О любви (сборник) - Наталья Нестерова

Сев, наконец, в кресло, я возмутилась:

— Клара, он явный извращенец Прилюдно млеет, плавится от ваших прикосновений. Эротика в парикмахерской! Сюжет для порнухи. Клара, почему вы терпите?

— Во-первых, он чаевые оставляет большие. Во-вторых, жалко.

— Конечно, если вам тоже доставляет удовольствие…

— Ни боже мой!

— Но вы же отдаете отчет?

— Отдаю. Наверное, жена холодная или по возрасту парализованная. А мне, кроме гада-мужа, никто не требуется. Оставляем стрижку, подравниваем? Или новый силуэт?

Максим, конечно, не извращенец, чтобы в кресле стоматолога, с открытым ртом, с бормашиной в дупле зуба, млеть и блаженствовать. И стричься он не любит. Но с другой стороны, Макс не каменный, чтобы уж вовсе не реагировать на женскую грудь в опасной близости. Словом, протезисток и парикмахерш я бы штрафовала за сексуальные провокации на рабочем месте.

— Лида! Лида! Ты меня слушаешь?

— Конечно, слушаю.

— Я тебе рассказывала, — подозрительно посмотрела на меня тетя Даша, — что в московских дэзах такой же бардак, как в питерских.

— Да, да. Виктору Петровичу положены льготы, а их не учитывают в квартплате.

Хотя я и не слушала тетю Дашу, эту информацию легко вытащила из внутреннего диктофона. Мы теперь устроены как электронная техника. Мысленно нажал кнопку перемотки, и в голове прозвучали последние слова собеседника. Зачем нам роботы? Мы сами скоро в них превратимся. Об этом тоже говорили с Максимом… Стоп, не отвлекаться! Тетя Даша взирает на меня с готовностью обидеться на невнимание. А это добрых сорок минут: сначала она будет говорить про то, что стара, глупа, но заслуживает…, потом я примусь оправдываться и разубеждать ее.

Сагу о льготах по квартплате, вырванных с боем у чиновников, я выслушала, изображая активное внимание. И сетования на неготовность квартиры Виктора Петровича к зиме (окна не заклеены) поддержала.

— Клейкая лента с поролоном стоит пятьдесят рублей метр! — возмущалась тетя Даша.

— Безобразие. Ленточки на подарки, если оптом на Черкизовском, и то дешевле.

— Что?

— Это я о своем, не отвлекайтесь.

Украдкой посмотрела на часы: еще пятнадцать минут, а потом сошлюсь на головную боль.

— Так вот, — продолжала тетя Даша, — я им, в магазине, показала кузькину мать. В прошлом году было по двадцать рублей метр, а теперь больше чем в два раза повысили. Наживаются на климате.

— Как при этом вел себя Виктор Петрович?

— Никак не вел. Стоял рядом и твердил: «Дашенька, не надо. Дашенька, пойдем». Но я не из робких. Потребовала завмага. Пришла пигалица, вроде тебя начальница… — тетя Даша осеклась и поправилась, — в том смысле, что по возрасту подходите. Мы, говорит, пенсионерам можем скидку сделать. Вы пенсионерка?

Тут тетя Даша выдержала эффектную паузу, посмотрела на меня с затаенной гордостью:

— Представляешь? Как будто можно сомневаться, что десять лет пенсионерка.

— Вы прекрасно выглядите.

— Продали нам по тридцать пять рублей метр, — подытожила тетя Даша. — Без меня с Виктора Петровича содрали бы лишние триста рублей.

— Немало, — покачала я головой, оценивая копеечную сумму.

— При его пенсии!

— Тетя Даша, вы влюблены в Виктора Петровича?

Мой естественный, хотя неделикатный вопрос вызвал горячий протест.

— При чем здесь любовь? Мы не юнцы, чтобы кругом видеть только секс. Нормальное участие одного человека в делах другого. Странно, если это вызывает у тебя удивление.

— Конечно, простите! Но женская психология…

— Ничем от мужской не отличается, — перебила тетя Даша. — Психология — наука, а не сортир, чтобы на «М» и «Ж» делиться.

— Интересная мысль.

— Учись, пока я жива Спасибо тебе, дорогая!

— За что?

— Слушала мою болтовню, а у меня и силы возникли.

«Еще силы?» — испугалась я.

Но тетя Даша меня успокоила:

— Силы, чтобы помыться. Завтра в котором часу встаешь?

— В семь.

— Разбужу.

Кроме увлечения скидками, льготами тетя Даша еще обожает поднимать людей утром с постели. Почему-то считает, что проспим самое главное. Тетя Даша легко заменяет будильник. Только ей не треснешь по башке, чтобы не зудела.

Вытаскивает из постели Гошку:

— Марш чистить зубы. Детский сад — это твоя работа, служба. Опаздывать нельзя. При Сталине за опоздание в тюрьму сажали.

