Последняя цитадель Земли. (Сборник) - Генри Каттнер

— Точно не знаю, — вслух ответил он. — Вам придется помочь мне с решением. Если мы найдем достаточно прекрасный мир, я возьму вас туда сегодня вечером.

Он склонился над панелью, вделанной в крышку стола, и что-то коротко произнес.

— Теперь смотрите, — предложил он.

Джулия подалась вперед, положив руки на облачную поверхность. Вуаль закрывала ее лицо облачной пеленой, в которой мерцали маленькие искры. Сблизив головы, они наблюдали за изображениями, появлявшимися и исчезавшими на панели.

Их островок описывал длинную дугу меж ветвей, увлекаемый воздушным течением, пока они рассматривали красоты различных миров.

— А знаете, — небрежно заметил Эгид, — ведь сейчас мы делаем то, что доступно лишь императорам Эрикона.

Наблюдая за отражением Джулии на крышке стола, он увидел, как выражение ее лица резко изменилось, и улыбнулся. Да, возможно, это она.

— Мы устраиваем парад миров ради своего развлечения, — продолжал он. — Я буду императором и подарю вам один на выбор. Каково будет ваше решение?

Джулия колебалась между смехом и возмущением. Неужели представители младших рас действительно смеют вести подобные речи, проявляя открытое неуважение даже к императору Галактики? Она не знала и не хотела гадать. Сейчас она могла лишь проглотить неумышленное оскорбление и сделать вид, что принимает предложенную игру.

— Вот, — сказала она, указав изящным пальцем на экран. — Подарите мне этот город.

— Йоргана принадлежит вам, — провозгласил он и сделал царственный жест, заставивший складки его плаща всколыхнуться внезапной кровавой волной.

Огромные раскидистые ветви быстрее понеслись мимо, когда их платформа устремилась к стволу дерева и к хрустальной лестнице.

Джулия привыкла к неформальному общению со своими офицерами и советниками. Она никогда не настаивала на полном соблюдении всех правил этикета и своих наследных прав, которые в некоторых случаях граничили с полубожественностью. Но сейчас она впервые осознала, что еще никто до сих пор не чувствовал себя непринужденно в ее присутствии.

Пока они поднимались по лестнице к лифту, ей еще не раз пришлось сдерживать смех или раздражение поведением молодого человека. До сих пор никто даже в шутку не предлагал ей того, что мог предложить лишь император; никто не мог и помыслить о том, чтобы указывать ей. Джулия была заинтригована, но она понимала, что ее интерес продлится недолго.

Настоящая Йоргана уже тысячу лет лежала в руинах. Но здесь, на Сайрилле, она волшебным образом восстала из праха: чудесный город каналов и широких водных пространств, озаренных странным, изменчивым светом трех лун.

Они гуляли по широким улицам, останавливались на ажурных мостах, бросали камешки в дробящиеся отражения на воде каналов. Сначала в их общении ощущалась определенная неловкость и взаимная сдержанность, но вскоре напряжение заметно уменьшилось. Круг тем был ограничен, поскольку ее спутник, по-видимому, так же старался сохранить свое инкогнито, как и Джулия. Поэтому они разговаривали в основном о Сайрилле и о многочисленных чудесах этого места. Они беседовали о библиотеках, где хранились музыкальные записи всех времен и народов, и об особенностях музыкальной медитации, приобретавшей популярность в последнее время.

Они строили догадки о национальности, происхождении и социальном положении пешеходов, встречавшихся на призрачных улицах Йорганы. Они говорили о темных уголках Сайрилла, где ужас и красота смешивались в угоду извращенному воображению любителей кошмаров.

Джулия изумлялась тому, какое удовольствие доставляет ей этот вечер. Они сидели за маленьким столиком на террасе с видом на город, пили терпкое красное вино и молчали, наблюдая за тремя лунами Йорганы, совершавшими свой путь в ночном небе.

Они плыли в лодке по извилистым каналам, под балконами и галереями, нависавшими сверху, как темные цветы. Эгид напевал нежные романтические баллады, и ночь неожиданно приобрела театральное очарование. Однажды он наклонился к Джулии, заставив лодку слегка покачнуться, и довольно долго медлил в нерешительности, пока она, внутренне сжавшись, готовилась отразить любые заигрывания с его стороны. Она плохо разбиралась в таких вопросах, но инстинктивно чувствовала, что нельзя торопить события. Когда он с глубоким вздохом опустился обратно, она испытала облегчение, к которому примешивалось сожаление.

За исключением этого незначительного инцидента у Джулии не было оснований не доверять своему спутнику. Тем не менее она все-таки не доверяла ему. В этом не было логики. Его нежность и обходительность задевали чувствительные струны в ее душе, но недоверие коренилось глубже. Это было не телепатическое восприятие его мыслей, но скорее впечатление, производимое самим человеком, его манерой держаться. Он казался слишком мягким, что не вязалось с его мощным телосложением и пружинистой походкой спортсмена. Джулия почувствовала на его ладони мозоли от оружия, когда он помогал ей спуститься в лодку, и поняла, что имеет дело не с таким беззаботным повесой, какого он из себя изображал. Некоторые небрежные реплики выдавали его.

Беспокойство Джулии достигло максимума в конце вечера, когда они танцевали на черном звездном зеркале озера Дуллаи, где уменьшенная гравитация позволяла им двигаться плавными, скользящими шагами в такт приливам и отливам мелодии. Джулия с особенной остротой ощущала совершенство своего платья в этом месте, вдохновившем модистку на его создание. Она была частью темных, плывущих теней; облака легкой вуали колыхались за ее спиной, пронизанные мерцающими звездами. Сам танец тоже был совершенством. Их обоих удивлял неутомимый ритм движения тел — это было похоже на танец во сне, неземной полет в объятиях музыки.

Танец заставил их забыть обо всем. Запреты и ограничения исчезали, пока музыка несла их медленными, головокружительными спиралями по усыпанному звездами полу. Они молчали. Они даже не думали. Время как будто остановилось, и осталась лишь музыка, пьянящая сильнее, чем вино.

Они знали друг друга уже целую вечность. Слившись в одно целое, они протанцевали последние аккорды и остановились под отзвуки замирающего эха. Они смотрели друг на друга в зачарованном оцепенении, словно пробудившись от глубокого сна, наполненного самыми невероятными фантазиями.

Сейчас они стояли в маленькой роще на берегу озера. Иллюзорная вода плескалась у их ног. Здесь они были совершенно одни. Музыка как будто поднималась от поверхности озера и воспаряла над их головами среди шелестящих листьев. Джулия внезапно заметила, что Эгид напряженно замер и смотрит на нее со странным вызовом. Его глаза тревожно поблескивали в полумраке. Он потянулся к ней; в этом жесте было что-то столь жестокое и целенаправленное, что она отпрянула. Если бы он собирался поцеловать ее, то его лицо выглядело бы не так пугающе, а глаза блестели бы по-иному.