Корабль судьбы (Том II) - Робин Хобб

Но и Малту винить за то, что та убежала, Альтия не могла. Наверное, бедная девочка навоображала себе писаного красавчика под вуалью. А жених вон каким оказался. Даже не бородавчатым, как она когда-то боялась, а вовсе чешуйчатым.

Рэйн стащил с плеч мокрую рубашку, и она шлепнулась на пол поверх кучи прочей одежды. Он вздохнул — сквозь зубы, со свистом — и стал смотреть в маленькое зеркальце на стене, стараясь увидеть себя Малтиными глазами. Что ж, Тинталья ему не солгала. Путешествие вместе с нею многократно ускорило и усилило изменения, присущие его роду. Он провел пальцем по тонким драконьим чешуям на лице, опустил и вновь поднял веки, за которыми светились медные рептильи глаза. На обнаженной груди чешуя отливала бронзой, а кожа под ней казалась синеватой. Интересно, это из-за бесконечных синяков или уже и цвет начал меняться? Он видывал пятидесятилетних соплеменников, которые не могли похвастаться подобными переменами. Что-то будет с ним через несколько лет, не говоря уже о старости? Может, у него вырастут настоящие когти, зубы станут остроконечными, а язык раздвоится?

Да только все это не имело никакого значения. Теперь ему предстоит стариться в одиночестве. И то большей частью в подземельях, где он будет выкапывать коконы драконов, уцелевшие с прежних времен. Так что его внешность отныне уже никого не волнует. Тинталья выполнила свою часть сделки. И он выполнит свою. Смешно. Он прозакладывал всю свою будущность в надежде отыскать Малту. Да, фантазия у него всегда была на высоте. Как он мечтал, что обретет ее невредимой, невзирая на бесчисленные напасти, и тут-то она упадет в его распахнутые объятия и тотчас поклянется навеки быть с ним. А когда он наконец снимет перед ней вуаль, она улыбнется, погладит чешуи и скажет: это не важно, она любит не его лицо, а его самого.

Реальность, как ей и положено, оказалась грубее и проще. Тинталья сбросила его в воду — и была такова во главе своих драгоценных змеенышей. А он, измотанный бесконечными перелетами и холодными ночевками на никому не ведомых островках, чуть не утонул. Пришлось родственникам Малты вытаскивать его из воды. Каким, наверное, идиотом он выглядел в их глазах! Да и весь его поиск, по сути, кончился пшиком, ведь Малту уже ни от кого не надо было спасать. Правда, он покамест еще не понял, с какой стати над Проказницей развевался джамелийский флаг, но судя по всему, Альтия Вестрит сумела как-то отбить свой корабль и вызволить племянницу. Так что его жалкие усилия не только оказались никому не нужны — его самого еще пришлось от смерти спасать.

Он взял с нагеля одну из рубашек Уинтроу, повертел ее в руках и со вздохом повесил обратно. Потом поднял с пола свою. С нее по-прежнему текло. Вместе с рубашкой была скомкана его злополучная вуаль. Рэйн молча смотрел на нее какое-то время. Потом выпутал из рубашки, отжал.

И она стала первым предметом, который он на себя натянул.

Малта стояла под проливным дождем и смотрела перед собой невидящим взглядом. Тонкая чешуя на лице Рэйна была подобна серебристой кольчуге, а медные глаза светились теплыми огоньками, словно два маяка. Однажды она коснулась его губ сквозь вуаль. Малта поднесла руку к губам, заново ощутила, каким шершавым и грубым стало то и другое, — и отдернула пальцы. Зачем думать о том, что стало недостижимо? Она подняла лицо навстречу ледяному дождю, радуясь его потокам. «Ну пожалуйста, заморозь меня. Хоть будет не так больно…»

— Мне холодно! — заскулил рядом сатрап. — И я устал здесь стоять!

Кеннит метнул на него взгляд, в котором сквозило предупреждение.

Сатрап стоял, плотно обхватив себя руками, и трясся всем телом.

— Не думаю, чтобы они прибыли! — заявил он. — Чего ради я должен стоять здесь, под дождем, на ветру?

— Потому, — отрезал Кеннит, — что я так приказал!

Уинтроу отважился вмешаться.

— Возьми мой плащ, если хочешь, — предложил он сатрапу.

Джамелийский самодержец нахмурился.

— Что толку с твоего плаща? — сказал он. — С него же течет!

— Ну так мокни и помалкивай! — прорычал Кеннит.

Малта только вздохнула. Она успела утвердиться во мнении, что пират и сатрап на самом деле были очень похожи. Значит, коли уж она справлялась с одним, так и с другим как-нибудь совладает. Одним словом, вовсе не избыток мужества, а величайшее отчаяние подвигнуло ее сделать несколько шагов по палубе и встать перед Кеннитом, сложив на груди руки. Да, это был очень опасный и вспыльчивый человек, но она его не боялась. Ибо что он мог ей причинить? Сломать ей жизнь?

