Том 18. Избранные письма 1842-1881 - Лев Толстой

Ваш Л. Толстой.

Пожалуйста, не говорите никому, что я пишу.

Мы едем в Самару, вероятно, в конце мая*.

Мои все здоровы и вам кланяются.

После 20 адрес мой — в Самару. Пожалуйста, не забывайте. В самарской степи еще дороже мне и радостнее будет ваше письмо.

254. А. А. Фету

1873 г. Мая 11. Ясная Поляна.

11 мая.

Стихотворение ваше крошечное прекрасно*. Это новое, никогда не уловленное прежде чувство боли от красоты, выражено прелестно. У вас весной поднимаются поэтические дрожжи, а у меня восприимчивость к поэзии. Одно — не из двух ли разных периодов весны 1) соловей у розы и 2) плачет старый камень, в пруд роняя слезы. Это первая весна — апрель, а то — май конец*. Впрочем, это, может быть, придирка.

Я был в Москве, купил 43 № покупок на 450 р., и уж не ехать после этого в Самару нельзя. Как жаль, что Дора* занята! Как уживается в новом гнезде ваша пташка?* Не забывайте нас. До 20 мы не уедем, а после 20-го адрес — Самара.

Ваш Л. Толстой.

255. H. H. Страхову

1873 г. Мая 31. Ясная Поляна.

Очень, очень вам благодарен за предложение просмотреть «Войну и мир». Вы не поверите, как это для меня дорого. Я начал просматривать и сделал главное, то есть выкинул некоторые рассуждения совсем, а некоторые, как например, о Бородинском сражении, о пожаре Москвы, рассуждение эпилога и др. вынес отдельно и хочу напечатать в виде отдельных статей.

Другое, что я сделал, переводил все французское по-русски; но еще не кончил 4, 5 и 6 томы, и кое-где выкидывал плохое.

Я бы сейчас послал вам мой исправленный экземпляр тех частей, которые кончены: но уж эти книги уехали в Самару с половиной наших вещей. В Самаре я очень скоро поправлю остальное и пришлю вам, пользуясь вашим бесценным для меня предложением.

Проездом в Москву я узнаю, к какому времени в типографии приступят к печатанию «Войны и мира», и тогда вам напишу*, Во всяком случае, по условию они должны кончить в сентябре (верно, опоздают)*, и потому времени не очень много.

С этой же почтой посылаю Пете Берсу разные наставления об «Азбуке»*. «Азбука» это для меня загадка непостижимая: кого ни встречу, особенно, у кого дети, — искренние похвалы и жалобы на то, что читать нечего, а «Азбуку» никто не покупает; стало быть, она никому не нужна. Теперь придумал ее разослать по земствам и расшить на 12 маленьких книжечек*. Как вы видите из моего письма, я нахожусь в самом холодном, практическом настроении духа, что со мной всегда бывает летом; озабочен продажей книг, печатанием, урожаем и т. п. Но первое время весны как бы я дорого дал, чтобы видеться с вами. Так то, что занимало меня, было близко с вашими интересами. Роман мой* тоже лежит, и уж теряю надежду кончить его к осени. Кроме того, у меня было два горя, которые вывели меня из моей зимней и весенней отвлеченной рабочей колеи. Одно горе была смерть старшей дочери Татьяны Андреевны Кузминской*. Эта смерть отозвалась в нас почти как смерть своего, и другое ужасное событие это то, что с неделю тому назад бык (другой, не тот, что прошлого года) забодал насмерть пастуха. Человек этот, несмотря на все мои старания, уход, через три дня умер. Эта непонятная случайность ужасно поразила меня. Я 45 [лет] живу и никогда не слыхал случаев смерти от быков, и надо же, чтоб в одном году два человека были убиты. Не могу отделаться от чувства виновности и грусти. Теперь только, нынче, ожил, занявшись укладкой, отправкой, приказаниями и т. п. Одно, на что годна практическая деятельность, это — забыть жизнь, если она повернулась мрачной стороной. Мы едем послезавтра. От всей души обнимаю вас. Жена вам кланяется.

Ах, пожалуйста, дайте совет: что из «Азбуки» стоит и следует поместить в полные сочинения? Пожалуйста, скажите свое мнение*.

31 мая. Пишите в Самару.

256. Издателям «Московских ведомостей»

1873 г. Июня 1. Ясная Поляна.

Прошу вас дать место в уважаемой вашей газете моему заявлению, относящемуся до изданных мною четырех книг под заглавием «Азбука».

