С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…» - Евлампий Поникаровский

«В районе восточнее и северо-восточнее озера Веленце, где занимали оборону 1-й механизированный и 5-й кавалерийский гвардейские корпуса, разгорелись бои. В этих боях особенно отличился 37-й гвардейский полк 11-й кавалерийской дивизии, нанесший врагу большой урон. Полком командовал майор М. Ф. Ниделевич. Героизм в части был поистине массовым, 220 солдат и офицеров полка были удостоены правительственных наград»[3].

Сначала был горнорудный городок Татабанья. Его мы заняли без особого труда. Гарнизон гитлеровцев был невелик. Не оказывая сильного сопротивления, он отошел в горы, что вплотную примыкали к городу с северо-запада.

В Татабанье гитлеровцы пытались устроить нам ловушку. Уходя, они всем владельцам торговых предприятий и увеселительных заведений под угрозой смерти приказали: с приходом русских открыть все магазины и магазинчики, рестораны, бары и пивнушки. Гитлеровское командование рассчитывало: казаки клюнут на приманку, начнут тащить, грабить, бражничать. А оно тем временем подтянет силы, и казачий полк будет прихлопнут, казаков они возьмут тепленькими. Мерили на свой аршин. Не вышло. Мы не поддались на провокацию. Ни один казак не позарился на чужое добро, хоть каждый видел: магазины и магазинчики открыты и без продавцов, рестораны, бары и пивнушки без обслуги. Приходи, бери, пей, гуляй. Мы только удивлялись попервоначалу, не понимая, что замышляет враг. Однако вскоре все разъяснилось. И мы не стали ждать, когда гитлеровцы прихлопнут нас в Татабанье, а вышли навстречу им. Встреча состоялась возле села Фельшегалла, которое мы проходили два дня тому назад. Здесь начались тяжелые и кровопролитные бои. И шли они целую неделю. Особенно тяжелым был день 5 января 1945 года. Накануне вечером гитлеровцы обошли высоты перед селом, занимаемые нашим полком, утром ударили по полковым тылам, по коням и коноводам подразделений. Тылам пришлось срочно сниматься и через линию нашей обороны перебираться в село.

В военной терминологии есть понятие: бой перевернутым фронтом. Вот и нам пришлось «перевернуться»: сделать поворот на 180 градусов. Наш тыл стал фронтом. Скалистый грунт на высотах не позволил зарыться в землю. Люди гибли не только от осколков снарядов и мин, но и от камней. Гитлеровцы лезли на нашу оборону как очумелые, не считаясь с потерями.

Редели и казачьи силы. В первом эскадроне погиб весь первый взвод вместе со своим командиром лейтенантом Власовым. Второй эскадрон, когда на его позиции ворвались гитлеровцы, запросил артиллерийско-минометный огонь на себя. Дрогнул четвертый эскадрон и стал отходить к селу. Батарея 76-мм пушек оказалась впереди боевых порядков, без прикрытия. Она била картечью, расстреливая гитлеровцев в упор. Но таяли силы батарейцев. Выведена из строя одна пушка вместе с расчетом. Батарею достает пулеметный и автоматный огонь противника. Из строя выходит расчет второго орудия. И тогда к нему становится сам командир батареи старший лейтенант Чехов. Он работает за весь расчет — подносит снаряды, наводит орудие и стреляет. В самые критические минуты боя, когда казалось, что противника не сдержать, приходит помощь. Дивизион «катюш». Он ударил по гребню высоты, где гитлеровцев скопилось, что саранчи. Немногим фрицам удалось спастись бегством. Большинство их полегло здесь, на высотах. Наша оборона была восстановлена. Ни назавтра, ни в последующие дни немцы не предприняли ни одной атаки. Крепко побитый зверь зализывал раны.

По автостраде Комарно — Будапешт, проходящей через село Фельшегалла, немцы не прошли.

Запасы боеприпасов в батарее всегда были у меня под особым вниманием. На одном из привалов нашего бесконечного и всегда с боями пути я вызвал к себе старшину батареи Михаила Чернышева и попросил доложить о наличии у нас мин. В докладе старшины улавливаю, что взвод боепитания имеет запасов в бричках не два боекомплекта, а только полтора. Почему? Старшина замялся. Сослался на ездовых, что те, мол, не хотят брать, мол, лошади истощились и больше им не под силу. Наша скорость передвижения, почти все время на рысях, требует облегчения и на повозках.

— И ты им поверил? Лошади у нас, старшина, исправные и могут на любых скоростях везти не два, а три боекомплекта мин. Только бы колеса и оси повозок выдержали, разве не так?

— Так-то оно так…

— А что не так? Давай-ка, старшина, начистоту. Сам знаешь, что от наличия у нас в запасе боеприпасов зависит наша жизнь и боеспособность.

— Знаю, товарищ гвардии капитан. Да вот поделать ничего не могу. Буржуйчики драпают и барахло свое бросают. Вот некоторые из наших и подбирают это барахло. Видимо, поняли, что война идет к концу, и кое-кто начинает думать о доме, чтобы явиться домой из заграничного похода не с пустыми руками, а с подарками.

— И много таких… барахольщиков?

— С полдесятка, я думаю, наберется, если не больше.

— А как на это смотрит командир взвода боепитания, наш уважаемый Ефим Кожушко? Или и сам прибарахляется?

— За самим не замечал. После Мамченко он еще не взял взвод в руки и на многое закрывает глаза.

— Вот что, старшина. Сегодня, да вот прямо сейчас, давай устроим проверку использования и техническую готовность повозок в батарее, а?

— Очень хорошо и вовремя такая проверка, товарищ гвардии капитан.

— Так дай команду быстро подготовить к осмотру повозки.

Начали проверку повозок у огневых взводов и как будто ничего лишнего не обнаружили, кроме беспорядка в укладке и что боеприпасов маловато. Тут же приказал немедленно эти недостатки устранить. Еще раз подтвердил свой приказ о том, что боеприпасов иметь неснижающиеся запасы не менее чем два боекомплекта.

При проверке же повозок взвода боепитания увидели, что почти в каждой повозке под ящиками боеприпасов лежат далеко не армейские и не нужные для боя вещи — дамские туфли, куски тканей, костюмы, пальто и даже ковры. А в повозке казака Ляшенко нашли мешок с советскими деньгами, да только они были немецкого производства — фальшивые. Ляшенко подобрал их под Корсунем. Там мы ими мостили дороги, подкладывали их под колеса пушек и повозок, застрявших в грязи. И надо же, целых десять месяцев таскал Ляшенко этот мешок макулатуры.

Все найденные в повозках вещи не военного характера выгрузили и сложили на полянке. Рядом с этими кучками барахла поставили теперешних их хозяев. И здесь же, перед этой «выставкой» построили всю батарею. Обращаясь к батарее, я прежде всего оцениваю эту картину и называю ее и действия стоящих около вещей людей своим именем — мародерством. Сообщаю, что за такие действия в военное время людям полагается суровая кара. А что же мне, дорогие мои товарищи, сделать с ними за этот позор, который они наложили на всех нас? Доложить об этом командиру полка? Тогда они, все шесть человек, предстанут перед судом военного трибунала. Хотя знаю, что они это делали не сознательно, прошли с нами тысячи огненных верст и все имеют боевые заслуги. Но трибунал ничего этого не примет во внимание. Откровенно говоря, мне жалко их. Но и оправдывать такое поведение я не имею права.