Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток - Леопольд фон Захер-Мазох
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XI. Сватовство
Только через неделю мог я отправиться в Виндзор, чтобы высказать девицам своё возмущение. Теперь в Виндзоре был также сам король с Уолси и Лонгвилем, чтобы предложить принцессе по всей форме счастье стать королевой Франции.
Обстоятельства складывались так, что брак Мэри должен был стать настоящей жертвой с её стороны. Людовик XII был стариком, да ещё французом с французскими воззрениями на мораль; а кроме того, тут были ещё обстоятельства, о которых я не стану упоминать. Скажу только, что Мэри с равным успехом могла выйти замуж за прокажённого. Чему же было удивляться, если Мэри, которая была посвящена в тайну, с отчаянием и страстностью противилась этим брачным планам?
Виндзор расположен в восьми милях от Лондона и был в те времена населён очень мало. Новости проникали туда очень медленно, а вследствие этого случилось так, что Мэри узнала о подписании брачного договора лишь незадолго перед тем, как ей доложили о прибытии короля и французского посланника, собиравшихся формально просить её руки для короля Людовика XII.
Король со своей свитой, к которой примкнул и я, намеревался известить принцессу Мэри о высокой чести, оказанной ей престарелым Людовиком XII. Однако это было нелегко сделать, так как Мэри забаррикадировалась в своей спальне и отказывалась принять посольство. Король нагнулся к замочной скважине, чтобы заставить юную строптивицу выйти из своего убежища; мы ясно слышали, что он снизошёл даже до умильных просьб, и это немало распотешило нас. Затем Его Величество пришёл в ярость и пригрозил взломать дверь, но прекрасная осаждённая упорно пребывала в глубоком молчании, давая королю таким образом полное основание привести свою угрозу в исполнение. Он был взбешён до последней степени и призывал всех нас в свидетели того, как он принудит эту «упрямую ведьму» к повиновению. Увы! Он, очевидно, не сознавал в полной мере сложности этой задачи.
Дверь вскоре взломали, и король первый вошёл в комнату, а за ним — Лонгвиль, Уолси и все мы, остальные. Но мы шествовали навстречу позорнейшему поражению, которое когда-либо постигало осаждающее войско, потому что наш враг, как ни мал был он, отличался хитростью и находчивостью.
Мы застали Джейн сидящей в углу, напуганной до полусмерти всем этим шумом и скандалом, её же повелительница лежала в кровати, повернувшись лицом к стене, причём её платье беспорядочно валялось посредине комнаты.
Не поворачивая головы, Мэри крикнула:
— Иди, иди, братец Генрих, милости просим! Пусть войдут и твои друзья также, я готова принять их, хотя и не в полном параде, как видишь! — с этими словами она взмахнула голой рукой, и герцог Лонгвиль испуганно отступил назад. Затем, по-прежнему не отворачиваясь от стены, Мэри продолжала: — Вот я сейчас встану и приму вас без всяких церемоний.
Одеяло пришло в неистовое волнение, и это вывело Генриха из себя. Не зная, что делать, он испуганно завопил:
— Лежи на месте, ведьма!
— Не будь так нетерпелив, братец, — последовал ответ, — я сию минуточку вскочу с кровати!
Крик Джейн всполошил всех. Она кинулась к королю со словами:
— Умоляю Ваше Величество удалиться, потому что принцесса способна сделать то, что говорит, и выскочит голой перед всеми! Она вне себя! Умоляю, уйдите, я попытаюсь успокоить её как-нибудь и привести вниз в зал!
— О нет, Джейн Болингброк, — послышалось с кровати, — я сейчас приму здесь своих гостей, которые так любезно вломились в моё помещение!
Не знаю, исполнила ли бы Мэри свою угрозу, но она сделала порывистое движение, и Генрих, достаточно хорошо знавший свою сестрицу, выгнал нас всех из комнаты и повёл затем свой разбитый в пух и прах отряд вниз по лестнице. Он сыпал проклятиями и клялся всеми святыми, что Мэри станет женой Людовика или умрёт.
Хитрый Уолси отвёл его в сторону, и могущественный король вместе с великим государственным человеком принялись придумывать, как бы им перехитрить несчастную девушку. Затем Генрих грубо рассмеялся и приказал нам ехать с ним вместе в Лондон.
Мы сели на лошадей и поехали, но, как только замок скрылся из вида, король окликнул меня; мы с ним, Лонгвилем и Уолси отправились другой дорогой обратно в Виндзор и въехали боковыми воротами во двор замка, оставаясь незамеченными. Через час принцесса, предполагая, что все уехали, спустилась вниз и вошла в комнату, где были все мы.
Это была недостойная проделка, и я презираю тех, кто придумал её. Первой мыслью Мэри было кинуться назад, но по всему своему существу она была очень мало приспособлена к отступлению. Ах, что за мужчина вышел бы из неё! И как прекрасна была она! После первого момента замешательства она гордо вскинула голову и медленно направилась в противоположный конец комнаты, напевая какую-то песенку.
Король полугорделиво, полушутливо улыбнулся, а французский посол явно обомлел от красоты принцессы. Генрих и Лонгвиль шёпотом обменялись парой слов, затем последний достал из бокового кармана большой футляр и пошёл наперерез Мэри.
Принцесса взяла со стола книгу, уселась на стул и застыла на месте, словно статуя. Взяв в руки футляр, Лонгвиль подошёл к Мэри, склонился в низком реверансе и сказал на ломаном английском языке:
— Разрешите, всемилостивейшая принцесса, поднести вам от имени моего повелителя это маленькое доказательство его восхищения и любви.
Сказав это, он ещё раз поклонился и протянул Мэри открытый футляр, очевидно, желая прельстить её видом чудно сверкавшего бриллиантового ожерелья.
Принцесса кинула на ожерелье презрительный взгляд из-под полуопущенных ресниц, спокойно взяла его и, швырнув его бедному Лонгвилю в лицо, воскликнула:
— Вот мой ответ! Ступайте домой и скажите своему старому идиоту, что я отвергаю его домогательства и ненавижу его, ненавижу, ненавижу! — Тут слёзы бурным потоком хлынули из её глаз, и Мэри обратилась к канцлеру: — Уолси, ты — подлая собака! Эта проделка — твоё дело; у других не хватило бы ума придумать её! Как все вы должны гордиться тем, что сумели перехитрить бедную девушку с разбитым сердцем! Но берегись, Уолси, мы ещё посчитаемся с тобой, или я не буду сама собой!
Даже для самых крепких женских нервов существует известная граница, за которой помочь могут только слёзы. До этой границы и дошло
