некогда было ее слушать. К нам бежал Учитель. В эту минуту он находился еще в дальнем конце здания, примерно в ста ярдах, а может быть, и дальше.
– Он идет сюда. Сюда! Убирайся быстрее! Что ты придумал?
Хорошо, что руки ее все еще оставались за спиной, в наручниках.
Уже через несколько секунд я развернул машину, поставив ее боком возле белой коробки с файлами так, что она преградила путь Учителю. Коробка оказалась открытой и полной. Я быстро распахнул дверь.
Брук не переставала кричать.
Кисть левой руки выглядела словно подвешенный к предплечью кусок сырого мяса – неподвижная, омертвевшая, тяжелая, истекающая кровью. Поэтому каждое, даже самое простое, действие занимало в два раза больше времени, чем обычно. Я открыл дверь машины, схватил коробку, сунул ее на сиденье, где она упала прямиком на Брук, проклинающую все на свете, но главным образом мою опрометчивость. Листки тут же вывалились и рассыпались по полу, а из руки на них начала капать кровь.
Преследователь продолжал палить, и было хорошо слышно, как пули стучат по корпусу машины. Я влез в машину, не позаботившись даже закрыть дверь, Брук что-то заверещала – ругать меня у нее уже не было сил. Я же до предела нажал педаль газа.
– Что случилось? Что с тобой?
– Кажется, в меня попали, – жалобно пропищала она.
– Куда? – Брук не отвечала. – Брук! В какое место попали?
– Не знаю. – Она застонала. – Кажется, в задницу.
– Задели артерию?
– Понятия не имею.
– Кость?
– Господи, Нат, говорю же: не знаю!
Мне осталось лишь заткнуться.
Через десять минут мы оказались у ворот фирмы «Трансгеника», прогрохотав несколько миль по проселочной дороге с такой скоростью, на какую я только смог отважиться. Брук затихла, лишь время от времени негромко, словно про себя, охая от боли на особенно больших ухабах. Я не стал дожидаться, пока ворота откроются полностью, и пошел на таран, едва створки начали медленно разъезжаться. Одна фара при этом разбилась, но вторая продолжала служить.
От фермы до главной дороги мы доехали быстро. Я поинтересовался, не заметила ли Брук, какая машина у Учителя. Она ответила, что какая-то арендованная, а это означало, что мы уже вполне могли выиграть у него несколько минут.
– Где ближайшая больница? – спросил я.
– Не знаю, – коротко ответила Брук.
Проезжая под одиноким фонарем, я взглянул на спутницу; она лежала почти в позе зародыша: согнутые ноги свисали с сиденья, а тело неловко скорчилось, причем лицо было повернуто против хода. В двери с ее стороны просвечивало несколько дырок. Мне показалось, что, кроме них, там еще и брызги крови.
– В Гилрое есть больница, недалеко от дороги № 101.
– Поехали туда.
– Там он нас сразу найдет. Это же самое видное место.
– Выбирать особенно не приходится.
– Со мной все в порядке.
– Отлично. Но вот только что-то крови многовато.
Она вздохнула:
– Хорошо, поехали в Гилрой. Ты увидишь больницу прямо с шоссе. – Она немного помолчала. – Больно, Нат.
– Мы же не вводили тебе лидокаин. Конечно, будет больно.
В разбитые окна задувал ветер, шурша разбросанными по машине бумагами. Брук заерзала.
Что касается меня, то, должен признаться, мое терпение уже кончалось, и я начал понимать, что если немедленно не получу анестезию сильнее, чем лидокаин и адреналин, то не смогу переносить боль так же мужественно, как доктор Майклз.
Через десять минут безрассудно быстрой езды я свернул на дорогу № 101 и снова нажал на педаль газа.
Огни я увидел раньше, чем услышал вой сирены, – на потрескавшемся заднем стекле внезапно появились белые, синие и красные отсветы.
– О, только не это! – не сдержался я.
92
Брук лежала тихо, и это мне совсем не нравилось. Она явно потеряла много крови и ослабела. Наконец раздался какой-то сонный звук:
– Что?
– Черт возьми, полиция.
– Это хорошо.
– Ничего хорошего.
Я не остановился даже тогда, когда полиция уже повисла у меня на хвосте. Что-то прокаркал микрофон, но из-за свистевшего ветра разобрать слова оказалось невозможно. Вряд ли, впрочем, офицер желал мне счастливого пути.
И тем не менее я не остановился. Несколько миль он проехал вплотную к моему бамперу, а потом к погоне присоединилась еще одна машина, заблокировав меня слева. Взглянув в ее кабину, я увидел, как полицейский поднял руку к плечу, приказывая мне остановиться.
– Все это плохо, Брук, – спокойно прокомментировал я.
Молчание.
– Брук!
– Да? – наконец отозвалась она.
– Побудь со мной, пожалуйста. Хорошо? Не отключайся. Постарайся не потерять сознание.