Полынный мой путь (сборник) - Мурад Аджи

За время учебы получил еще несколько хороших уроков: каждый был ударом в одну и ту же «национальную» точку, каждый сослужил мне службу… Особенно когда за просто так чуть не лишили диссертации. Оппоненты не брезговали, действовали, как лагерные… Спасибо им за учебу. Теперь понимаю, это Небо проверяло на стойкость, не давало озлобиться – Москва «выковала» меня.

В научной работе я увлекся экономико-математическим моделированием освоения Сибири и Севера, почему – ответить не смогу. Может быть, мода, может быть, тоже Судьба. Словом, на родину предков, на Древний Алтай, я шел не сам, меня все время кто-то настойчиво «вел».

Правда, о древних тюрках тогда мало что знали, все говорили о величии Сибири.

До аспирантуры я работал в комсомоле и не увлечься Сибирью не мог. Впрочем, не исключено, причина – в моей жене, она родом из Караганды, в Москву приехала из Магадана, где жила с родителями… Словом, выбор был сделан. Тем более что по комсомольской линии я не «шел», опять плохая национальность. Нашему секретарю райкома объявили выговор за неправильный подбор кадров, то есть за меня, рабочего парня. На бюро горкома меня не утверждали в должности, так что о продвижении по службе можно было не мечтать… Чужой я для них, не свой, я не понимал этого, а они нутром чувствовали мою чужеродность.

Это теперь понимаю, то был еще один шаг к «тюркологии», к ней подталкивала партия. И мое любопытство. В конце концов, должен же я был понять, за что в России ненавидят нас, тюрков?

Правда, один раз не стерпел, взорвался, потому что усомнился: тогда уже работал в учебном институте. Написал докторскую диссертацию, но пять лет издевались над ней, не позволяя защитить. Думал, та черная полоса на всю жизнь, свету белому не радовался. Отчаяние убивало, а это великий грех – поддаться собственной слабости.

И вдруг осознал: Он хочет, чтобы я стал другим.

В один день бросил все и начал новую жизнь, благо писать любил и умел.

Из доцента пошел в профессиональные журналисты «на вольные хлеба», то есть на жизнь без зарплаты. Было нелегко. Зато явилось желанное чувство свободы, душа обрела покой. Силы вернулись, потому что вернулась надежда… Но в Союз журналистов меня не приняли, в союз литераторов – тоже, хотя было три или четыре сотни публикаций в центральной прессе и за границей. За книгу «Сибирь: ХХ век» я попал в «черные списки» ЦК КПСС. На этот раз книга перечеркнула мои заслуги… Опять изгой. Черная кость. И все за то, что сказал правду о грубейших экономических просчетах государства при освоении Сибири.

Грозила тюрьма, если бы не смерть Брежнева, после которой началась чехарда во власти. Им стало ни до чего, в стране набирали силу «перестроечные ветры»…

На волне перемен меня приняли в журнал «Вокруг света» на должность научного редактора, вернее разъездного корреспондента – в горячие точки. Работа интересная, но от нее нормальные люди почему-то отказывались. Я видел расстрелянный Баку, видел, как осетины жгли дома ингушей, потом Чечню в ее печальных видах… Многое повидал в Дагестане. Был заложником у чеченцев, мир их дому.

Спасибо тебе, жизнь, ты учила уму-разуму. Дала возможность ездить, копаться в архивах, встречаться с интересными людьми, копить знания и крепнуть духом.

Легче стало, когда узнал, что означает моя фамилия. Это было первое познание в тюркологии: я понял, отступать не имею права. Тогда же осознал, какое это огромное счастье – иметь читателя, которому ты дорог и который дорог тебе.

Фамилия обязывала стать не просто тюркологом, а «пантюркистом».

– Действительно, вас обвиняют в пантюркизме? Кто? Почему?

Это прозвище я впервые услышал в редакции «Вокруг света» от сослуживцев, когда написал очерк о кумыках, потом о карачаевцах. Но что такое пантюркизм, никто не мог объяснить. И чем злой пантюркизм отличается от доброго панславизма, тоже никто не знал. Выходило, это ярлык, который в советское время приклеивали за инакомыслие.

Идеологическое клише. Его печать носили те, кто освещал тюркскую историю не по московским правилам… А разве любить свой народ плохо? Писать о нем – это плохо? Что делать, если ты родился тюрком от тюрка. Значит, быть тебе навек «пантюркистом», как негру – негром? Так, что ли? Я ведь писатель, не любить – не умею, не писать – не могу.

