Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6) - Октавиан Стампас

С затаенным дыханием приближался я к порогу благословенной Флоренции.

- Смотри-ка, Джанни, с какими важными синьорами ты водишь знакомство! крикнули моему провожатому городские стражи, почему-то не взявшие с меня ни одного флорина, динара, марки или юсуфи.

И вот я оказался посреди узкой улочки, между высокими, сумрачными и неприветливыми в этот поздний час стенами, под низко нависавшими над головой арками и торговыми гербами. Здесь было гораздо темней, чем на открытом месте, и шаги гулко звенели в этих прямых ущельях, словно бы пробитых крепкими кирками сквозь гранитные скалы.

И, однако же, те сумрачные ущелья вдруг показались мне самыми приятными на свете местами. Редкие огоньки в оконных щелях и отверстиях виделись мне теперь поистине ангельскими звездочками. Столь же редки были попадавшиеся навстречу прохожие, с которыми было нелегко разойтись в проулках и приходилось протискиваться грудь в грудь, предварительно выдохнув из себя весь уличный эфир.

Зато мое сердце замирало от восхищения, когда мы оказывались посреди площадей. А перед восьмым чудом света, собором Санта Мария дель Фиоре, я попросил моего проводника задержаться и украдкой смахнул слезу. Теперь я мог поклясться, что родился на свет где-то поблизости, осененный тенью этих священных стен.

Наконец мы углубились в какую-то улицу с не известным мне названием и беспрепятственно вошли в двери одного из домов. Мальчишка повел меня вверх по лестнице, слабо озаренной светом масляного огонька, что трепетал в изящной лодочке, прикрепленной к стене.

Наверху стояла в ожидании дама, которую я поначалу толком не разглядел.

- А вот и ваш Андреуччо, госпожа, - радостно проговорил мальчишка и внезапно исчез, то ли в какой-то щели, то ли за незаметной дверцей.

Мне ничего не оставалось, как только подниматься дальше, и, когда я достиг предпоследней ступеньки, я вдруг узнал в ожидавшей меня таинственной даме ту самую юную и пригожую особу, которую приметил днем на рыночной площади.

"Терпи, смотри", - повелел я самому себе и - как раз вовремя: сверкая не только прелестными глазками, но и слезами, покатившимися по ее щекам, юная особа протянула ко мне руки, а затем, сделав шаг навстречу, нежно обняла меня и поцеловала в лоб.

- Добро пожаловать, мой Андреуччо! - прошептала она прерывавшимся от волнения голосом.

Все же я был немного озадачен такими нежными ласками и только сумел вымолвить:

- И я очень рад видеть вас, сударыня.

Крепко взяв мою руку, она повела меня по каким-то сумрачным комнатам, потом, ни говоря ни слова, затащила в спальню, благоухавшую померанцами и жасмином, и наконец усадила на изящную скамеечку.

Так же сохраняя молчание, я неторопливо огляделся по сторонам и увидел пышное ложе под пологом, а в стороне от него - множество платьев, развешанных на различных крестовинах.

Юная особа обхватила мои пальцы своими маленькими ручками, удивительно теплыми и мягкими, и поведала такую историю.

РАССКАЗ ФЬЯММЕТТЫ

Дорогой Андреуччо, ты, конечно же удивлен таким неожиданным приглашением, так же - как и моими нежными ласками и слезами. Возможно, ты даже успел подумать обо мне что-нибудь плохое, но я понимаю, что в такой вечер твои мысли и намерения никак нельзя считать оскорбительными для молодой женщины, которая ведет себя столь странным образом.

Теперь, Андреуччо, ты удивишься еще сильнее, когда узнаешь, что рядом с тобой сидит твоя сестра по имени Фьямметта.

Если ты ничего не знаешь, то я тебе сейчас все расскажу. После того, как тебя вместе с твоей благочестивой матушкой похитили с острова Кипр те ужасные пираты, твой отец долго скитался, не в силах убежать и скрыться от своего собственного горя. Потом он вступил в Орден Соломонова Храма и с какими-то целями был послан из Франции в Тоскану, куда через много лет волею Провидения попал и ты, мой дорогой брат.

На одном из зеленых холмов Тосканы стоял тогда красивый замок, принадлежавший моим предкам. Увы, он давно уж срыт до самого основания презренными горожанами, а весь наш род испытал насильное переселение в эти грязные трущобы, где народ копошится, подобно червям или муравьям.

При этих словах из глаз Фьямметты выкатилось еще несколько крупных слез, на этот раз горестных, а не счастливых. Промокнув их маленьким кружевным платочком, она продолжила свой рассказ.

Представь себе, Андреуччо, что древний и славный род был приписан к цеху аптекарей! Но теперь беде не поможешь, и приходится довольствоваться тем, что есть.

Но в ту благословенную пору, о которой я веду речь, замок моих предков величественно возвышался над долинами и селениями, и жили в нем мой дед, моя бабка и моя мать. В то лето, когда твой отец, ставший доблестным тамплиером, проезжал по дороге мимо замка, ей исполнилось семнадцать лет, и ее родители, мои дед с бабкой, уже раздумывали, какой бы знатный юноша сгодился бы ей в женихи, а им в зятья.

Непогода застала рыцаря-тамплиера в дороге, он повернул к гостеприимному замку и за вечерней трапезой столкнулся лицом к лицу с моей матушкой, первейшей красавицей Тосканы. И вот, мой милый Андреуччо, в их сердцах разгорелось пламя такой сильной любви, что никакие рыцарские обеты и никакие опасения уже не могли ту любовь погасить.

Добавлю к этому, дорогой брат, что незадолго до своего отправления в Тоскану, твой отец получил прискорбное известие о том, что пиратский корабль, на который вы попали против своей воли, был потоплен ужасной бурей где-то у берегов Рума.

Разумеется, твой отец поначалу старался бороться с захватившей его в плен страстью теми способами, которые ему, как рыцарю, были доступны. Моя матушка стала для твоего отца Прекрасной Дамой, и в ее честь он совершил множество славных подвигов. На многих турнирах видели боевую пику твоего отца, украшенную у самого острия лазоревой вуалью, подаренной моей матушкой. И, осененный этим знаменем, твой отец ни разу не потерпел поражения.

Однако земная любовь постепенно пересилила любовь духовную, и тогда рыцарские обеты, данные твоим отцом, стали непреодолимым препятствием для соединения двух сердец. Даже если бы твоему отцу удалось выйти из Ордена, не потеряв своего достоинства, то и в этом случае мой дед не выдал бы свою дочь за чужестранца, не имевшего за душой сколь-нибудь приличного имущества да к тому же отказавшегося ради женитьбы от монашеского служения Христу.

Что было делать моим родителям, если жертва, на которую толкали их люди и обстоятельства, оказалась для них непосильна? Тогда наш с тобой отец замыслил побег на Кипр, где у него еще оставался небольшой дом и добрые отношения с королем Гуго Кипрским, на чью помощь наш отец и положился.