Эта мысль едва не заставила ее улыбнуться.

Она заговорила тихо, ровным голосом, обращаясь только к Кенниту. Однако к сказанному прислушалась и рослая стройная женщина, что стояла у него за плечом.

— Прошу тебя, король Кеннит, — сказала Малта, — раз уж ты не позволяешь моему государю укрыться от непогоды, позволь мне хотя бы раздобыть для него плащ потолще и какой-нибудь стул!

Он первым долгом посмотрел на ее лоб, на край тюрбана — не виден ли шрам. И вполне бессердечно ответил:

— Лучше скажи ему, чтобы не дурил. Подумаешь, дождик! Не растает небось. Да и твое-то какое дело?

— Ты, господин мой, поступаешь гораздо глупее, чем он. — Малту более не заботило, как будут восприняты ее слова. — Мне какое дело, говоришь? А ты о своем деле подумал? Может, ты и получаешь некое удовольствие, заставляя его мерзнуть тут под дождем, но проиграть в итоге можешь гораздо, гораздо больше. Если ты вправду хочешь, чтобы джамелийские капитаны ради него расшиблись в лепешку, не грех бы тебе самому обращаться с ним как с блистательным государем Джамелии, и прочая, и прочая. Потому что тебе дадут выкуп за государя сатрапа, а не за вымокшего, простуженного и сопливого недоноска, в которого ты по своей прихоти решил его превратить.

Она лишь на миг оторвала взгляд от бледно-голубых глаз Кеннита, чтобы посмотреть на его женщину. К ее изумлению, та смотрела на нее чуть ли не с одобрением! Вот бы знать, почувствовал ли это Кеннит?

Как бы то ни было, Кеннит, глядя на Малту, обратился к своей спутнице.

— Этта, позаботься о нем, — сказал он. — Я хочу, чтобы они его сразу увидели.

— Сейчас.

Женщина говорила мягким контральто, да и во взгляде светился недюжинный ум. В целом она выглядела гораздо более утонченной, чем можно было ждать от наложницы пиратского капитана. Малта посмотрела ей в глаза и склонилась в реверансе.

— Прими, госпожа, мою благодарность.

Она вместе с Эттой спустилась с носовой палубы. Ветер успел раскачать неровную зыбь, так что Проказница ощутимо покачивалась, однако Малта шла как по суше. За это следовало благодарить плавание на «Пеструшке», где она окончательно наловчилась справляться с качкой. Малта отстраненно наблюдала за собой и только диву давалась. Сколько всяческих бед обрушилось на ее бедную голову, а она, оказывается, еще способна была гордиться, что так лихо вышагивает по папиному кораблю. Да… Ее папа… Малта решительно прогнала прочь и эти мысли тоже. Она ни за что не будет думать ни о папе, ни о Рэйне, который между тем находился так близко, что она ощущала его присутствие. Рано или поздно ей придется-таки предстать перед ним. Он увидит ее утраченную красоту и этот жуткий рубец. И в прекрасных, необычных, медных глазах отразится горькое разочарование.

Малта почувствовала, как глаза начали жечь слезы, и свирепо стиснула зубы. Нет уж, не теперь! Никаких личных переживаний. Все ее мысли, все усилия должны быть направлены к единственной цели: вернуть сатрапа на трон.

К тому времени, когда они с Эттой вошли в бывшую папину каюту, к девушке успела вернуться утраченная было ясность мыслей.

Каюта выглядела почти как в те времена, когда на Проказнице капитанствовал еще дедушка — Ефрон Вестрит. У Малты сердце закололо при виде такой знакомой обстановки. А Этта уже распахнула перед ней крышку кедрового, богато украшенного резьбой сундука. Ах, какими дивными нарядами оказался доверху набит тот сундук! Какие цвета, какое изящество! В другое время Малта уже извелась бы завистью и любопытством — но не теперь. Она просто стояла, мало что видя перед собой, пока Этта перебирала одежды.

— Вот, — сказала наконец та. И вытянула толстый, плотный плащ благородного алого цвета с черной бисерной вышивкой. — Великоват будет, наверное, но если мы его в кресло посадим, навряд ли кто внимание обратит. — И добавила: — Кеннит счел этот плащ слишком ярким для себя, но нашему сатрапу, по-моему, будет самое то!

— Несомненно, — тусклым голосом согласилась Малта. Конечно, у Кеннита был отменный вкус. Но не все ли равно, какой вкус у насильника?

Этта бросила роскошное одеяние себе на руку.

— Тут еще и капюшон мехом подбит, — сказала она. И внезапно спросила: — О чем ты задумалась?