Мне и в голову не приходило, что в СССР люди вешали ярлыки, не понимая их смысла. Бросались словами с легкостью, заложенной собственным же незнанием. И традицией… Я не нашелся тогда, теперь готов внести ясность и в эту свою «характеристику».

Идею пантюркизма изобрел не тюрок, а британский разведчик Арминий (Герман) Вамбери, оставивший после себя книгу, которую, естественно, я не пропустил. Этот автор, выполняя спецзадание английской разведки, в XIX веке путешествовал по Средней Азии под видом дервиша, члена мусульманского суфийского братства, и проповедовал идею Империи от Средиземного моря до Китая. Империя будет отстаивать права живущих здесь тюркских народов, убеждал он… Вроде бы полезное дело?

Но прочитав книгу, понял: у красивой идеи некрасивая суть. Как выяснилось, ее разработку и внедрение вели Королевское азиатское общество и Оксфордский университет, авторов меньше всего занимали какие-то тюрки, их история и проблемы. Во главе угла там стояли интересы Великобритании, что даже и не скрывалось. Лондон пугала активность российской политики, ее настойчивое внимание к Индии, тогдашней английской колонии. Англичанам нужно было что-то придумать в ответ. И они придумали.

Задуманной «Тюркской Империи» отвели роль тарана, ударами которого можно расшатывать Россию с юга, а Османскую Турцию с востока… Точно по такому же плану, между прочим, «расшатали» в ХХ веке Советский Союз, провоцируя исламское недовольство на Кавказе и в Средней Азии, но сделали это американцы, не англичане.

Борьбой с пантюркизмом жила царская Россия, жил и СССР, где уничтожали поколения ученых-востоковедов, как косой, косили научные школы, называя лучших людей науки «английскими шпионами»… Вот что такое ярлык «пантюркизма» в России, он до сих пор определяет отношение к тебе общества.

Уже не помнят об Арминии Вамбери, но не забывают плоды его «просвещения».

Интересно тут и другое – геополитика показала тех, кто «ваяет» общественное мнение о тюрках. Я понял, почему мои книги раздражают часть узбеков или туркмен, азербайджанцев или казахов, особенно в среде ученых и власть имущих. У этих людей свой «тюркский мир», своя история, нарисованная Западом, она начинается не с Древнего Алтая. Колонизаторам не нужна правда о нашем народе, не нужны Тенгри, Умай и Аттила, им нужен пантюркизм.

Для них я имею как бы обратный знак, «недостаточно тюркскими» они называют меня и мои книги. Что ж, пусть так… Пока.

…За пантюркизм, к которому не имел ни малейшего отношения, меня уволили из редакции «Вокруг света», когда вышла книжечка «Мы – из рода половецкого!». Опять на улицу! Быстро же окончилась журналистская карьера и началась писательская.

Вернее, осталась писательская, все-таки за спиной стояли два десятка книг и брошюр, написанных в разные годы. Как известно, журналиста и писателя Карамзина в должность историка возвели царским указом, меня – приказом об увольнении из редакции. Я был волен, как ветер, взял псевдоним, точнее, вернул нашу родовую фамилию – Аджи, которую носили дед и прадед. Я считал, что теперь имею право носить ее. И начал работать над книгой, которая сделала из меня тюркского писателя. Хотя, конечно, можно было побороться, суд восстановил бы в должности, уверял адвокат… Зачем? До следующего очерка или книги? Нет, не та перспектива.

Ходить по судам безработному тюрку скучно, куда интереснее написать «Полынь Половецкого поля», новую книгу: текст ее уже поселился в моей голове. Терять мне было нечего, все отняли. Но остались наблюдения и мысли, что скопились за время поездок по Союзу. Я привык к скромной жизни: кроме авторучки и нет ничего… Этого было достаточно, чтобы написать новую книгу.

Так научная работа в области социальной и исторической географии, доцентская служба в вузе, журналистика, даже дворовые драки дали мне ту силу духа, которая помогла стать тюркским историком.

И я не жалею о многочисленных шрамах на теле, это – «дипломы» жизненных университетов. Каждый дан за тюркологию.

– Вы были знакомы с Л. Н. Гумилевым? И вообще, чьим учеником вы являетесь?

Лекции Гумилева слушал два раза, когда он выступал в Москве, но близкого знакомства с ним не было. Учителем считаю Василия Федотовича Бурханова, доктора экономических наук, он научил меня главному – сражаться. Удивительно стойкий человек. Сила духа была для него главным критерием жизни. Он по крови тюрк. Настоящий воин, умеющий держать удар.

Пять орденов Ленина и звание контр-адмирала получил за работу на Северном морском пути. За каждым орденом – подвиг… Отчаянной смелости был человек.