Кровь хрустального цветка - Сара А. Паркер

– Почему ты не помогаешь?! – шиплю я, убирая волосы Мишки от лица.

Она всхлипывает, почти скулит и слабо зовет маму.

Снова.

Мое сердце сжимается от боли.

Я баюкаю голову Мишки на коленях, поглаживая ее лоб, как делала Кухарка, когда я болела.

– Все хорошо. С тобой все будет хорошо…

Вспышка молнии освещает всех нас яростным серебристым светом. На землю падают первые капли ледяного дождя. Я наклоняюсь вперед, пытаясь закрыть Мишку.

Ее зрачок вздрагивает и сужается. Лицо искажается, словно она только что осознала что-то ужасное.

– Помоги м-мне…

Я хватаю ее дрожащую руку, стискиваю, глядя в широко раскрытые дикие глаза.

– Я помогу. Теперь ты в безопасности, обещаю.

Рордин наклоняется так близко, что его холодные губы задевают мое ухо.

– Ее ранил врук.

Слова звучат смертельным приговором, но я не желаю в них верить.

– Он задел что-нибудь важное?

– Нет.

Сзади раздается короткий булькающий визг, и я, ахнув, перевожу взгляд сперва на лошадь, истекающую кровью из перерезанного горла, потом на Бейза, который сидит рядом на корточках с окровавленным кинжалом в руке.

Животное больше не дышит, не двигается.

Не издает звуков.

Я моргаю и чувствую, как по щекам пролегают теплые мокрые дорожки.

– Сама рана не смертельна, – продолжает Рордин, и его шепот звучит похоронным колоколом. – Но Мишка сгниет заживо. Медленно, неотвратимо, она лишится рассудка и будет биться в бешенстве, пока не захлебнется своими же разложившимися легкими.

Я вздрагиваю всем телом, глядя на женщину, во взгляде которой гаснет блеск сознания.

– Но она… она же…

Рордин смещается, и в очередной вспышке молнии я вижу в его твердой руке блеск кинжала.

Наши взгляды встречаются.

– Отвернись, – приказывает он, и в его глазах горит беззастенчивая жестокость.

Она вгрызается мне в грудь, мешает нормально вздохнуть.

Я помню, как Мишка стояла перед Рордином на Трибунале. Как держала руки скрещенными у живота, словно щит.

Слезы свободно текут по моим щекам.

Отвернись, сказал он.

Но я отворачивалась всю свою жизнь.

– Нет.

– Отвернись!

В его словах гремит сталь приказа, но я упрямо задираю подбородок и сжимаю холодную, дрожащую руку Мишки. Глядя на нее, я отдаю ей все свои чувства, оставляю лишь жалкие ошметки для человека с клинком.

Ее глаза мечутся, дыхание прерывается.

– Расскажи мне о нем, – шепчу я, хватая вторую руку Мишки и укладывая обе ей на живот, стараясь не смотреть на теплую, гнилостную жидкость, что сочится сквозь куртку Рордина. – Расскажи мне о том, кто подарил тебе куплу.

Взгляд Рордина жжет меня, словно клеймо.

Я понимаю, что сейчас случится, но отказываюсь отворачиваться. Прятаться за чертой, которая существует лишь в моем воображении. Рордин хотел, чтобы я тренировалась. Научилась владеть мечом, уклоняться от смертельного удара. Но он не может защитить меня от всего.

Он не может защитить меня от этого.

– В-вейл, – хрипит Мишка, и щеки ее чуть дрожат от намека на улыбку. – У него глаза как м-море. Я поняла, что принадлежу ему, едва в них взглянула.

У меня дрожит нижняя губа, я прикусываю ее.

– Так красиво.

Мишка слабо кивает.

– Мне с-снилось, что у нашего ребенка его глаза, – она шепчет едва слышно, и каждое слово ножом проходится по моей груди.

Знает ли она? Насколько осознает, что она потеряла?

– Девочка… – взгляд Мишки смещается, она словно смотрит куда-то очень далеко, в груди хрипит при очередном вдохе. – Но посмотрим.

Внутри меня все рвется на части, я пропитываюсь отравой ее неприкрытой боли.

Надеюсь, Мишка видит свой сон. Надеюсь, что она в блаженном неведении того, насколько изуродован ее живот. Что она чувствует объятия матери, а не какой-то незнакомки.

Мишка вскидывается в приступе кашля, и в воздухе сильнее разливается гнилостный запах.

Я прижимаю ее крепче.

– Посмотрим, – лгу я и растягиваю губы в улыбке такой пустой, что становится больно. – Ты скоро увидишь свою малышку.

Губы Мишки приоткрываются, но тут ее тело содрогается и…

По моим ногам течет что-то теплое. Мишка снова распахивает глаза, а потом ее веки опускаются. И я слышу шелест извлекаемого клинка.

Сердце пропускает удар.

Я не хочу смотреть, но глаза сами находят струйку крови из чистого пореза под левой грудью Мишки…

– Ты… – Я с трудом отворачиваюсь от раны, но боль останется со мной навсегда. – Ты просто…

Рордин вытирает кинжал о траву.

– Прекратил ее страдания, – выплевывает он, словно слова сидели на его языке острыми шипами.

Мы смотрим друг на друга, и, хотя Рордин молчит, его ледяные, отстраненные глаза все говорят за него.

Мишка не первая…

Вероятно, не последняя.

У меня перехватывает горло, каждый вздох – тяжелый шаг туда, куда я совсем не хочу идти.

Вот от чего я пряталась. То, с чем Рордин сталкивается всякий раз, когда покидает пределы замка.

Неудивительно, что он сидит на троне с такими мертвыми глазами.

Новая вспышка молнии разрывает пронзительную тишину, и небо сбрасывает свою ношу, воздвигая между мной и Рордином завесу из воды.

Ни он не моргает, ни я.

Рордин наблюдает, его взгляд так же тяжел, как камень у меня на сердце. Но в нем есть что-то еще, словно он ловит каждый резкий вдох, видит сквозь фальшивую кожу, которую заставил меня носить.

Ищет трещины, но их нет. Есть лишь кровь на моих руках и отточенная решимость.

Я должна уйти.

– Каван, ты знаешь, где мертвецкая? – ровным голосом спрашивает Рордин.

Мой страж шагает вперед.

– Да, верховный владыка. Нас тщательно провели по вашему замку… и не раз.

Камень в мой огород.

– Возьмите тело Мишки и прикажите завернуть его в саван. Заберите куплу. Поскольку ее нареченный из столицы Бахари, вернуть ему браслет теперь ваша ответственность.

Я каменею.

Ее нареченный…

– Вант, отправь спрайта, чтобы предупредить человека заранее.

Второй страж долго молчит.

– А что насчет Орл…

Что бы Вант ни хотел спросить, он осекается, стоит Рордину глянуть на него через плечо.

Вант почтительно склоняет голову.

– Как прикажете, верховный владыка.

Я отворачиваюсь, когда тело Мишки поднимают и на траве остается лишь кровавый, пахнущий гнилью след. Я чувствую запах, но не могу заставить себя снова посмотреть.

Кайнон прав. Я пустила здесь корни, спряталась от больного мира, такого же израненного, как я сама. Пусть Рордин надел на меня маску, но именно я закрыла глаза на бойню.

Каждая секунда в этих стенах – это еще одна смерть. Еще одна потерянная мечта, которой не суждено сбыться…

Я должна уплыть. Прямо сейчас.

– Бейз, – цедит Рордин, с прищуром глядя на меня. – Проследи, чтоб они не заблудились.

– Как пожелаешь.