— Лучше в тюрьму, — хныкает Гошка, — там еще поспать.

Затем тетя Даша тарабанит в нашу спальню:

— Максим! Лида! Целуетесь, наверное? На часы-то смотрите! Ускоряйтесь, у вас осталось семь минут. А если без дела дрыхнете, то немедленно вставайте!

— Как же я люблю свою тетушку! — потягивается Максим, когда «без дела дрыхнем».

— Мы не слышим эту цербершу, — бормочет мне на ухо, когда «при деле». — Спокойно, Лидочка, не волнуйся, не напрягайся. Тетушка не войдет, остатки разума у нее сохранились.

Пока тетя Даша занимала ванную, я размышляла: не предложить ли ей машину с водителем? Ведь тяжело мотаться по городу, в метро, троллейбусах, автобусах в их с Виктором Петровичем возрасте. Максим может организовать транспортировку стариков. А у меня появится реальный повод завести разговор о нуждах его же тетушки.

— Спасибо! — отмела мои услуги тетя Даша. — Я там, в ванной, свои панталоны стиранные на полотенцесушитель повесила, ничего? Мужиков в доме нет. А машину не надо. Мы на кладбище с утра поедем. Виктор Петрович осенью на могиле жены не побывал. Виноград на даче укутывал. Ребенок, честное слово! Какой виноград, когда могилка не убрана? Весной Максим давал машину с водителем… Как-то непроникновенно.

— Как-как? — не поняла я.

— Сухо, без чувств. Привез нас водитель на кладбище. За полчаса управились, с дорогой — за час. Будто по обязанности отбыли. Уж лучше по-старому: встречаемся в метро, едем до конечной, садимся на автобус до кладбища. Не понимаешь? Все это время мы об умершем человеке думаем, вспоминаем. Хотя мне вспоминать-то нечего, не знала ее. Но думаю, хорошая была женщина, коль Виктор Петрович на ней женился. Разве покойнице не будет приятно, когда посторонние о ней скорбят?

— Безусловно, приятно, ведь в могиле, наверное, тоска смертная — в точном значении слова.

— Не насмехайся! — осадила меня тетя Даша — Ты, Лида, не теряла родных. Дай Бог, чтобы как можно дольше не пришлось.

— Только заботилась о вашем комфорте. Автомобиль, а не метро. Удобства, а не толкотня.

— В тебе, — неопределенно покрутила пальцами в воздухе тетя Даша, — появилось что-то новое… изменилась… Лида, ты аборта не делала?

— Нет. Вам показалось.

— Может, и показалось. Хватит разговоров, заболтала ты меня. Иду спать. Утром, не волнуйся, как обещала, разбужу.

Да я и не волновалась, а кто кого заболтал — еще вопрос.

Глава 7

Подарки и «подарочки»

Утром следующего дня раздался телефонный звонок:

— Лида? Это Саша. Мне нужно срочно с вами поговорить.

«Какой Саша? — лихорадочно думала я, здороваясь. — Из мэрии? Из налоговой? Заместитель генерального компании «Миг»? Еще Саша, лысый и толстый, есть в соседнем офисе. Саша из банка, из фитнес-центра? У Макса есть друг детства Сашок».

— Срочно? — переспросила я, по-прежнему не узнавая голоса. — Что-то произошло?

— Лида, это Саша, который с Майей. Помните, она нас в кафе познакомила?

— Естественно, я вас узнала Что все-таки случилось?

— Не по телефону. Можете уделить мне полчаса?

Мысленно пробежав по грядущему плотному рабочему графику, я предложила:

— Три варианта. В одиннадцать — у меня в офисе. В три дня — кафе недалеко от моей работы. После восьми — где вам удобно.

— Подъеду к одиннадцати. Куда?

— Скажите, — продиктовав адрес, спросила я с тревогой, — с Майкой все в порядке? Жива-здорова?

— Вполне. До встречи, Лида.

«Начинается, — подумала я. — Рано спекся учитель истории. Владостасы два-три года выдерживали Майку. И почему они всегда выбирают меня в арбитры? Почему я обязана копаться в их грязном белье? Потому, — ответила сама себе, — что никому другому я бы Майкино исподнее не доверила».

Саша приехал минута в минуту. Он был одет в толстую стеганую куртку, а на голове — летняя бейсболка. Разделся и предстал в костюме с галстуком, на ногах — белые кроссовки. Со вкусом у него, как видно, — швах. Впрочем, преподавателям, ученым и просто гениям можно извинить отсутствие порядка в наряде. Но чего я прощать ему не намерена — так это критики Майки под видом собственных недостатков. Слышала уже песни на тему «Она, конечно ангел, а я несовершенен…». Коль несовершенен, то и нечего было голову морочить девушке. Теперь тебе хочется смыться красиво, чтобы Майка еще и виноватой оказалась. Самое обидное: она действительно всегда считала себя виновницей развода.