Я прочел и слышал с разных сторон упреки моей «Азбуке» за то, что я, будто бы не зная или не хотя знать вводимого нынче повсеместно звукового способа, предлагаю в своей книге старый и трудный способ азов и складов. В этом упреке есть очевидное недоразумение. Звуковой способ мне не только хорошо известен, но едва ли не я первый привез его и испытал в России 12 лет тому назад, после своей поездки по Европе с целью педагогического изучения*. Испытывая тогда и несколько раз потом обучение грамоте по звуковому методу, я всякий раз приходил к одному выводу — что этот метод, кроме того, что противен духу русского языка и привычкам народа, кроме того, что требует особо составленных для него книг, и кроме огромной трудности его применения и многих других неудобств, о которых говорить здесь не место, не удобен для русских школ, что обучение по нем трудно и продолжительно и что метод этот легко может быть заменен другим*. Этот-то другой метод, состоящий в том, чтобы называть все согласные с гласной буквой е и складывать на слух, без книги, и был мною придуман еще 12 лет тому назад, употребляем мною лично во всех моих школах и, по собственному их выбору, всеми учителями школ, находившимися под моим руководством, и всегда с одинаковым успехом.

Этот-то прием я и предлагаю в своей «Азбуке». Он имеет только внешнее сходство со способом азов и складов, в чем легко убедится всякий, кто даст себе труд прочесть руководство для учителя в моей «Азбуке». Способ этот отличается от всех других известных мне приемов обучения грамоте особенно тем, что по нем ученики выучиваются грамоте гораздо скорее, чем по всякому другому: способный ученик выучивается в 3, 4 урока, хотя медленно, но правильно читать, а неспособный — не более как в 10 уроков. Поэтому всех тех, кто утверждает, что звуковой способ есть самый лучший, быстрый и разумный, я прошу сделать только то, что я делал неоднократно, что я также предложил Московскому комитету грамотности сделать публично, то есть сделать опыт обучения нескольких учеников по тому и другому способу*.

Дело обучения грамоте есть дело почти практическое, и показать лучший и удобнейший прием обучения грамоте может только опыт, а не рассуждения, а потому всех тех, кого должно интересовать и интересует дело грамотности, прошу до произнесения решения сделать опыт.

Самый процесс обучения грамоте есть одно из ничтожнейших дел во всей области народного образования, как я это уже высказывал и в издаваемом мной журнале 12 лет тому назад, и в наставлении для учителя в изданной недавно «Азбуке», но и в этом ничтожном относительно деле для чего идти хитрым и трудным путем звукового способа, когда того же самого можно достигнуть проще и скорее?

Прошу принять уверение и пр.*.

Гр. Лев Толстой.

С. Ясная Поляна.

1-го июня 1873 года.

257. H. H. Страхову

1873 г. Июня 22. Хутор на Тананыке.

Посылаю вам, дорогой и многоуважаемый Николай Николаевич, не знаю, исправленный ли, но наверное испачканный и изорванный экземпляр «Войны и мира» и умоляю вас просмотреть его и помочь мне словом и делом, то есть просмотреть мои поправки и сказать ваше мнение — хорошо ли, дурно ли (если вы найдете, что дурно, даю вам право уничтожить поправку и поправить то, что вам известно и заметно за дурное). Уничтожение французского иногда мне было жалко, но в общем, мне кажется, лучше без французского. Рассуждения военные, исторические и философские, мне кажется, вынесенные из романа, облегчили его и не лишены интереса отдельно. Впрочем, если вы какие из них найдете излишними, выкиньте. Насчет того, что я соединил 6 частей в 4, я в нерешительности и прошу вас решить, как лучше: с старым разделением или по-новому*. Боюсь, что каллиграфическая сторона плоха и невозможна для типографии — я не мог с мухами самарскими и жарою сделать лучше. Если вы найдете, что нужно переписать, то наймите писца «Возьмите у Пети Берс денег. Если вам понадобится чистый экземпляр, то я на всякий случай велю Соловьеву прислать экземпляр. Оригинал нужен в типографию в половине и не позже конца июля. Если вы захотите и успеете сделать поправки и просмотреть, то сделайте и пошлите в Москву, в типографию Каткова на имя Михаила Николаевича Лаврова, если же нет, то просто отошлите к нему. Чувствую всю бессовестность моей просьбы к вам, но и надеюсь на вашу приязнь ко мне и пристрастие к «Войне и мир», которая мне очень редко нравилась, когда я перечитывал ее, а большей частью возбуждала досаду и стыд. Надеюсь, что из Самары мне привезут письмо от вас и я узнаю ответ на мой вопрос, что из «Азбуки» вы присоветуете мне поместить в полные сочинения*. Если вы не писали, напишите, пожалуйста.